Условия соглашения

– Что? Июль?
– Папаша отвернулся, чтобы посмотреть в окно, а потом в смятении посмотрел на себя.
– Какого черта я надел рождественские трусы?

***

– Ну что ж, - сказал Ривер час спустя, когда они выезжали с парковки «Маунтин-Виста-Эстейт», - ты не шутил. У него замечательный характер.

Фил улыбнулся, хотя в его улыбке было что-то грустное. Он не ответил.

Ривер задумался и, наконец, решил рискнуть и спросить о прошлом Фила.

– Я так понимаю, с твоим отцом у него не было хороших отношений?

Фил ответил не сразу, но Ривер подумал, что это только потому, что он пытался решить, что сказать.

– Они почти не общались с глазу на глаз.

Ривер подождал, догадавшись по тону Фила, что тот хочет еще что-то сказать.

– Я даже не встречался с Папашей, пока мне не исполнилось четырнадцать, - наконец сказал Фил.
– Моими собственными бабушкой и дедушкой, впервые я встретил их, когда мой отец посадил меня на самолет до Монтаны, потому что они с мамой внезапно решили провести двухнедельный отпуск без меня, - он поморщился, но не отрывал взгляда от дороги.

– Позже я узнал, что это были вовсе не каникулы. Это было первое пребывание моей матери в стационарном реабилитационном центре. Но все, что я знал в то время, это то, что прямо посреди учебного года меня отправили жить к людям, которых я никогда не встречал. Они жили в маленьком городке в Монтане, стояла зима, и было чертовски холодно. У меня были все школьные задания на те две недели, которые я пропустил. От меня всегда ожидали, что я буду отличником, поэтому первые несколько дней я просто не поднимал головы, выполняя школьные задания. Папаша казался таким необычным по сравнению с моим отцом, а бабуля, казалось, разрывалась между любовью ко мне и слезами, потому что наконец-то познакомилась со мной. Я был совершенно потрясен. И вот однажды Папаша заглядывает в мой учебник и понимает, что я читаю о Карибском кризисе. Он берет статью, которую я пишу о Кеннеди, и начинает читать, но только качает головой и говорит: «Нет, нет, нет».
– Фил рассмеялся.
– Я не мог в это поверить, потому что знал материал. Я прочитал это дважды! Я знал, что у меня все в порядке, и сказал ему об этом. И тут он начинает рассказывать все то, чего нет в учебнике. Например, о том, как Кеннеди находился под присмотром настоящего доктора Фелгуда, который в тот вечер был в Белом доме и угощал Кеннеди одним из своих знаменитых «коктейлей». Затем они разбудили Кеннеди посреди ночи и притащили его задницу на это экстренное совещание по поводу размещения СССР ядерного оружия на Кубе. У Папаши была книга, в которой содержалась стенограмма той встречи, и, прочитав ее, можно сказать, что Кеннеди был так охуенно накачан, что на самом деле понятия не имел, что происходит. В какой-то момент он говорит что-то вроде: «Зачем Советам это делать? Это было бы все равно, что разместить ядерное оружие в Турции». Наступает пауза, а затем кто-то из присутствующих говорит: «Это мы сделали, сэр».

Они остановились на красный свет, и это, казалось, тоже остановило поток слов Фила, хотя на этот раз он улыбался.

– Странно, потому что я искал эту расшифровку совсем недавно, и она не появилась в поиске «Гугл». Я имею в виду, может быть, страниц двадцать или что-то в этом роде, но это скрыто. Единственное, что ты найдешь - стенограмму, сделанную на следующее утро, когда он пришел в себя.
– Он покачал головой, когда загорелся зеленый свет.
– В любом случае. Следующее, что я помню, это как Папаша рассказывает мне о знаменитых вечеринках Джона Кеннеди в Кэмп-Дэвиде, на которых были только он, его политические союзники, доктор Фелгуд и несколько дорогих девушек по вызову. Папаша часами говорил о том, что теория о стрелке-одиночке не имеет смысла, что отчет Уоррена - не что иное, как чушь собачья. В то время это поразило меня. Это было похоже на откровение, что история может быть интереснее, чем просто запоминание имен и дат. Что, возможно, было что-то, о чем они не хотели, чтобы мы знали.

– Так что же произошло?
– Спросил Ривер.

– Случилось то, что я вернулся домой. Я представил свой отчет, в котором объяснил, почему Джон Кеннеди на самом деле был Королем придурков, которому поклонялась нация только потому, что его убили в ключевой момент истории.
– Он снова рассмеялся.
– Я получил единственную F (низший балл) в своей жизни. Мой отец был в бешенстве. Заставил меня переписать все «правильно» и сказал, что я больше никогда не увижу Папашу.
– Он понизил голос, что, как предположил Ривер, было подражанием его отцу. – «Я не позволю ему забивать тебе голову этой чепухой, парень».

– И ты видел его? Я имею в виду, видел ли ты его снова?

