Узы крови

Ржание испуганного жеребца возвратило к суровой действительности. Сплюнув себе под ноги, Хорнвуд уставился в одну точку.

Небо, усеянное звездами, создавало иллюзию контроля над ситуацией. Бесспорно, он одолеет всех пресловутых вероотступников и последователей безглазого мальчика с его тупоголовыми братцами. Ноги подкашивались, голова раскалывалась на части, а от пьяных драк исходил нестерпимый шум. Завалившись спать прямо в палатки, сир проснулся поздним утром. Солнце стояло в зените, слабо распространяя лучи. Осень предпочитала не расточать жизненно необходимую энергию, готовясь в зиме. Лютая пора года, пригодная для зубастых тварей. Казалось, еще вчера знаменитый подонок явился на порог Вудхорна - родового гнезда семьи – и предложил сотрудничество во многих аспектах. К сожалению, благородный Рамон, законный хозяин поместья, дал четкий и опрометчивый ответ.

Гэбриэль тогда ничего не сказал – лишь огорченно вздохнул и попросил немного обдумать щедрое предложение возглавить десятитысячное ополчение. Пора положить конец царствованию поганых Ланнистеров. Но Рамон остался непреклонным слушателем. Усмехнувшись себе в бороду, он выпроводил безумца со всей любезностью, а затем удобно разместился в постели, ставшей местом его гибели. Достать кинжал, найти способ отвлечь стражников и рассечь горло от уха до уха, а затем прибить тело к еще одному шедевру извращенной фантазии – деревянном кресту – не такая тяжелая задача. А вот спать по ночам с воспоминаниями о кровавых простынях – тяжкая ноша.

Улыбка мимо проходящего соратника вызвала подозрение. Со временем тут все становятся параноиками.

Цветник – высокое и помпезное укрепление с многочисленными башнями – слишком упорно требовал завоевания. Зеленые стяги с золотыми розами и синие – с желтыми подсолнухами развевались на ветру, словно напоминание о беспомощности некогда внушавших страх мятежников. Обороной твердыни руководил ее нынешний хозяин – один из вышколенных ветеранов, отличающийся неплохим чувством юмора. Смеха ради он приглашающе открыл врата, чтобы выпустить огромного медведя. Видимо, хищника стало нечем кормить, а просторец избрал наиболее выгодное решение. Два десятка солдат пытались обезвредить монстра. Потеряв ровно половину и четверых лошадей, латники просто зарубили тварь секирами. Потом в лагере случился пожар, уничтоживший запас провизии и весь лошадиный корм.

Ярость ненасытных приспешников монаха росла. Все завершилось тем, что Карлайл, лучший лучник во всем Беленоре, начал практиковаться в стрельбе на живых целях. Мишени нередко подходили чересчур близко к невидимой границе, отделявшей два стана. Однажды он попал одному из противников в глаз. С громадного расстояния. А позднее прострелил руку одному из командующих, вызвав неоправданные опасения касательно возможной ампутации. К счастью, все обошлось простым сетованием на изобретательного сукиного сына и угрозой разорвать его на части. Поморщившись и скорчив гримасу непритворного отвращения, Питер выплюнул речную воду. Никто бы особо не удивился, если бы выяснилось, что она отравлена. Непреклонный лорд в пестром кафтане мог эффектно довершить свое выступление.

– Какого черта ты валяешься без дела? – поинтересовался грубоватый голос старого дорнийца, в котором таилась мирная душа, не желающая лишнего кровопролития. В отличие от остальных, он понял, что их фактически отдали на растерзание врагам, на следующий же день после странного приказа. Проведя всю трехлетнюю войну среди таких же военнопленных, Карилл проникся своеобразным уважением к повстанцам. Он рассказывал удивительные истории, показывающие великодушие Майкла. Но он не стал упоминать об этом в присутствии Старка. – Новый день – новая возможность что-то изменить.

– И новая порция твоих нравоучений, – съязвил недовольный Хорнвуд. Старикашка, по всей видимости, привязался к своему брату по оружию и несчастью. Не единожды он повествовал о своем единственном сыне, оставшемся в Дорне, и повторял, как сам Питер на него похож, хотя разница в возрасте была велика. – Не надоело радоваться тому, что проснулся под флагом с черным волком, а не золотым львом?

