В царстве глины и огня

— На будущій годъ на завод встртимся.

— Ну, это еще когда-то улита детъ, да когда-то будетъ.

Леонтій слъ на траву и взялъ въ руки гармонію.

— Нтъ, Авдотья Силантьевна, ты меня не забывай, сказалъ онъ. — Ты скажи, куда теб писать домой, и я теб писулечку пришлю изъ деревни.

— Да чего-жъ ты разслся-то? Теб сказано, чтобы ты проваливалъ! крикнула на него Дунька.

Леонтій не поднимался и продолжалъ:

— И пришлю я теб въ писулечк поклонъ отъ неба и до земли.

— Очень нужно!

— Да неужто и впрямь забудешь? Нтъ, ты этого не моги.

— А съ какой радости помнить? Вотъ кабы ты присватавшись ко мн былъ, жениться на мн думалъ.

— Мн, Дуняха, на теб жениться нельзя, говорю прямо, потому ты чужая. Отецъ мой тебя не приметъ въ домъ. Вотъ когда-бы ты была нашинская, боровичская, и наши крестьянскіе порядки знала, то это точно, намъ давно нужно въ домъ работницу, потому матушка у меня въ деревн стара и припадать стала. А тебя взять — ты ни жать, ни косить не умешь, никакого крестьянскаго обихода не знаешь.

— Ну, вотъ видишь. Такъ съ чего-жъ тебя помнить-то?

— Ты любовь помни. Помни, какъ мы съ тобой погуливали, какъ я тебя миловалъ, крпко къ сердцу прижималъ. Пріду въ будущее лто на заводъ, опять гулять будемъ.

Леонтій заигралъ на гармоніи и заплъ:

Вспомни, вспомни, моя радость,

Нашу прежнюю любовь…

Дунька заморгала глазами и отвернулась. У ней вдругъ слезы подступили къ горлу. Ей сдлалось жалко Леонтія.

— Да уйди ты отъ меня, честью тебя прошу. Ну, что ты присталъ! проговорила она. — Чего душу-то мою бередишь!

— Давай, я кирпичъ подлаю, а ты посидишь и передохнешь, предложилъ Леонтій.

— Не требуется. Уходи, Христа ради.

— Вотъ брыкается-то лошадь необъзженная. Съ чего это ты сегодня?

— Забыть тебя хочу — вотъ съ чего. Ну, уходи. Честью прошу: уходи.

— Шутишь, покрутилъ головой Леонтій и поднялся съ травы. — Ну, прощай. Пойду въ трактиръ сапожника поискать. Подметки хочу къ старымъ сапогамъ подкинуть.

Дунька молчала.

— Мсяцъ, Дунечка, только мсяцъ осталось намъ и погулять-то съ тобой вмст, продолжалъ Леоитій. — Посл обда погуляемъ сегодня? спросилъ онъ.

— Нтъ, нтъ и нтъ. Посл обда я спать буду и не ищи ты меня, отвчала Дунька.

— Не до вечера-же дрыхнуть будешь.

— До вечера и весь вечеръ.

— Врешь, выдешь за ворота на рку. Мухоморъ вчера въ орлянку рубль цлковый выигралъ, пивомъ общался попотчивать — вотъ я и тебя примажу.

— Уходи ты, дьяволъ!

— Я дьяволъ? О! Вотъ это удивительно.

Дуня, что ты, что ты, что ты. Я солдатъ четвертой роты.

заплъ Леонтій, подыгрывая на гармоніи, подмигнулъ Дуньк и зашагалъ отъ шатра.

XVII

Къ одиннадцати часамъ Дунька совсмъ отработалась. Пять тысячъ кирпича съ прибавкой полуторатысячи на бракъ были выстланы на полки и сушились подъ шатромъ. Къ суббот эти кирпичи высохнутъ, будутъ сняты съ полокъ и положены обрзчицами въ «елки», то есть въ клтки; приказчикъ ихъ приметъ и она получитъ разсчетъ. Отработавшись, Дунька умылась, причесалась, надла праздничное платье и вышла за ворота завода, грызя подсолнухи. Одвшись, она сегодня особенно долго смотрлась въ осколокъ зеркала, оклеенный по краямъ въ вид рамки полоской пестрыхъ обоевъ, и любовалась собой, поправляя красную ленточку въ волосахъ. Свиданія съ Глбомъ Кириловичемъ она ожидала не безъ нкотораго волненія. Она даже ршила не отказываться выдти за него замужъ, ежели онъ поведетъ разговоръ о женитьб на ней.