– Нет. Только после того, как я окончил среднюю школу и сам поехал туда. Но я постоянно посылал ему письма. Я почти ничего не рассказывал. Обычно я просто рассказывал ему, что изучаю, и спрашивал, что он думает по этому поводу. Иногда ему было нечего сказать. Все, что было до двадцатого века, или то, что не имело прямого отношения к Штатам, его не интересовало. Но иногда я получал десятистраничные обличительные речи о том, насколько неправы были мои учителя. Он присылал мне списки для чтения, из-за которых я бегал в библиотеку в поисках книг, которые мне приходилось прятать от отца. Хотя, конечно, история стала интереснее.

– Значит, он в некотором роде сторонник теории заговора?

Фил практически закатил глаза.

– Ты когда-нибудь задумывался, как часто мы используем эту фразу, чтобы уволить людей просто потому, что они с нами не согласны? Я имею в виду, что Папаша не идиот. Он знает, что Земля круглая. Он не думает, что высадка на Луну - мистификация или что-то в этом роде. Он постоянно читает. Просто у него есть несколько ключевых моментов, от которых он не может отказаться.

– Любит Кеннеди?

Фил кивнул.

– Любит Кеннеди. Но на самом деле, он довольно рассудительный. А теперь подожди, пока не познакомишься с отцом Грея. Он замечательный человек. У него две степени доктора философии. Вероятно, умнейший и устрашающий чувак, которого я когда-либо встречал. И все же от него отмахиваются как от «сторонника теории заговора», потому что он ставит под сомнение статус-кво.
– Он рассмеялся. – Я осмелился сказать эти два слова ему в лицо.

Ривер попытался представить себе кого-нибудь, кто мог бы запугать Фила. Учитывая его привычку спорить с каждым врачом в больнице, для этого потребовалось бы нечто большее, чем ученая степень.

– Думаю, я откажусь.

– Хороший план.
– Фил покачал головой.
– Хотя, позволь мне сказать, это многое объясняет в описании Грея.

Они вернулись к Филу. Ривер по привычке снял ботинки, прежде чем отправиться на кухню, где ему обещали холодное пиво. После покерной вечеринки это было единственное, что он хотел выпить. Он открыл бутылку как раз в тот момент, когда Фил заговорил о том, чего Ривер так боялся.

– Ты никогда не упоминал о своем брате.

Нет, он никогда не упоминал Фореста. Ривер терпеть не мог говорить об этом. С другой стороны, Фил только что поделился частью своего прошлого. Риверу казалось справедливым поступить так же.

– Форест был моим близнецом. Мы двуяйцевые, не похожие друг на друга. На самом деле, мы были скорее противоположностями. Он всегда был необузданным. Как бы... злым, я думаю.
– Он покачал головой.
– Я задавался вопросом, не было ли у него биполярного расстройства или даже социопатии. Ему так и не поставили никакого диагноза. Мои родители просто отмахивались от этого, как от обычных мальчишеских выходок, но это было не так. У него были проблемы.

– Какого рода проблемы?

– Он был неуравновешенным. Спорщиком. Непредсказуемым. Когда такие пациенты попадают в отделение неотложной помощи, на них навешивают ярлык «пограничный».

– И все избегают таких пациентов, кроме тебя. Ты берешь их к себе из-за своего брата?

– Наверное.
– Он сел за маленький кухонный стол Фила и сделал большой глоток пива, вспоминая своего брата.
– Ты должен понимать, что в основном все это я собрал постфактум. В то время я не думал, что что-то из этого было необычным. Он был плохим близнецом, я - хорошим. Но я никогда не был уверен, кто из нас действовал, а кто реагировал. Я думал, что помогаю ему загладить свою вину, но, возможно, он вел себя так только потому, что я был таким паинькой.

– Так что же произошло?

Ривер отставил свое пиво в сторону. Кухонный стол был единственным местом, где Фил не настаивал на подставках.

– Он начал встречаться с девушкой в конце первого курса. Рэйчел. Это было странно, потому что он был одержим ею за несколько месяцев до того, как они начали встречаться. Например, следил за ней до дома. Ждал у ее дома. И все такое. Наверное, Рейчел подумала, что это романтично, потому что они начали встречаться. Несколько месяцев все было замечательно. Я помню, моя мама говорила, что, возможно, Рейчел была той самой единственной, но потом они начали ссориться. Он говорил, что она ему изменяет. Она говорила, что он был параноиком и собственником.
– Ривер пожал плечами, вспоминая.
– Я подозреваю, что она была права в этом больше, чем Форест, но в то время мне было все равно.
– Это звучало плохо, но они с Форестом не были близки, Ривер переживал свою собственную подростковую драму, понимая, что его больше привлекают мужчины, чем женщины, задаваясь вопросом, как отреагирует его семья, когда узнает, что он развлекался с мальчиком из своей хоккейной команды. Отношения его брата едва ли попадали в поле зрения Ривера.