Уральская ёлка

Миска с молоком поблёскивала своей золотистой каёмочкой, а вокруг неё сгущалась темнота — кормить домового, по словам бабы Нюры, полагалось в самом тёмном углу.

Баба Нюра — она даже не совсем соседка, а бабушка соседей, которую привезли из настоящей деревни и которая считала наш район чисто городским и забавно «окала» в речи. Она охотно выслушала нашу «домовую» беду и, покачав головой, сказала, что к нам ходит «нечистый».

Что удивительно, никакого испуга или паники в её реакции не было, будто «нечистый» ходит ко всем по нескольку раз на дню, и вообще дело это обыденное. Спокойное поведение бабы Нюры меня, конечно, воодушевило. Она сказала, что для защиты нужно просто прикормить домового, который прогонит «нечистого», и даже рассказала мне очень складный и напевный заговор, который нужно прочитать над угощением. Который я, понадеявшись на свою память, не запомнила, а идти к бабе Нюре второй раз за день было стыдновато. Поэтому на помощь мне пришёл интернет, и слова заговора я читала прямо с экрана. Не факт, что заговор тот же самый, но по крайней мере похож.

Ещё я посадила в угол игрушечного домового, которого покупала по случаю на блошке.

— Опять ты колдуешь? — я едва не вздрогнула от очень даже резонного вопроса и поспешила шикнуть на Витька — не хватало нарушить ритуал ещё больше.

Дочитав слова в третий раз, я поспешила оттеснить Витьку подальше от угла и зачем-то полушёпотом затараторила в ответ:

— Не колдую, а провожу защитный ритуал.

Витька, кажется, хотел скептически фыркнуть, но не стал — его тоже достали эти ночные шорохи и грохоты, хоть он в этом не признаётся. Мужчинам полагается не верить во всякую мистику или, по крайней мере, делать вид. Так что мой сводный брат мужественно ходит вечером по дому, не включая свет, и хранит каменное выражение на лице. И это тоже придаёт мне смелости. К тому же мы, кажется, начинаем немного привыкать к этой всей чертовщине — то, что происходит вокруг тебя постоянно, со временем начинает казаться приемлемым.

***

Сегодняшний ночной шум был как б исподтишка и сопровождался осторожными, если не сказать тактичными, шорохами. И это раздражало не меньше открытого грохота, потому что есть ощущение, что, миндальничая, кто-то просто усыпляет твоё внимание, подбираясь при этом всё ближе и ближе.

Витька тоже не спал, хоть и не шевелился и вообще не подавал виду. Но его затылок напряжённо выделялся в уже привычной глазам темноте. И он, и я прислушивались к тихим шагам, пересекающим нашу комнату.

Скрип. Скрип… Скрип.

Будто кто-то проверяет границы дозволенного.

Скрип.

Тишина.

В комнате будто становится и холодно, и жарко одновременно. А у меня перед глазами плывут зеленоватые круги. Сердце подводит от недостатка в лёгких кислорода.

Тихий деревянный стук откуда-то с пола, будто истошно-вежливо испрашивающий, можно ли войти. Весь вопрос в том, кто же об этом спрашивает?

— Да сколько же можно!!! — вдруг раздаётся прямо около меня, и я не сразу узнаю Витьки голос.

Брат стремительно подрывается на месте, и меня буквально отбрасывает к стенке пружинной волной. Я не успеваю схватиться ни за какую часть его тела, и Витька, громко топая, стремительно уносится вперёд. Он буквально налетает на выключатель, что торчит из стенки, и комнату в миг заливает очень резким, очень ярким светом. Я по инерции прикрываю глаза пятернёй, уже понимая, что в комнате никого, кроме меня и Витьки нет. Но брата это вовсе не останавливает — я слышу грохот сапог в прихожей. Щурясь, выглядываю из-за собственных пальцев и вижу только чужую решительную спину в майке. А потом — абсолютно чёрный прямоугольник улицы — Витька настежь распахивает дверь. Одновременно до моих ушей доносится звук непонятного, но совсем рядом движения, и я совсем не могу понять, что это. А Витька уже рвётся на улицу.

