Уральская ёлка

Чувства я испытывала смешанные. С одной стороны, в голове то и дело всплывали незаслуженные материнские слова в наш с Витькой адрес. С другой — звучали они уже как-то приглушённо, размазавшись прошедшим временем и всеми теми событиями, которые их теперь отделяли. Гораздо чётче звучал вчерашний мамин голос — тихий и почти умиротворенный. Такой, каким и полагается быть материнскому голосу. Ещё ведь неизвестно, как бы я сама отреагировала на подобное на её месте.

Наверное, я всё-таки из тех, которым важна семья. Не на уровне, конечно, чтобы всю жизнь слушаться старших, но контакт всё-таки нужен. Просто без этого чувствуешь себя немного стоящей на мосту, которого за твоей спиной нет, а ты очень зыбко висишь над шумной рекой. Или длинной пропастью. В общем, без особенной опоры.

Автобус повернул и из-за угла, наконец, показался каменный свод «Санскрита» — кафе, где мама назначила мне встречу. Конечно, сам свод не каменный, но выглядит именно так.

Во всём кафешном облике прослеживалось что-то цирковое — не хватает только стоящей на дыбах статуи лошадки и разноцветного шатра. Может, поэтому это кафе и работает уже давно и, в отличие от соседей, не закрывается.

— Девушка, вы сумку забыли! — прозвучало у меня за спиной, когда я взялась за поручень возле выходных дверей. Я сразу почувствовала предательскую лёгкость в руках.

— А? Что? — обернувшись, я действительно увидела свой клатч, сиротливо торчащий на сиденье, который я только что занимала. А змейка отстегнувшегося чёрного ремешка печально болталась в проходе.

— Ой, спасибо! — торопливо выпалила я, хватая к груди сумку и благодарно глядя на немолодую женщину, которая и заметила мою пропажу.

Едва успела выскочить на остановке — закрывающаяся дверь щекотнула меня своей прорезиненной лопастью. На улице я смогла рассмотреть, что ремешок на клатче ослаб с одной стороны и выскочил из крепления. И больше не держался на месте. Ладно. Не самое страшное, что могло произойти.

Я сгребла в ладонь ремень и пошла к кафе.

Мама была уже там. Сидела за столиком около окна и со всей сосредоточенностью изучала меню. Она вообще ко всему любила подходить со всей ответственностью.

Мама — одна из тех, кому идёт стиль вами: тёмные, чистые цвета и лаконичные фасоны. У неё, как и меня, густые черные волосы, которые сейчас незаметно подколоты около шеи и похожая фигура. Темно-бордовая водолазка подчёркивает её стройность, а сапоги на высоких каблуках добавляют роста.

Почувствовав мой взгляд, мама поднимает глаза. Секунда узнавания, и её лицо коротко расслабляется. Я отмираю от входа и направляюсь к ней.

— Привет, — мама сдержанно улыбнулась, поднимаясь на ноги

— Привет, — отозвалась я, тоже стараясь не улыбаться слишком широко.

Мы обе зависли. Повышенная эмоциональность при встрече — не наша фамильная черта, и это совсем не связано с ситуацией. Так что я поспешила усесться на стул напротив, замечая, как мама делает то же самое.

Её лоб совсем не выражал той злости, которая мне запомнилась, что здорово меня приободрило. Я почти расслабилась.

Официант принёс мне меню.

— Ты хорошо выглядишь, — сделала дежурный комплимент мама.

— Это у меня от тебя, — улыбнулась я в ответ. Мы обе будто не знали, как подобраться к главному.

Кофе и пирожные очень скоро оказались у нас на столе. И мамин вид, стоило официанту отойти, стал неуловимо серьёзнее. Я внутренне подобралась в ожидании

— Ты всё ещё с ним? — её пронзительные глаза вперились аккурат в меня.

Чувствуя короткую вспышку разочарования, я посмотрела в окно. Всё-таки, я ожидала какого-то иного начала разговора.

— Да, — ответила я голой пока что клумбе.

— Вам не нужно быть вместе, — материн голос донёсся справа.

— Да, я в курсе, — вспышка превратилась в натуральную волну, которую совсем не хотелось сдерживать. Я испытала острое разочарование. — Ты и в прошлый раз доступно объяснила, почему.

— Я не об этом, — мне показалось, или в её голосе промелькнула настоящая грусть. — Просто…

Я услышала тяжёлый вздох, а дальше произошло то, чего я не ожидала совсем.

Мамина небольшая ладонь с ухоженной кожей легла на мою руку, лежащую возле небольшой кофейной чашечки.

Это заставило меня развернуться, и я увидела, как на материнском лице смешивается досада, напряжение и… испуг. Это заставило меня напрячься.

— Понимаешь, Марин… — мама сделала паузу, как если бы ей внезапно перехватило дыхание. И пока я ждала продолжения, у самой подвело к горлу сердце.

— Просто, — мама глубоко вздохнула. — Отец Вити… он и твой отец тоже.

У меня на лице проступила такая улыбка, будто я клоун в цирке — даже заболели щёки от напряжения.

— Чего? — голос мой сбился от придавленного смеха. — Ничего получше придумать не могла?

Мне было на самом деле смешно с её попытки отвратить меня от Витьки. Но руку из-под её ладони я так и не вытащила.

— Я не шучу, Марин, — голос матери действительно остался серьёзным и испуганным. И мне в голову действительно проползла мысль о том, чтобы ей поверить.

— У нас с Сергеем, — мать назвала имя моего отца, — долго не было детей. Да и отношения… разлаживались. Тогда я встретила Вячеслава, — сделала паузу, называв имя Витькиного отца. — А потом родилась ты.

— Это ещё не говорит о том, что Вячеслав — мой отец, — я повела плечами, стряхивая с них что-то.

— Говорит, — безжалостно ответила мать. — У Сергея потом выявили бесплодие.

Ясно. Так вот почему папа пропал с горизонтов после их развода.

Сжав в кулак, я вытянула руку из-под чужой ладони.

— Я не собиралась рушить брак, — продолжала мать. — Вячеслав тоже женился, родился Витя. Потом, ты знаешь — его мать погибла. Я развелась… Так мы и сошлись. Вот…

Мне было неудобно дышать — в груди будто пробило дыру, которая забирала себе много поступающего в меня кислорода. Она же захапала все чувства, потому что у меня их не было. Только эта щемящая и давящая пустота.

— А почему раньше — в детстве, до этого — ничего не говорили? — мой голос прозвучал очень недобро, но я и не старалась сделать его добрым.

Мать склонила голову так, что я видела только её покатый, с обострившимися продольными морщинками лоб.

— Ты считала отцом Сергея, да и была достаточно взрослой… Мы решили, что так будет лучше.

— Спасибо, добрая женщина, — я опять посмотрела на клумбу и нарочно не заметила своего воскового отражения на стекле. Глаза высохли и намокли одновременно.