– В этом твоя основная проблема, – рассмеявшись, Вэйт провел морщинистой рукой по гладким полуседым волосам. Под поразительно голубыми глазами образовались фиолетовые мешки. – Ты не умеешь радоваться вообще.

Его собеседник фыркнул, явно не испытывая особого наслаждения от разговора.

– Ладно, не имеет значения. – Бинт на продырявленной руке уже не окрашивался в яркие красные оттенки. – Что будем делать с нашим общим другом? Вчера сбежала еще одна группа рядовых бойцов. Но есть и хорошая новость – они у нас ничего не украли. Просто красть нечего.

– Обнадеживает, – хмыкнув, братоубийца склонил голову набок. Размышления мало помогали решить имеющуюся дилемму. Либо последовать за практичными трусами, либо оставаться с преданными дураками. Обманутые надежды. – Что предлагаешь? С нами покончено. Не сегодня, так завтра сюда явится целое полчище триумфаторов и великодушно попросит сдаться. Лично я собираюсь выпустить им всем кишки. Хоть перед смертью избавлю мир от пары-тройки мерзавцев.

– Весьма похвальная мечта, – не без иронии заявил южанин, разминая затёкшую шею. Приходилось спать на жестком матрасе практически без перины – половина шатров сгорела при недавнем пожаре. – Но ты же еще сравнительно молод. Я множество раз умолял тебя поехать со мной. И не надо на меня так смотреть. Нас все равно бросили. Так какая разница? Никто не осудит.

– Ты бы уже давно попивал вино собственного производства в кругу любвеобильных родственников. Но вместо этого сидишь тут и уговариваешь незнакомого человека, которому, в сущности, ничего не должен, разделить с тобой путь до Дорна? – Житель Севера редко встречался с бескорыстной добротой. Везде подвох и лукавство. – Чего же ты хочешь на самом деле?

– Чего я хочу? – переспросил ни капли не удивленный Вэйт, вытаскивая лезвие меча на слабый солнечный свет. – Я хочу жить вечно в стране, где лето длится тысячу лет. Я хочу замок в облаках, чтобы смотреть на весь мир сверху вниз. Я снова хочу стать двадцатилетним юнцом. Когда мне было двадцать, я мог сражаться весь день и спать с прекрасными девами всю ночь напролет. Неважно, чего мы хотим. – Старый вояка с проигранной битвой за плечами давал советы неудавшемуся капитану. Забавно. – За год я понял, что идти рука об руку с хваленым Лжепророком – равносильно плевку в душу Господу. Пусть лучше мои люди погибнут в бою за правое дело, чем в одиночестве от голода, с объеденными пальцами и слезами на щеках. Об умерших такой смертью песен не слагают.

Замолчав на долю секунды, он набрал в легкие больше воздуха и продолжил:

– Что до меня, то я стар. Чувствую, это будет моя последняя война. Хотелось бы искупаться в крови этого сумасшедшего перед таким финалом. Я хочу ощутить ее брызги на своем лице, когда мой клинок погрузится в его череп. Да, я хочу слизать ее со своих губ и умереть с этим вкусом на языке. Теперь могу об этом совершенно спокойно говорить, не боясь доносчиков. – Выпрямившись, он словно не замечал окружающих. Словно вдохнул желанную свободу. – Думаешь, мое желание… Оно осуществимо?

Будто услышав столь абсурдную молитву, Бог решил отыграться за причиненные паршивым ублюдком страдания. Негоже еретикам изнывать от чувства сожаления и выдавать себя за тех, кем они не являются. Может, пожилой дорниец и не принимал участия в зверствах, прогремевших на всю страну, но, несомненно, присутствовал во время них и наблюдал. Иной раз бездействие – хуже любой одержимости. Раскатный гром мерк в сравнении с оглушительным воем боевого рога, раздавшимся вблизи. В одночасье из темной линии деревьев, контрастирующей на фоне безмятежного неба, выпорхнули сотни всадников. Почти не касаясь земли, кони летели по травянистому холму, норовя врезаться в противников. Стяги, реющие на резвом ветру, изображали красного охотника с насаженной на копье добычей. Символично, учитывая тот факт, что вскорости тела безбожников окажутся насаженными на железные наконечники роялистских копий. Так и произошло.