Увечный бог

– Потише, Добряк, - предостерегла Фаредан Сорт.
– А еще лучше обсудим всё подальше, за лагерем.

Они ушли. Рутан поколебался, но Лостара Ииль потянула его за собой. Ни слова не было сказано, пока они не миновали плохо организованные пикеты. Под солнцем жара обрушилась на офицеров, свет ослепил глаза.

– Не сработает, - провозгласил Добряк, скрестив руки на груди.
– Будет мятеж, а потом драка за воду; в конце концов почти все погибнут. Даже треклятые морпехи и панцирники в полном числе не удержали бы целую армию...

– Похоже, вы невысокого мнения о моих подчиненных, - бросила Фаредан Сорт.

– Сколько среди них добровольцев, Сорт?

– Понятия не имею.

– Малазанская политика - брать самых рьяных в морскую или тяжелую пехоту. Преступники, бедняки, изгои, вот кто кончает в регулярных войсках. Фаредан, вы действительно уверены в солдатах? Только честно - никому здесь не нужна пустая болтовня.

Она отвела взгляд, прищурилась.
– Одну лишь странность я заметила, Добряк. Они мало говорят. О чем бы то ни было. Нужно вывернуть такому руку, чтобы вырвать мнение.
– Она пожала плечами.
– Они знают, что безлики. Такими были всегда, задолго до вступления в ряды армии. Тут... тут или там, все едино.

– Может, они молчат в пределах слышимости ваших ушей, Сорт, - буркнул кулак.
– Готов поспорить, им есть что сказать друг другу, когда вокруг никого.

– Не уверена.

– Вы забыли дни, когда сами были в нижних чинах?

Она вздрогнула.
– Нет, Добряк, я не забыла. Но я стояла в пятидесяти шагах от костров, могла бы видеть шевеления губ, жесты, свойственные спорам - но ничего такого. Признаю, это странно, но моим солдатам, кажется, нечего сказать даже друг другу.

Все замолчали.

Рутан Гудд стоял, расчесывая бороду пальцами. Лицо его было задумчиво-отстраненным, словно он слушал не спор, а что-то, творящееся в тысяче лиг отсюда. "Или в тысяче лет".

Фаредан Сорт вздохнула: - Мятеж. Какое мерзкое слово, Добряк. Кажется, вы готовы швырнуть его к ногам моих пехотинцев?

– Я боюсь, Фаредан. Я не оспариваю ваше право командовать - вы ведь понимаете?

Она подумала и вздохнула: - Ну, на деле именно его вы и оспариваете. Я не кулак Блистиг, смею сказать. Моя репутация среди солдат вполне достойная. Да, меня могут ненавидеть, но не смертельной ненавистью.
– Она рассматривала Добряка.
– Разве не вы сами говорили как-то, что намеренно вызываете ненависть в солдатах? Мы должны быть для них магнитными камнями. Когда они смотрят и видят, что мы все терпим, что нас ничто не может поколебать, то сами укрепляются духом. Или я неправильно поняла?

– Нет. Но сейчас на нас уже не так смотрят, Сорт. В нас видят потенциальных союзников. Против НЕЕ.

Голос Рутана Гудда был сухим.
– Готовы возглавить восстание, Добряк?

– Спроси еще раз, капитан, и я сделаю все, чтобы тебя убить.

Рутан холодно усмехнулся: - Извините, я не намерен дарить вам легкий выход, Кулак.

– Нет. Вы никому ничего не дарите.

– И что я должен сказать, по-вашему? Она не хочет, чтобы солдаты плакали и вскрывали себе вены, став мягкими. Она хочет совершенно иного. Не просто твердости.
– Он смотрел на собеседников.
– Они должны быть дикими. Беспощадными. Упорными, как скала в море.

– В шатре...

