Увечный бог

– Ты не обязан понимать. Мы не знаем, кто была ее мать. Не знаем, какой будет новая мать.

– Я видел ночью...
– Он прервался.
– Баделле...

– Те, что постарше. Да, - отозвалась она.
– Наши матери и отцы лежат вместе, пытаются сделать детей. Мы можем возвращаться лишь к тому, что знаем, что помним из прошлых дней. Мы повторяем снова и снова, хотя знаем: это не сработало даже в первый раз. Но только так мы и можем.

– Ты еще летаешь во снах, Баделле?

– Нам нужно идти, Рутт, пока Хельд не прекратит быть Хельд, став Новорожденной.

– Я слышу, как она плачет ночами.

"Она. Вот ее история: Новорожденная становится Хельд, Хельд становится Матерью, Мать приносит Новорожденную, Новорожденную кто - то носит на руках... А все мальчики, ставшие отцами, пытаются влезть назад. Каждую ночь лезут и лезут, пытаются и пытаются.

Рутт, мы все плачем ночами".

– Нужно идти, - сказала она, повернувшись наконец к нему.

Его лицо было скомканным - вялая кожа, глаза под темными кругами. Разбитые губы, лоб священника, усомнившегося в своей вере. Волосы его выпадали, руки казались слишком большими.

– Хельд говорит "на запад", Рутт. На запад.

– Там нет ничего.

"Там есть великая семья, там все богаты и так далее. Много еды. Много воды. Они ищут нас, благословляют нас, чтобы показать будущее. Оно еще живет. Они обещают нам будущее. Я видела, видела всё. И мать ведет их, и держит в руках всех детей, хотя никогда не делала Новорожденной. Та мать, Рутт, совсем как ты. И скоро дитя в ее руках откроет глаза".– Я видела ночью во сне Хельд.

– Точно?

– Да. У нее были крылья и она улетала. Я слышала голос в ветре.

– Ее голос, Баделле? Что она сказала? Что сказала Хельд?

– Она ничего не говорила, Рутт. Она смеялась.

***

Иней облепил выброшенный на берег мусор, куски льда на мелководье хрустели и звенели, когда волны перекатывали их. Фелаш выкашляла последний сгусток утренней мокроты и, натянув на плечи отороченный мехом плащ, пошла туда, где служанка разводила костер.
– Ты завтрак приготовила?

Старшая женщина жестом указала на неровный диск - пень дерева, используемый ими вместо стола. Там ожидали чашка с травяным настоем и дымящийся кальян.

– Превосходно. Я говорила, что голова болит? Материнские послания такие неловкие и жестокие. Или Омтозе Феллак делает их грубыми - подобно адскому льду и холоду, что нам досаждают.
– Она посмотрела в сторону другого лагеря, в тридцати шагах, и нахмурилась: - И все эти суеверия! На мой вкус, они перешли грань наглого неуважения.

– Волшебство их пугает, Ваше Высочество.

– Фу! Волшебство спасло их жизни! Неужели благодарность не способна побороть мелкие ужасы и воображаемых страшил? Дорогая, они же просто жалкий цыплячий выводок.
– Она уселась на бревно, осторожно, чтобы не задеть непонятные железные болты. Отпила чай, протянула руку за искусно вырезанным из слоновой кости мундштуком. Довольно затянувшись, перевела взор на замерзшее у берега судно.
– Погляди-ка. Единственное, что поддерживает его на плаву - мой айсберг.

– Увы, Ваше Высочество, это и есть вероятная причина их недовольства. Это матросы, застрявшие на берегу. Даже капитан и старший помощник выказывают отчаяние.

– Ну, - фыркнула Фелаш, - нам нужно уметь смиряться с тем, что имеем. Не так ли? Разве мы можем что-то изменить, в любом случае? Кораблю конец. Нужно идти по суше, и не могу вообразить, сколько выдержат мои ножки.

Она развернулась, заслышав приближение Шерк Элалле и Скоргена Кабана. Старпом ругался, спотыкаясь о кочки.

– Капитан! Садитесь, остался чай. И вы тоже, Скорген. Прошу.
– Она поглядела на служанку: - Найдешь еще чашки, да? Отлично.

– Благослови нас Беру, - прошипел Скорген.
– Десять шагов отсюда - и мы сваримся живьем. А здесь...

– Уверена, это пройдет, - заявила Фелаш.
– Вчерашнее волшебство было, скажем так, слишком интенсивным. Предупреждая ваши обильные жалобы, скажу: я и моя служанка не меньше вашего страдаем от холода. Может, Джагуты и наслаждались подобным климатом, но мы, сами понимаете, не Джагуты.

Шерк Элалле начала: - Ваше Высочество, мой корабль...

Фелаш глубоко затянулась.
– Да, - вздохнула она.
– Он. Думаю, я уже не раз извинилась. Возможно, это говорит о недостатках моего образования, но я действительно не имела понятия, что все корабли несут в трюмах некий достаточный для странствия объем воды. И что замораживание излишка приводит к катастрофе, например, расщепляет борта. К тому же разве ваша команда не работала на помпах?

– Как скажете. Но даже сотня рук не могла бы откачивать воду быстрее, чем она замерзала. Хотя я не о том - сами понимаете, мы уже смирились. Невезение и все такое. Просто и ясно. Нет, я намерена обсудить вопросы починки.

Фелаш разглядывала светлокожую женщину и медленно постукивала мундштуком по зубам.
– Выслушав ваши обличения два дня назад, капитан, я уяснила, что "Вечная Благодарность" безнадежна. Вы изменили мнение?

– Да. Нет. Ну, мы прошлись по пляжу. Обломки дерева бесполезны. Немногие бревна, нами найденные, тяжелы как гранит - Маэл знает, для чего их использовали, но явно не для плавания. Фактически они показывают нейтральную плавучесть...

– Простите меня?

– Погрузите их в воду на любую глубину, и они там и останутся. Никогда такого не видела. Среди нас есть бывший столяр, он говорит: дело в минералах, впитанных деревом, и в почве, на которой оно росло. Да и в глубине суши мы не видим лесов.

– То есть у вас нет дерева для починки. Да, капитан, разве не то же вы предсказывали два дня назад?

– Да, так я говорила и так оно и вышло. Моя команда не может жить на замерзшем судне, так что мы действительно в беде.

Скорген Кабан топнул по песку здоровой ногой: - Еще хуже, Высочество, что в здешних водах нет ни одной устрицы, не говоря о большем. Готов спорить, их давно выловили. Мы не пройдем по суше туда, куда вам нужно.

– Весьма тревожно, - пробормотала Фелаш, не сводя глаз с Шерк.
– Но ведь у вас есть какая-то идея, капитан?