Его лопатки прорезаются сквозь тёмную ткань майки. От этого вида у меня поджимается сердце…

Витька сейчас уйдёт в эту темноту. Один… Безо всякой поддержки скроется в дыме недоброй ночи…

Он бухнулся на самом пороге — споткнулся о дурацкий порожек. Плечи жалостно поникли, а сам Витька оказался на четвереньках, при этом грохнув о дерево пола коленками. Так громко, как если бы нам на порог упало целое дерево.

В этот момент с мира будто упала пелена. И ощущение чьего-то присутствия напрочь рассеялось.

Глава 10. Кошмар на нашей улице

— Да всё будет нормально, иди, — отмахивалась я, глядя, как догорает очень чистый, буквально золотой закат среди мороза.

Зима, наконец, вошла в свои права, одновременно стребовав у нас нехилой неуйстойки — обрушилась сразу холодным, сухим снегом и тем самым морозом, от которого мгновенно краснеет кончик носа. Но дышать было легко, а всяких ночных происшествий я больше не боялась. Не знаю почему — наверное, окончательно привыкла ко всяким звукам. Тем более, ничем большим они не заканчивались — ни пропадающих предметов, ни разверзающегося ада, ни бегающих чёртиков.

Но Витька всё равно опасался идти на ночную смену и оставлять меня одну. Я же была совершенно не против — немного одиночества меня совсем не пугает. А если вдруг из-под кровати ко мне потянутся чьи-то руки, то я просто забью их своим игрушечным кошаком или ещё чем. Свежий зимний воздух вселял в меня неописуемый оптимизм.

Оставшись в доме одна, я вдруг ощутила себя полноправной хозяйкой. Если сейчас что-то поломается, испачкается или вообще что случится, то разбираться придётся мне. И меня буквально распирало гордостью — чувствовала себя я нереально взрослой и сильной. Ответственность будто приподнимала меня в собственных глазах.

Так что, проводив Витьку и войдя в собственный дом, первое, что я увидела — это пыльную пляску в угасающем солнечном свету. Н-да, с этой учёбой и работой я совсем запустила быт… Ладно, я им заниматься просто не люблю. Но сейчас вдруг захотелось.

Потом надо бы приготовить завтрак — Витька придёт споразарнку, и если я вдруг не проснусь, то пусть ему останется только разогреть.

Так что вечер проходил у меня насыщенно и спокойно. И я совсем не чувствовала усталости, так что с книжкой засиделась до самого позднего вечера. Коленки уютно согрело под пушистым пледом, и я вдруг подумала, что хорошо было бы завести кошку — чтобы она тихо мурчала. Или собаку — чтобы охраняла.

Кстати, об охране… В посёлке давно провели хорошее освещение, особенно вдоль дороги, и теперь белые, размазанные немного огоньки, будто маленькие луны, освещают путникам дорогу. Думали сделать их с датчиками движения, но решили, что их постоянное мигание не только доведёт нас до эпилептических припадков, но и породит необходимость всё время проверять, из-за какой бродячей кошки иллюминация. Так что лучше по старинке — с плотными шторами на окнах.

Но сейчас меня насторожил не свет фонарей, бьющий прямо в окно прихожей. Я услышала короткий стук, с каким обычно захлопывают дверцу машины. Ничего удивительного на самом деле. Но… Звук получился будто специально приглушённым — а такие всегда привлекают максимальное внимание.

Обычно, когда люди припоздняются, они всё равно как-то шумят — переговариваются, чиркают зажигалками, громыхают чем-то машинным. Сейчас же меня буквально затылком потянуло от ощущения вакуума.

Отложив книжку, я подошла к окну. Сощурилась, машинально беря взглядом влево.

Под светом фонарей ничего не было, только толстые каменные основания. Но если совсем вытянуть шею и напрячь зрение, то можно различить сгусток черноты ближе к соседнему дому. Странно. У соседей есть гараж…

До меня донесся неспокойный, какой-то кропотливый шум, как если бы некто перебирал что-то вроде досок. И приглушенный голос.