«Скажу, что пойду, что согласна, а тамъ буду смотрть, что изъ этого выдетъ», ршила она. «Вдь отъ слова ничего не сдлается. А тамъ, ежели посл будетъ ужъ очень командовать надо мной, станетъ учить по своему жить да забирать въ руки, то можно и наплевать на него. Вдь женихъ, а не мужъ. Ближе какъ передъ Вздвиженьемъ свадьбу играть не будетъ, а до этого еще много времени. Цлый успенскій постъ буду къ нему приглядываться, да еще и посл Успенскаго поста».

Въ воображеніи ея мелькнула красивая фигура стройнаго, бойкаго Леонтія; она сравнила его съ неказистой, нестатной фигурой тихаго и робкаго Глба Кириловича и опять подумала:

«Хорошъ-то хорошъ Леонтій, да чертъ-ли мн въ немъ, ежели онъ на всю зиму до весны удетъ въ деревню! Кабы любилъ, не ухалъ-бы. Кой-какъ-то-бы перебились зиму и въ город на поденной работ. Въ город-бы можно было жить. Въ деревню своему отцу онъ могъ-бы послать денегъ и откупиться. А то жди до весны. До весны много воды утечетъ. Да еще прідетъ-ли весной-то? Кабы любилъ, то остался-бы со мной».

За воротами Дуньку уже поджидалъ Глбъ Кириловичъ. Не безъ сердечнаго трепета подошелъ онъ къ ней и шепнулъ:.

— Все готово. Угощенія всякаго я купилъ и спряталъ на задахъ подъ кустикомъ. Тамъ и пиво, тамъ и закуски. Идите тихимъ манеромъ на зады въ олешникъ, чтобы народъ не замтилъ, а я за вами слдомъ.

— Ладно. А только ни у кого ничего я не украла, чтобы мн крадучись идти, отвчала Дунька.

— Да вдь другіе сзади навяжутся и будетъ уже не тотъ интересъ, коли ежели въ компаніи. Мое мечтаніе, Дунечка, чтобы быть съ вами наедин, глазъ на глазъ.

Дунька не возражала, вошла въ ворота завода и потихоньку стала пробираться на зады. Глбъ Кириловичъ обождалъ немного и, посвистывая, незамтно пошелъ сзади. За шатрами въ ольховой заросли онъ нагналъ Дуньку. Она взглянула на него и улыбнулась.

— Ну, гд-же мы присядемъ? спросила она.

— Дальше, дальше пойдемте, а то здсь много заводскихъ шляется. Я, Дунечка, цлый господскій обдъ приготовилъ и только разв хлебова нтъ. Вотъ тутъ у меня въ кустахъ мшочекъ, сказалъ

Глбъ Кириловичъ и вытащилъ изъ кустовъ ситцевую наволочку, грузно наполненную чмъ-то.

Что-то звякнуло въ наволочк.

— Пива у меня тутъ дв пары въ сн. Какъ-бы не разбить, прибавилъ онъ.

— Выньте пиво-то. Я въ рукахъ понесу, предложила Дунька.

— А и то дло. Берите-ка.

Вскор они выбрали полянку между кустовъ и расположились. Глбъ Кириловичъ сталъ вынимать изъ наволочки състные припасы и раскладывать ихъ на траву. Тутъ были и огурцы, и яйца, и колбаса, завернутая въ срую бумагу, ветчина, копченая ряпушка, хлбъ, ватрушка съ брусничнымъ вареньемъ и тюрикъ съ черникой.

— Господи! Да гд это вы все набрали! воскликнула Дунька.

— Кушайте на здоровье, самодовольно улыбаясь, отвчалъ Глбъ Кириловичъ и прибавилъ: «Это еще не все» и, опустя руку въ наволочку, вынулъ оттуда дв жестянки. — Карамельки и монпасье. Это можете съ собой взять и подругъ угостить. А вотъ тутъ въ двухъ тюрикахъ мятные пряники, мармеладъ.