Умершее воспоминание

За десертом у нас завязался общий разговор, в нём не участвовали лишь Кендалл и Мэрилин. Он, улыбаясь, как ненормальный, кормил свою возлюбленную мороженым из ложечки, а потом целовал в губы, еле слышно говоря: «Я тоже хочу». Когда Мэрилин положила одну ножку на колени Шмидта, я уже готов был сказать им что-нибудь, потому что смотреть на их лобзания было, мягко говоря, неприятно. Но тут Кендалл, перестав улыбаться, скинул ножку своей спутницы с колен и, отодвинувшись от неё, отрешённо уставился в креманку с мороженым.

Все, не прерывая разговора, обменялись вопросительными взглядами, но никто на них не ответил. Шмидт замолчал и ни на кого не смотрел, а мы, чтобы лишний раз его не раздражать, старались просто его не трогать.

— Предлагаю придавить это дело чаем, — сказал Мик, отодвинув от себя пустую креманку. — Надо немного горло согреть.

Когда был подан и чай, Кендалл в третий раз сходил покурить, после чего немного отошёл; он снова начал улыбаться и разговаривать. Я старался хоть как-то истолковать его поведение, но, не найдя исчерпывающих объяснений, свалил всё на виски. Однако это мнимое хорошее настроение друга вскоре перестало мне нравиться: Шмидт пил чай и заинтересованно, безотрывно смотрел на Эвелин.

Кажется, она тоже заметила его взгляд, но постаралась сделать вид, что так всё и должно быть. Эвелин была увлечена разговором с Алексой, а если иногда и бросала взгляд в сторону Кендалла, то только затем, чтобы проверить: смотрит он или нет. А он смотрел. Всё время. Даже когда мы выпили по второй чашке чая, даже когда Изабелла, зевнув, сказала, что глаза уже хотят спать, он продолжал, продолжал смотреть на Эвелин, будто хотел прожечь её своим взглядом.

Если моя спутница была полна терпения и снисходительности, то чаша моего терпения уже давно переполнилась. Я, рассерженно ударив ладонью по столу, спросил:

— Кендалл, тебе больше некуда смотреть?

Все разговоры, до этого наполнявшие собой веранду, в одно мгновение смолкли. Шмидт, в усмешке приподняв одну бровь, взглянул на меня.

— А тебе больше нечего делать, кроме как следить за тем, куда я смотрю? — невозмутимым тоном задал вопрос он.

— Ребя-ята-а, — протянул Мик отрезвляющим тоном, желая вернуть меня и Кендалла к реальности, — вы, может, не замечаете, но на вас все смотрят.

— Чего ты пытаешься добиться этим? — спросил я, услышав менеджера, но не приняв его слова во внимание. — Хочешь, чтобы я из себя вышел? Чего ты хочешь?!

— Желаешь, чтобы я при всех это озвучил? — с желчью в голосе и с лукавой улыбкой на лице спросил немец.

Я уже готов был вскипеть и выскочить из-за стола, но нежный и одновременно испуганный взгляд Эвелин мгновенно остудил мой пыл. «Реагируй спокойнее, — твердил я себе, — не собираешься же ты при всех выяснять отношения с Кендаллом?.. Да и подумай об Эвелин! Что она потом скажет?»

Поняв, что я уже ничего не отвечу, друг победно ухмыльнулся и сделал глоток чая.

— Кажется, кому-то пора в кроватку? — ласково пропела Мэрилин, немного разрядив накалившуюся обстановку, и положила обе руки на плечи Кендалла. — Может, поедем домой, Шмидти?

— Уезжать первыми неприлично, — ответил её спутник, быстро ей улыбнувшись.

— А вести себя как последний нахал — это, конечно, верх приличия, — проговорил я, опустив сердитый взгляд.

— Кого ты нахалом назвал? — с вызовом задал вопрос Кендалл и, пьяно пошатываясь, поднялся из-за стола.

