Unknown

Работа началась сразу же.

— В вопросах перехвата самолетов-снарядов главное — скорость, — утверждал

Кинжстоун.

— Вроде, быстрее «четырнадцатого» сейчас ничего нет, — напомнил Нэш.

Капитан Жан-Мари Маридор вмешался в разговор:

— Его можно сделать еще быстрее, если доработать двигатели под бензин с октановым

числом 150. От тридцати до пятидесяти километров в час можно выиграть.

— Это сколько в футах? — нахмурился Нэш.

— Считай лучше в милях! — засмеялся Кинжстоун.

— «Фау» летит на высоте от восьмисот до двух тысяч метров, — продолжал Маридор. —

Со скоростью приблизительно шестьсот километров в час. Плюс-минус.

Он говорил по-английски с сильным французским акцентом, но довольно бегло.

Маридор был очень молод — чуть старше двадцати, но большую часть жизни летал. О

нем знали, что отец его был то ли бакалейщиком, то ли каким-то лавочником, а сын

бредил самолетами и с четырнадцати лет буквально жил при аэродроме. В шестнадцать он

уже летал, в восемнадцать имел летную лицензию.

Поступил на военную службу... и попал не просто на войну, он оказался в армии, которую

быстро и бесславно разгромили.

...Девятнадцатилетнего Маридора и еще четверых французских летчиков выловили из Ла

Манша английские моряки с торгового корабля. Эти пятеро, пустившиеся в плавание на

утлой лодочке, жаждали продолжать борьбу с немцами.

Маленького роста, болезненно нервный, молчаливый, Маридор признавал в жизни только

одно: полеты.

Его заставили выучить английский язык. Он подчинился.

Его заставили понимать английские команды, английские обычаи, английские шутки,

английский армейский распорядок. Он соглашался на все, пока ему позволяли летать...

Нэш передернул плечами:

— Есть что-то дьявольское в том, чтобы сражаться с роботом.

— Почему с роботом? — удивился Маридор.

— Когда против тебя действует другой истребитель, пусть даже лучше вооруженный, чем

твой собственный, ты все-таки бьешься с человеком, с плотью и кровью. Можешь его

обмануть, перехитрить, превзойти в мастерстве. Он уязвим, понимаешь? А робот — это

монстр.

— У робота нет мозгов, — пожал плечами француз. — А у тебя они есть.

— Кстати, о мозгах, — вмешался Кинжстоун. — Следует иметь в виду вот что. Если мы

попадем в «дайвера» из пушки или даже из пулемета, он упадет на землю и взорвется. Но

остается еще вероятность того, что эта штука взорвется прямо в воздухе, у нас перед

носом. Поэтому мудрое руководство запрещает летчикам приближаться к «фау» ближе,

чем на сто пятьдесят метров. Нэш, посчитай, сколько это будет в футах!

— Я думаю, — сказал Маридор, — что повреждение от горящего топлива или

разлетавшихся кусков «фау» наш истребитель может получить на любой дистанции. Это

как повезет. Главное — сбить его.

— Все французы — отчаянные головы или ты у нас один такой? — спросил Нэш.

— Почем мне знать! — ответил Маридор. — Я давно не был во Франции.

3 августа 1944 года, воздушное пространство над Ла Маншем

Маридор вел «Спитфайр» над проливом. Он преследовал самолет-снаряд, летевший на

английский берег.

Побережье приближалось по мере того, как развивалась погоня. Видны были уже дома на

берегу... Городок, еще один...

«Фау» должен быть уничтожен в воздухе. Нельзя допустить его падения на землю.

Очередь повредила самолет-снаряд. Он потерял управление и... не взорвался. Он начал

падать.

Городок приблизился настолько, что видны уже были люди. Они слышали грохот мотора

— грохот, который неуклонно приближался. Видели немецкий самолет-снаряд — смерть,

готовую упасть на них с небес.

Видели Спитфайр, изрыгающий пламя, настигающий «Фау»...

Вот Спитфайр догнал поврежденный самолет-снаряд и толкнул его. В небе вспыхнул

огненный шар, повалил черный дым, и из этого клубка пламени и дыма начали падать

обломки.

Спитфайр с оторванным крылом рухнул на землю. Пилот находился в кабине.

Местная больница располагалась в нескольких шагах от места крушения.

Но больница, которую спас Жан-Мари Меридор, пожертвовав собой и своим самолетом,

не смогла спасти героя: Меридор умер, не приходя в сознание.

20 августа 1944 года, воздушное пространство в районе Лондона

Флайт-сержант Пол Лива, бельгиец, поднял свой Спитфайр XIV по тревоге.

«Дайвер» беспрепятственно прошел два рубежа обороны и направлялся к столице

Британии.

В наушниках шлемофона слышался бесстрастный голос офицера наведения.

— Вижу цель! — сообщил Лива. — Я у него на хвосте!

Он перевел самолет в пологое пикирование, чтобы набрать скорость. «Спитфайр» догонял

«Фау». Еще немного... Однако в горизонтальном полете скорость самолета немного упала,

и «Фау» начал отдаляться.

Лива открыл огонь.

Он видел, как от самолета-снаряда отлетают куски, однако «дайвер» продолжал лететь.

Зато скорость у него упала, и «Спитфайр» догнал его. Осталось нанести последний удар.

— Все, попался. — Лива нажал на гашетку... и вместо пушечно-пулеметного стрекота

услышал свист сжатого воздуха пневмоспуска. Боекомплект закончился.

— А, черт! — выругался бельгиец.

— Удачно? — осведомился в наушниках спокойный голос офицера наведения.

— Стрелять нечем, — ответил Лива. — Я повредил эту штуку, но добить не могу.

— Плохо дело, — с раздражающим бесстрастием отозвался офицер. — Лети назад.

Дальше баллоны заграждения.