Умершее воспоминание

Сначала Кендалл польщёно улыбнулся, потом нахмурился и, прищёлкнув пальцами, сказал:

— Точно. Я как раз об этом.

— О чём? О группе?

— И да, и нет.

Он на долгое время замолчал, будто задумался над чем-то жизненно важным. Я не стал вытаскивать друга из его мыслей, поэтому терпеливо сидел и ждал. Он опять начал дрожать.

— Да, — наконец выдал Шмидт. – Да, о группе. Только не о нашей. В смысле и о нашей тоже, но я ещё имею в виду мой «Heffron Drive». Понимаешь, да?

— Если ты продолжишь свои чертовски внятные объяснения, то я всё пойму.

Кендалл принялся усаживаться поудобнее, словно хотел выиграть время. Я понял, в чём дело, и слабо улыбнулся.

— Моя Кайли… — снова забормотал он. — Она собственница. Ну, знаешь, если рядом с ней находится человек, который ей небезразличен, он должен принадлежать ей и только ей. Понимаешь?

Будучи пьяным, Кендалл постоянно задавал один и тот же вопрос: «Понимаешь»? Я устало вздохнул и, оперевшись щекой на руку, утвердительно закивал.

— Она ревнует? — решил спросить я. — Ревнует тебя к нам и Дастину?

— Да, точно. Она ревнует, причём очень отчаянно и даже глупо. А сегодня, сегодня, Логан, меня это сильно взбесило. Мы поссорились.

— Ты нажрался как свинья и приехал ко мне в полночь только из-за того, что просто поссорился с Кайли?

— Не говори так! — повысил голос Кендалл и снова забился дрожью. — Это ты можешь просто поссориться с какой-нибудь стервой, которая, возможно, изменяет тебе направо и налево, а я с Кайли очень сильно поссорился!

Я еле-еле сдержал себя, чтобы не столкнуть Шмидта со стула. Меня оскорбили его слова, он сумел надавить мне на больное место. Кендалл не знал, каково это — знать, что тебя предал человек, которого ты считал своей жизнью, всем своим миром. Может быть, он никогда даже не испытывал таких сильных и пылких чувств, что я испытывал к Чарис. Может быть, ему этого никогда и не предстоит узнать, ровно как и предательство самого дорогого человека на свете. Но он был пьян. Я простил его только потому, что он был пьян. Проснувшись утром, он даже не вспомнит о своих невольно брошенных словах, а рана в моём сердце начнёт кровоточить с новой силой. Я решил не обижаться на Кендалла, это было бы по крайней мере очень глупо.

— Почему? — почти беззвучно спросил я.

— Просто я устал. Ох, дружище, как же я устал жить так. Я не могу расслабиться. Меня постоянно это угнетает. Бывает, что хочется забиться в угол и сидеть там до тех пор, пока не сдохну от голода. Но я переступаю через свою усталость и, каждое утро просыпаясь рядом с Кайли, убеждаю себя, что сегодняшний день будет лучше вчерашнего.

Он потянулся за невидимым предметом, что лежал на столе, но увидев, что на столе ничего нет, равнодушно махнул рукой. Сигареты-то я у него забрал!

— Привычка, — оправдывающимся тоном произнёс Кендалл. — Так вот, когда она снова принялась упрекать меня в постоянном отсутствии, в том, что она страдает недостатком внимания, я не выдержал. Я наорал на неё и наговорил столько неприятных слов, что даже вспоминать не хочется. И стыдно.

— Стыдно? Тогда зачем же ты ко мне приехал? Поезжай к ней, извинись.

Шмидт засмеялся.

— Ещё чего! Только унижений перед ней мне не хватало. Я и не подумаю вымаливать у неё прощения, небось сама ещё на своих сбитых коленях ко мне приползёт.

— А как ты думаешь, она права? Насчёт того, что ты уделяешь ей мало внимания?

— Да х… его знает, — пожал плечами Кендалл. — Может быть. Последние дни я был так занят музыкой, что даже не помню, когда мы в последний раз вместе ужинали.

«Так и Чарис мне говорила», — с горечью подумал я.

— Тогда тем более тебе следует извиниться, — посоветовал я другу. — Пока не стало поздно.

— А как понять, что стало поздно?

— Станет поздно тогда, когда она соберёт свои вещи и переедет обратно к родителям, а тебе скажет, что потратила на такое чудовище, как ты, лучшие годы своей жизни.

— Не-не-не, мы пока ещё не женаты. К счастью, наверное.

Я посмотрел на ночное небо. Почему парни так часто обращаются ко мне с вопросами об отношениях? Как будто я гуру в этих вопросах. Складывается впечатление, что иногда даже я подрабатываю у них личным психологом. Они готовы рассказать мне всё (ну, или почти всё), а я почему-то о многом им не рассказываю. Я стараюсь им помочь, если они обращаются ко мне за советом, но сам у них никогда помощи не прошу. Почему? ..

— А чего это ты стал такой справедливый? — спросил Кендалл, посмотрев на меня затуманенным взором. — У самого ведь на душе не один грех, да?

— Угу, — неразборчиво промычал я, попутно размышляя, наладил я наши взаимоотношения с Чарис или нет. — Просто никто из нас не знает, Кендалл, что будет завтра. Может, завтра Кайли улетит в Германию, и ближайшие несколько лет ты вообще её не увидишь.

Его брови поползли навстречу друг к другу, Шмидт начал икать.

— Причём здесь вообще Германия? — спросил он. — И с чего бы Кайли лететь туда?

Вздохнув, я посмотрел на него и сказал:

— Уже поздно, мой друг. Давай ложиться спать.

Я встал и положил руку на его плечо. Но Кендалл сидел неподвижно, уставившись в пол, слегка покачиваясь и периодически содрогаясь от икоты. Я решил подтолкнуть друга, направить его на путь крепкого и отрезвляющего сна, но Шмидт оттолкнул мою руку.

— Иди, — забормотал он и замахал рукой. – Иди, Логан, иди. Я ещё посижу.

— Один у меня на кухне? Нет, давай наверх.

Я снова предпринял попытку поднять пьяного друга со стула, но он был упрямым, как баран.

— Отвали! — повысил голос Кендалл и вцепился в стол, будто сам он тонул, а стол являлся каким-нибудь средством спасения. — Я же сказал, что ещё немного хочу посидеть здесь!

— Ладно, — сдался я, — но имей в виду, алкоголя у меня нет, а сигареты я забрал. Положу их под подушку. Но помни, что я очень, слышишь? очень чутко сплю.

Выйдя в прихожую, я на всякий случай закрыл входную дверь на все замки, а ключи тоже забрал с собой в спальню.

Забравшись в тёплую постель, я с наслаждением закрыл глаза и вздохнул. Кендалл солгал мне. Его история — выдумка, от начала и до конца. Поначалу, возможно, он и хотел рассказать мне всю правду. Но что-то заставило его передумать, только вот что — это оставалось для меня загадкой.