— А ну перестаньте! — грозным басом произнёс Мик и так ударил кулаком по столу, что все чашки слегка подпрыгнули и зазвенели. — Два петуха! Один задирается, а другой и в драку рад броситься! Сядь на место, Шмидт, и замолкни. И тебя, Хендерсон, попрошу рта не раскрывать, особенно если захочешь поговорить с Кендаллом.

Когда Мик сказал о петухах, Изабелла тихонько прыснула. А после того, как наш менеджер замолчал, мы с немцем обменялись виноватыми взглядами нашкодивших мальчишек и примолкли. До конца ужина общий разговор сохранял непринуждённость.

— Знаешь, Логан, мне так понравилась Изабелла, — делилась со мной мыслями Эвелин, когда я вёз её после ужина домой, — они с Джеймсом очень мило смотрятся вместе.

— Да, — невесело согласился я. — Что же тебе в ней так понравилось?

— Не знаю. Она просто хороший человек.

Я бросил на свою спутницу быстрый взгляд.

— Ты же ещё не знаешь, какая она, — сказал я, — не стоит делать преждевременных выводов.

— Их не стоит делать, когда говоришь о человеке плохо.

— Тебе… — неуверенно начал я через несколько минут, — тебе вовсе необязательно пользоваться моим методом фальшивых чувств. Если тебе в человеке что-то не нравится, не обязательно притворно улыбаться, только чтобы сделать ему приятно…

— Что ты хочешь сказать, Логан? У тебя какое-то предвзятое отношение к Изабелле…

— Просто я знаю её дольше тебя.

— И тебе о ней известно то, чего не знаю я?

Я не хотел говорить со своим небесно чистым ангелом об Изабелле, мне было противно даже думать о том, что избранница Джеймса сумела чем-то понравиться Эвелин.

— Я просто предостерегаю тебя на будущее, — увернулся от ответа я и улыбнулся ей.

Всю следующую неделю я был загружен работой в студии, съёмками, участием в разного рода проектах и посещением врачей, так что мы с Эвелин почти не виделись. Зато в пятницу я освободился пораньше, и мы с моей избранницей, сев в самолёт в четвёртом часу дня, полетели в Техас. В субботу у мамы был день рождения, и она решила собрать за обедом всю нашу большую семью; в список гостей безоговорочно включалась и Эвелин. Итак, вечером пятницы мы уже были в Далласе, в доме моих родителей.

Они приняли Эвелин ещё более радушно, чем в прошлый раз, после Рождества; это произошло, в частности, потому, что теперь она появилась в этом доме уже при другом, более значительном статусе. Даже Пресли начала относиться к ней с большим вниманием и каким-то немым обожанием — так моя сестра относилась к каждой из тех девушек, которых я привозил в Даллас. За ужином у меня в голове мелькнула мысль о том, что я так и не познакомил Дианну со своей семьёй… Что ж, может, так оно и лучше.

Сегодня кроме нас в доме было ещё несколько гостей: это родственники, которые начали съезжаться с разных концов страны. Среди них был и друг моего детства по имени Гарри, приехавший из Джорджии; мы не виделись с ним, наверное, больше года. Теперь, признаться, я редко вспоминал о нём, хотя в детстве мы были лучшими друзьями… Это было обидно. А что, если через несколько лет я точно так же не буду вспоминать о Джеймсе, Карлосе, Кендалле, Мике, которых сегодня считаю своими лучшими друзьями?

После ужина мы все вместе (нас было девять человек) перебрались в гостиную и съели печенья с предсказаниями, которые каждый год пекла миссис Холланд, мама Гарри.

— Что у тебя? — с усмешкой спросил меня Гарри, слегка толкнув меня локтем в бок.

Я развернул бумажку, спрятанную в печенье, и вслух прочитал:

— Время осушит слёзы и излечит все раны. У тебя что?

— Никто не побеждён до тех пор, пока не признает себя побеждённым. Чушь всё это, — сморщил нос Гарри. — Мама находит эти предсказания в Интернете, запихивает бумажки в печенье, а потом угощает своих родственников, полагая, что всё это непременно сбудется.