Упрямый хранитель

— Перед вами, господа, знаменитый Домовой!

— Домовой? — удивленно нахмурился Миша.

— Именно! — закивал Прудников. — Мещанин Кошкин из Вятской губернии. Высококлассный вор-домушник по прозвищу Домовой. Три года назад прославился на всю Столицу. Забирался по ночам в дома, пока хозяева спали, и прямо из спален уносил деньги и драгоценности, которые они оставляли на туалетных столиках.

Прудников весело подмигнул пострадавшему:

— Было дело, домовой?

— Спутали вы меня с кем-то, ваше благородие, — упрямо повторил пострадавший.

— Ты рожу-то свою в зеркале видел? — ласково спросил его Прудников. — Как же можно тебя с кем-то спутать? Мы его, голубчика, тогда всем управлением ловили и поймали. Правда, Домовой, поймали мы тебя?

Домовой угрюмо промолчал. На Прудникова он не смотрел — уставился в стену, решив не замечать нас.

— Взяли мы его с поличным, — не обращая внимания на молчание Домового, радостно продолжал Прудников. — Схватили, когда вылезал через окно из очередного ограбленного дома, и поехал наш мещанин Кошкин на каторгу в Архангельскую губернию. Да только и там ему спокойно не сиделось. Отвел глаза охране и сбежал, голубчик. И вот, пожалуйста, снова объявился в Столице. Ну, теперь-то, Домовой, ты у меня не в Архангельскую губернию поедешь. Отправишься ты, голубчик, на Нерчинские рудники. А уж оттуда не сбежишь.

— Степан Богданович, мы бы хотели допросить задержанного, — вмешался Миша.

— Допрашивайте, господа, — благодушно закивал Прудников. — И я, с вашего позволения, останусь. Мне, знаете ли, тоже любопытно послушать, что он расскажет.

— Как вы попали в дом скульптора Померанцева? — спросил Домового Миша. — Что вы там делали? Что с вами произошло, когда вы проникли в дом?

— Ничего я вам не скажу, — буркнул Домовой. — В Нерчинск, значит, в Нерчинск. Так тому и быть. Хуже всё равно не будет, а вы сами узнавайте, что вам нужно.

— Заговоришь, голубчик, никуда не денешься, — пообещал ему Прудников.

Но Домовой лишь презрительно фыркнул.

— Разрешите мне попробовать, Степан Богданович? — предложил я.

Прудников не стал возражать, только кивнул:

— Попробуйте, Александр Васильевич.

— Значит, не хотите в Нерчинск? — спросил я Кошкина.

Тот нехотя повернул голову и искоса посмотрел на меня.

— А кому же туда охота, ваше благородие? — насмешливо спросил он. — О Нерчинских рудниках все наслышаны. Охрана там злая, как цепные псы. Закуют в кандалы, спустят под землю и сиди там весь срок. Ни на солнышко посмотреть, ни свежего воздуха глотнуть.

— Ну, что ты врёшь, Домовой, — недовольно перебил его Прудников. — Под землёй держат только таких, как ты, кто сбежать пытается.

— Ну, вот я и говорю, — мрачно кивнул Домовой.

— А если не в Нерчинск? — спросил я, — если обратно, в Архангельскую губернию? Тогда будете говорить?

Домовой с надеждой посмотрел на меня.

— Это другое дело, ваше благородие, — согласился он. — В Архангельской губернии заключенные лес валят. Тоже не сахар, но жить можно. По крайней мере, не под землей.

— Ну вот, — кивнул я, — расскажите нам, что вы делали в доме скульптора Померанцева, а я попрошу полицмейстера отправить вас обратно в Архангельскую губернию вместо Нерчинских рудников.

— И вы хотите, чтобы я вам на слово поверил? — угрюмо спросил Домовой.

— А у вас есть выбор? — усмехнулся я. — Знаете, мы ведь можем просто пригласить сюда менталиста. Ему-то вы все расскажете, но тогда шанс для вас будет потерян. Так мы договорились?

— Договорились, — неохотно кивнул Домовой.

— Тогда рассказывайте, — предложил я.

— С каторги я один сбежал, — начал Домовой. — Господин следователь все правильно сказал. Отвел я глаза охране, да и скрылся в лесу. Три дня шел через лес, пока не вышел к деревне. Там украл документы и вернулся в столицу, а здесь уже нашлись приятели.

— Ты мне всех этих приятелей поименно перечислишь, — нахмурился Прудников.

— Вот этого не сделаю, — покачал головой Домовой. — Хоть в Нерчинск ссылайте.

— Это не так важно, Степан Богданович, — сказал я Прудникову. — Рассказывайте, зачем вы залезли в дом скульптора Померанцева?

— За деньгами, зачем же еще, — ответил домовой. — Про этого скульптора мне рассказал один знакомый. Сказал, что скульптор был знаменитый и заказчики не скупились на оплату. А потом отошел от дел и жил скромно, один, пока год назад не умер. И теперь дом его стоит пустой.

— Так вы решили, что в доме спрятаны деньги? — спросил я.

— А где же еще? — кивнул Домовой. — Я сразу сообразил, что у скульптора должен быть тайник.

— Но у Померанцева были наследники, — заметил я. — Почему вы решили, что деньги не достались им?

Домовой презрительно усмехнулся.

— Видел я этих наследников, — сказал он. — Вы же не думаете, ваше благородие, что я без подготовки на дело пошел? Я за наследниками месяц следил, если не больше. Живут они скромно, не шикуют, — он покачал головой. — Никаких денег у них нет.

— Вы знали, что они собираются продавать дом? — спросил я.

— Знал, — ответил домовой. — Следил за ними, видел, как они дом покупателям показывали. Потому и решил поторопиться, пока в доме жильцов нет.

— А как вы рассчитывали найти тайник? — поинтересовался я.

— На это у меня магический дар есть, — гордо усмехнулся домовой. — Опять же и опыт, ваше благородие, имеется. От меня редкий тайник укроется, особенно если в нем лежат золотые.

— Понятно, — улыбнулся я. — Значит, вы решили проникнуть в дом. А почему днем, а не ночью?

— Да потому что днем удобнее, ваше благородие, — объяснил вор. — Днем никто ничего и не заподозрит, а вот ночью другое дело.

— И вас не смутило, что возле дома дежурят двое городовых? Вы ведь наверняка их видели?

— Видел, как не видеть. Да только чем эти раззявы могли мне помешать? Пока они головами по сторонам крутили да зевали на солнышке, я заднюю калитку открыл и в дом проскочил. Когда городовые возле дома, работать еще спокойнее. Они случайных прохожих отпугивают.

— Вижу, вы хорошо знаете свое ремесло, — усмехнулся я. — Так что же произошло в доме?

— А вот этого я не помню, ваше благородие, — покачал головой вор. — Я только войти успел. Глазами моргнул, чтобы к темноте привыкли. Тут вижу, что-то блеснуло, и как даст мне по затылку. Тут я и упал, а в себя пришел только здесь.