– Вы не поняли, - оборвал Рутан.
– Думаю теперь, никто из вас не понял. Она сказала: посмотрите вдаль, в глаза Увечного Бога. Посмотрите и ощутите. Но ведь вы не сможете, Добряк. Правда? А вы, Кулак Сорт? Лостара? Кто-то из вас?

– А вы?
– рявкнул Добряк.

– Ни шанса.

– Она спутала нас - какой в этом прок?

– Зачем бы ей?
– возразил Гудд.
– Вы просили большего. А потом я, черт подери, пригвоздил ее к дереву безумными словами насчет служения. Она стала отбиваться, и это, друзья, был самый человечный облик Адъюнкта, нами виденный.
– Он смотрел на них.
– До этого я был в нерешительности. Оставаться ли? Или ускакать прочь от всего? И если я останусь, то не потому, что кто-то сумеет меня удержать - это понятно?

– Но, - сказала Сорт, - вы еще здесь.

– Да. Отныне я с ней, так долго, как она потребует.

Кулак Добряк поднял руку, словно желая ударить Рутана.
– Почему?!

– Вы так и не въехали. Никто из вас. Слушайте. Мы не смеем взглянуть вдаль, в глаза страдающего бога. А она смеет. Вы требовали от нее большего - боги подлые, чего еще она может дать? Она ощущает сострадание, которого мы позволить себе не можем. За всем этим "холодным железом" она чувствует, а мы - нет.
– Он невыразительно глянул на Добряка.
– При этом вы требуете большего.

Камни лопались на жаре. Немногочисленные насекомые трещали радужными крыльями.

Рутан Гудд обратился к Фаредан Сорт: - Ваши солдаты ничего не говорят? Радуйтесь, Кулак. Возможно, они поняли наконец - на уровне какого-то инстинкта - что именно она у них забрала. Спрятав в себе, для лучшей сохранности. Самое ценное, что они имеют.

Фаредан Сорт покачала головой: - Так в ком из нас слишком много веры, Рутан Гудд?

Он пожал плечами.
– Жарко тут.

Офицеры смотрели, как он уходит - одинокая фигура, бредущая назад к дозорам, в лагерь. В воздухе не повисла пыль - эта пустыня не любит пыли.

Добряк небрежно обратился к Лостаре.
– Думаете, он готов удрать?

– Что? Нет. Этот мужчина - настоящий шифр, Кулак.

– И как, - вмешалась Сорт, - это должно работать? Если мне нужно укрепить спинные хребты солдат, что, во имя Худа, я должна сказать?

Миг спустя Лостара Ииль прокашлялась и ответила: - Не думаю, что вам вообще нужно с ними говорить, Кулак.

– О чем вы? И не выплевывайте мне слова Рутана - он слишком высокого мнения о сердце и уме простого солдата. Если твоя жизнь посвящена убийству, это не делает тебя необычайным мудрецом.

– Не готова согласиться, - возразила Лостара.
– Смотрите. Просто оставаясь с ней, с Адъюнктом, вы говорите всё, что следует. Настоящая угроза армии - кулак Блистиг, не делающий тайны из неприязни к Адъюнкту, а значит, и ко всем нам. Если он начал собирать сторонников... да, тут и возникнут трудности.

Добряк поднял руку, утер пот со лба.
– ЕСТЬ мудрость, Фаредан. Мудрость, приходящая от понимания... оно родится там, в самой сердцевине вашей души, понимание хрупкости жизни. Вы получаете такую мудрость, забирая чужие жизни.

– А как насчет тех, что убивают не думая? Мудрость? Едва ли. Скорее... растущее пристрастие. Темный поток удовольствия, такой... соблазнительный.
– Она отвела взор. "Я уж знаю. Я стояла на Стене".

Лостара указала: - Вон там гонец... ему нужен кто-то из нас.

Они дождались круглолицего тщедушного солдата. Солдата с изуродованными руками. Он отдал честь правой, растопырив культяшки, а левой передал Добряку восковую табличку.
– Комплименты от лейтенант-старшего сержанта квартирмейстера Прыща.