Умершее воспоминание

— Я об этом как-то не подумал.

— Вот видишь, Логан. Тебя это вообще не волнует. Не подумай, что я на стороне Чарис, но твоё поведение… это тоже было неправильно…

— Все вы такие, — пробурчал я. — Девушки. Только наивно полагаете, что все парни — ненормальные, а девушки всегда и во всём правы. Жена Карлоса тоже сказала мне, что я неправильно поступил с Чарис.

— Не надо так говорить. Я повторю тебе, я не на стороне Чарис, я считаю, что она безмозглая идиотка, раз предала такого парня, как ты.

Я бросил на Кортни быстрый взгляд. Даже в этом полумраке было заметно, как покраснели её щёки.

— И дело тут вовсе не в женской солидарности, — продолжала она. — И уж тем более не в дискриминации полов. Просто в данной ситуации Чарис действительно заслуживает того, чтобы ты попросил её прощения.

Я налил вино в наши бокалы.

— Ты права, — признался я. – Да, Кортни, возможно, мне и впрямь нужно извиниться.

— Обещай, что сделаешь это сразу же по возвращении в Лос-Анджелес.

— Для тебя это так важно?

— Я просто хочу, чтобы тебя перестали мучить призраки прошлого. Если попросишь у неё прощения, они отпустят тебя, вот увидишь.

— Спасибо. Ты так меня понимаешь. Я ценю твою поддержку.

Мы «чокнулись» бокалами и выпили.

— Ты так красиво выглядишь, — сказала Кортни, покрасневшая от вина.

— Ты тоже, детка.

— Я немного о другом. На твоё лицо очень красиво падает свет, Логан. Я хочу тебя нарисовать.

— Прямо сейчас? Здесь же темно.

— Нет, — со смехом ответила девушка, — здесь и в правду темно, к тому же у меня с собой нет бумаги. Поднимемся в номер, и тогда я тебя нарисую. Ладно?

— Ладно. Но сперва хочу сказать, что меня никогда прежде не рисовали.

— Это не страшно. Почти все люди, чьи портреты я рисовала, говорили мне то же самое.

Мы заказали ещё одну бутылку вина и по одному мороженому. Я чувствовал, что в меня не влезет больше ни кусочка, но продолжал есть, будто это была последняя еда на свете.

Во втором часу ночи мы поднялись к себе в номер. Кортни осмотрела помещение и, бросив на кресло свой шёлковый шарфик, сказала:

— Сядь напротив окна. Я посмотрю, как падает свет.

Я послушно опустился на кровать и упёрся ладонями в одеяло. Кортни встала напротив и внимательно на меня взглянула.

— Нет, — замотала головой она, — это никуда не годится. Сядь лучше в кресло. Да, так будет лучше.

Без лишних слов я пересел в кресло и положил ногу на ногу. Кортни прикрыла один глаз и снова принялась изучать меня взглядом. Потом она улыбнулась и, кивнув, сказала:

— Вот так идеально. Смотрится отлично.

На самом деле я не понимал, в чём заключалась разница, но Кортни была художницей, и я доверял ей, ведь она видела всё немного в ином свете. Девушка достала из своей сумки планшет с бумагой, карандаш и, подвинув стул, села напротив меня.

— Смотри мне в глаза, — тихо произнесла она, сосредоточив взгляд на мне. — Постарайся не шевелиться.

— Дышать-то можно?

— Можно. Только не разговаривай.

Карандаш заскользил по бумаге. Кортни смотрела то на меня, то на своё творение. Я тоже смотрел на неё, любуясь её сосредоточенностью над работой. Мне нравилась её серьёзность.

Вскоре я начал скучать. Мне надоело сидеть в одном положении, не шевелясь и даже не разговаривая.

— А ты меня в полный рост рисуешь? — решил развеять тишину я.

— Да.

— Можешь тогда нарисовать галстук вместо «бабочки»?

Кортни подняла на меня недоумевающий взгляд.

— Я больше люблю галстуки.

— Нарисую то, что вижу, Логан, не отвлекай меня.

Она была слишком сосредоточена на своей работе, чтобы говорить со мной. Поняв это, я с грустью вздохнул и снова замер, наблюдая за своей художницей.

Через час портрет был готов. Увидев его, я оторопел. Рисунок получился настолько реалистичным, что тяжело было отличить его от хорошенько обработанного фото.

— Кортни… — проговорил я, не смея оторвать глаз от её творения. — Это… я даже слов не могу подобрать. Это шедевр.

— Теперь он твой. Можешь взять его, пусть он напоминает тебе обо мне.

Она положила подбородок на моё плечо, и я почувствовал горячее дыхание на своей шее. По коже побежали мурашки.

— Я рада, что тебе понравилось, — прошептала Кортни мне на ухо.

— Думаешь, твой портрет мог произвести на меня какое-нибудь другое впечатление?

Я не выпускал лист бумаги из рук, изучая взглядом ровные карандашные линии и штрихи. От непонятного волнения, охватившего меня из-за того, что Кортни стояла так близко, у меня задрожали руки.

— Ладно, давай его сюда, — сказала девушка и забрала из моих рук портрет. — По-моему, он нам немного мешает.

Она положила руки на мои плечи и поцеловала в шею. Я смотрел вперёд, не отвечая на её действия. Я просто не знал, что мне делать. С одной стороны, мне не хотелось сейчас таких близких отношений. Мы с Кортни сходили на пару свиданий — и всё. На дальнейшее развитие наших отношений я не рассчитывал.

Но с другой стороны, вино уже начало действовать на меня, на мои мысли. Меня заводили действия Кортни, но я понимал, что должен держать себя под контролем.

Однако, когда девушка ослабила мою «бабочку», я посмотрел на неё и коротко поцеловал в губы. Кортни положила одну руку на мой затылок, другую — на мою грудь и страстно поцеловала меня. Да-а-а, мне нравилось, как она это делала. Я положил руку на её колено и сильно сжал его. Кортни, издав слабый стон, укусила меня за губу.

— Больно, — с фальшивым возмущением сказал я, отстранившись.

— Правда? Тогда сделай мне больно тоже.

Мои губы снова встретились с её, и я, не рассчитав своей силы, тоже укусил девушку за нижнюю губу.

— О боже! — воскликнула она, резко отпрыгнув от меня.

— Что? Я сделал слишком больно?

Кортни прижала пальцы к своей губе и взглянула на них. На пальцах осталась кровь.

Мы одновременно засмеялись.

— Так вышло случайно, — развёл руками я. — К тому же, ты начала первая.

— Ладно, Логан, это не страшно. Надеюсь, тебе нравится вкус крови.