Умершее воспоминание

— Проскользнул мимо уснувшей медсестры. Они вообще сменами меняются? Мне кажется, что женщина, которая находится сегодня на посту, дежурила не меньше четырёх суток.

Чарис засмеялась. Затем её смех сменился улыбкой, а потом и улыбка исчезла, словно солнце, стремительно скрывшееся за горизонтом.

— Вы с Мавериком всё ещё вместе? — задал прямой вопрос я.

— Логан…

— Нет, я ни к чему не клоню. Ничего не имею в виду. Это простой спортивный интерес.

Какое-то время она молча глядела на меня.

— Нет, мы с ним не вместе. Честно говоря, мне даже говорить с ним не хочется после того, что случилось.

— Тогда зачем ты это делаешь?

— Я не могу просто попросить его оставить меня в покое. Понимаешь, Логан? Он любит меня. И мне больше не хочется разбить кому-нибудь сердце.

«Ах, ты ж сука», — пронеслось у меня в голове. Когда я без памяти любил её, разве она думала о том, чтобы сохранить моё сердце в целости и сохранности? Разве она пыталась склеить его по частям, когда оно уже было вдребезги разбито? Какого чёрта она переживает за чувства Маверика? Какого чёрта она боится его обидеть?

Это подняло в моей душе безудержную волну гнева, я почувствовал, как сильно начало пульсировать в висках. Однако, приложив огромное усилие, я всё же подавил в себе это чувство и, переступив всё, что только можно, через силу улыбнулся.

— А что насчёт Дейла? — продолжил интересоваться я.

— Логан, ты провоцируешь самого себя.

— Ложь. Я задал тебе вопрос, неужели так сложно на него ответить?

— Нет, — без всякого желания ответила Чарис. – Нет, с Дейлом у меня тоже ничего больше нет. Для этого есть веская причина.

Я молил бога лишь об одном: чтобы Чарис не продолжила свою исповедь. И, к счастью, всё так и случилось, она замолчала. Наверное, между нами было что-то вроде безмолвного соглашения. С момента расставания мы ни разу не признались друг другу в своих чувствах, какими бы они ни были. Будь то любовь, ненависть, неприязнь, простая симпатия, ревность или равнодушие — ни один из нас и слова не проронил, не потрудился сказать о том, что чувствует. Мы об этом не договаривались, но оба вели себя именно таким образом. Даже сейчас, встретившись впервые после очень неприятного разговора, мы не выразили друг другу свою неприязнь. Я знал, что она всё ещё в обиде на меня, а она знала, что я был всё ещё чертовски зол на неё. Но мы молчали. И это меня устраивало. Хотелось бы, чтобы наши отношения оставались такими навечно.

— Насколько я понял, — начал я после молчания, — Маверик, объездив, возможно, всю Европу, решил остановиться на одном единственном докторе?

— Да. Бартона он нашёл в Лондоне, сказал, что лучшего варианта нам просто не найти.

— По-моему, он не так уж сильно старался, как думаешь?

Чарис лишь рассеяно пожала плечами.

— Он сделал то, что мог, — сказала она со вздохом. — Но его усилия не стоят и ломаного цента.

— О чём это ты?

— Он напрасно искал новую лечебницу, я уже давно сделала это сама.

— Правда? Почему ты тогда его не остановила?

— Мне не хотелось остужать его пыл и желание помочь. Он мог бы почувствовать себя бесполезным, ненужным. А я этого не хочу. И… мне пришлось промолчать, чтобы не расстроить его.

Я мысленно усмехнулся, поняв, что Маверика развели как дурака на ярмарке.

— Жаль, — неискренне произнёс я. — Кажется, его это действительно заботит…

— Так и есть. Но я не думаю, что он вновь примется за поиски хорошего невролога.

— Да, но теперь он примется за поиски хороших денег.

Чарис задумчиво покачала головой.

— Верно. Нужно будет ему рассказать…

Я опустил глаза и снова начал сравнивать отношение Чарис ко мне и к Маверику. Интересно, про себя и своего второго молодого человека она тоже намеренно мне не рассказывала? Тоже для того, чтобы не расстраивать? И как скоро собиралась рассказать? Через год? Полтора? ..

— И где находится твоя новая лечебница? — спросил я вместо кучи других вопросов, только что родившихся в моей голове.

— Не здесь. Даже не в Америке, к сожалению.

— Не в Америке? ..

— В Германии. Я полечу туда, чтобы пройти полугодовой курс лечения.

— Часто будешь туда летать?

— Раз в два года, пока срок лечения таков. А потом… посмотрим, как карты лягут.

— А что, если лечение в Германии тебе не поможет?

Чарис вдруг засмеялась.

— Лечение в США тоже может мне помочь, — ответила она. — Вся правда в том, Логан, что кое-какой человек не хочет больше видеть меня в стенах этой больницы.

— Дейл, — догадался я.

— Верно. Это он, пользуясь своим положением, организовал мой вылет из этой лечебницы. Поэтому он и ограничил список моих посетителей, он знал, что Маверик ищет для меня нового невролога. Возможно, он хотел, чтобы я поскорее убралась отсюда…

— Коварный и злопамятный Дейл, — покачал головой я. — Он просто не смог простить тебе твой отказ, правильно?

— Да. Наверное, не смог смириться. Но, по правде говоря, есть ещё несколько обстоятельств, усиливающих его ненависть ко мне. Об этом говорить сейчас не особо хочется.

— Ясно. Но почему именно Германия?

— Родители так захотели, — вновь пожала плечами Чарис. — Они доверяют германским врачам.

— Когда ты улетаешь?

— Через два дня. Мне эта больница, честно говоря, тоже осточертела. Хочу поскорее уехать отсюда.

— Можно ещё один последний, но нескромный вопрос?

Она утвердительно кивнула.

— Сколько стоит это лечение?

Чарис на какое-то время замолчала. Безмолвно глядя на меня, она словно о чём-то размышляла, думала, сказать мне правду или нет.

— Первые полгода стоят пятнадцать тысяч долларов. Далее сумма будет только повышаться.

Я облокотился на спинку стула и вздохнул. Не знаю, сказала Чарис правду или нет, но названная ею сумма была не из самых маленьких. Даже если она соврала, настоящая сумма на много больше. Я смотрел на свою бывшую возлюбленную и думал, чем могу ей помочь.

— Сегодня вечером я перешлю деньги твоим родителям, — сказал я наконец. — Ровно пятнадцать тысяч.

— Логан, — резко вырвалось у Чарис, — они не примут эти деньги.