Умершее воспоминание

— А ты сомневался в любви с первого взгляда, когда встретил Чарис?

Я растерялся, но почти сразу же заговорил:

— Нас познакомили друзья, и она не орала и не била меня при первой встрече. Это другое. Спорим, завтра ты о ней и не вспомнишь?

— Хочешь поспорить? — с вызовом спросил Маслоу. — На бутылку?

— Это было не всерьёз. Давай, друг, убирай бренди, сейчас вернётся Мик.

— А где Кендалл? — спросил Карлос, наблюдая, как Джеймс с большим нежеланием ставит бутылку с «лекарством» на место.

— В туалете, он в обнимку с унитазом всю ночь провёл.

— Отравился?

— Если бы, — усмехнулся я. — Напился, как Джеймс в свой последний день рождения.

— Не напоминай, — с отвращением попросил Маслоу, присаживаясь рядом со мной на диван. — А у Шмидта какой повод был?

— Ссора с Кайли, — ответил я, решив не морочить друзьям голову по поводу его обмана. — Как мне кажется, ничего серьёзного.

— Кто не готов, — начал Мик, появившись в студии в компании продюсера, — пусть выйдет вон отсюда. Мы пишем новый альбом, парни, вы нужны мне все вместе и каждый по отдельности. Где, чёрт возьми, Кендалл?

— Я здесь, — подал болезненный голос Шмидт за спиной менеджера. Под глазами у него были тёмные круги. — Я готов петь, капитан!

— Уверен?

— Так точно!

Микки вздохнул, покачал головой и жестом велел нам идти в студию звукозаписи. Кендалл тоже пошёл за нами, но менеджер остановил его.

— Ты какого творишь, Шмидт? Как ещё мне нужно с тобой разговаривать, чтобы вдолбить в твою никчёмную голову, что у нас на носу важнейший тур?!

О, в этом весь Мик. Он зверел, когда речь шла о работе, иногда становился грубым и бестактным. Но это было оправдано: иногда нам с парнями действительно нужны были его напутственные речи.

— Прости, Мик, — прошептал Кендалл, — мне сейчас так тяжело…

— Будет ещё тяжелее, если сейчас же не возьмёшь себя в руки и не исправишь свой хриплый, дрожащий от недавней пьянки голос! Живо в студию!

Шмидт поплёлся за нами, виновато повесив голову. Мик перевёл дыхание и сел за пульт.

Я с сочувствием смотрел на Кендалла. Вчера мне было его не жаль, он ведь солгал мне о своей истинной проблеме, к тому же задел меня за живое своими словами. Но сейчас, видя его состояние и злость нашего менеджера, я начинал жалеть его. Неизвестно, что там у него случилось, но, наверное, ему непросто об этом говорить. Я не должен злиться на него, а уж тем более злорадствовать. Я должен постараться понять его и поддержать. Я больше не хочу быть чудовищем, которому порой безразлична жизнь и судьба своих близких. А Кендалл для меня не чужой. Поэтому я просто обязан быть для него хорошим другом.

К тому времени, как мы с парнями записали несколько песен (что произошло не без криков и истерик), я уже устал и порядком разозлился. И тогда в мою голову пришла гениальная мысль — разоблачить Шмидта с его коварным обманом. Поэтому дождавшись, пока Кендалл оденется и вернётся в студию за своим рюкзаком, я незаметно вытащил из его ранца тексты новых песен.

— Неужели этот тяжёлый день подошёл к концу? — спросил немец со вздохом. — Наконец-то я смогу немного выпить, чтобы подлечить себя.

— Куда поедешь? — поинтересовался я, разыскивая в карманах ключи от своей «Кармы».

— Не знаю. Заеду в первый попавшийся бар и просижу там по крайней мере до полуночи.

— А как же дом, милый дом?

— Да к чёрту, — небрежно махнул рукой Шмидт. — Там Кайли.

«Это мне как раз и нужно», — подумал я с хитрой усмешкой.

— Что ж, тогда до завтра? — произнёс я, протянув руку для пожатия.

— Ага, — Кендалл крепко пожал её мне, — надеюсь, завтра мне станет лучше и я не буду петь песню любимой девушке, думая при этом о не проходящей тошноте.

— А я надеюсь, что мне не придётся столкнуться в коридоре со своей любимой, — сказал Джеймс, накинув на плечо лямку рюкзака. — Не то чтобы я этого не хочу, я очень хочу… Но она разозлится, снова увидев меня…

— Говорят, что девушки особо красивы в гневе, — заметил Карлос.

— Она не девушка, Карлито. Она женщина. Она… богиня…

— Жаль только, что она этого не слышит, — произнёс я. – Она, наверное, до сих пор думает, что ты глухонемой.

— Я буду безмерно счастлив от одной только мысли о том, что она обо мне думает.

— Кстати, что насчёт Агнес? Ты вовсе перестал думать о ней?

— Агнес? — переспросил Маслоу, будто напряжённо вспоминал девушку, которой принадлежало это имя. – Ах, Агнес… Я давно не разговаривал с ней. Не знаю. Я забываю о ней.

— Правда? — задумчиво спросил я. — А когда-то тебя беспокоило то, что ты не можешь ответить взаимностью на её пылкие и, увы, не взаимные чувства.

— Логан, прошу, не напоминай мне об этом. Я не могу думать о других девушках, когда перед глазами стоит образ моей молодой женщины.

— Даже так? Ладно, дамский угодник, поехали, я довезу тебя до дома. А то чую, в таком состоянии ты вряд ли доберёшься сам.

Я стоял на крыльце, сминая в руках стопку листов. Дверь долгое время никто не открывал, но потом за ней началась суета, зашевелились замки, и вскоре передо мной выросла Кайли. Выросла, конечно, не совсем удачное слово: девушка была ниже меня на голову. На лице её изобразилась улыбка.

— Привет, Логан, — поздоровалась она голосом, не сильно соответствующим её внешности: голос у Кайли был грубоватый, будто она всю свою сознательную жизнь была заядлым курильщиком. — Давно я тебя не видела.

— Ага, — согласился я, — по-моему, наши пути упрямо не хотели пересекаться.

— Что же заставило их пересечься теперь?

— Кендалл кое-что забыл в студии. — Я потряс в воздухе стопкой листов, на которых хранились тексты наших новых песен. — Это важно. Я решил завезти их сам, но Шмидта, как я вижу, дома нет.

— Нет. Не знаешь, случайно, где он? Он уехал на работу ещё вчера, это было около трёх дня. И его до сих пор нет.

«Значит, большую часть вчерашнего дня его дома не было, — догадался я. — Следовательно, не было никакой ссоры с Кайли. Что же ты так заврался, друг мой?»

— О, наверное, он поехал домой к Карлосу, — решил выручить немца я. — Кендалл вчера весь день работал в студии, даже ночью не выпускал из рук гитару. Зверски устал. Он сказал, что хочет немного отдохнуть, прежде чем вернуться домой.

— Странно, — произнесла Кайли с недоверием. — Он что, думает, дома я не дам ему отдохнуть?

— Этого уж я не знаю. Так ты передашь Шмидту это?

Она приняла из моих рук бумаги и утвердительно кивнула.

— Не хотелось бы вмешиваться в ваши отношения, — продолжил я, застёгивая свой портфель, — но как оно?