В чём измеряется нежность?
Шрифт:
— Верно, мистер Андерсон. Но системой это предусмотрено. Компания уже выпустила в продажу инновационную серию тириума с обновлённым составом, который при взаимодействии с пищеварительной системой частично превращается в особый фермент для переработки и консервации биоматериалов. Всё, что будет необходимо господину Коннору, это периодическое восполнение тириума, чтобы избежать кровопотери.
— Которое, конечно же, влетит в нехиленькие ежемесячные суммы, правда? — съязвил Хэнк.
— Как первый пользователь господин Коннор также получит тридцатипроцентную скидку на целый год.
— Меня вполне устроит. — Коннор благодарно кивнул курьеру и обернулся к Андерсону: — Хэнк, всё хорошо, это не стоит твоих переживаний. Моя зарплата и так в основном ни на
— Не знаю… я, блядь, не знаю… — Лейтенант поник головой и несколько раз провёл рукой от макушки до затылка и обратно. — Просто не хочу, чтобы ты себя ломал ради какой-то выдуманной херни, которая навряд ли сделает тебя счастливее. А у меня поганое чувство, будто ты стыдишься быть собой. — Он резко обернулся к курьеру. — Почему ты ещё здесь, пластмассовый ушлёпок? Вали отсюда, хорош уши свои сраные греть!
— Спасибо, что воспользовались нашими услугами, — слащаво ответил курьер и направился к выходу.
— Это сделает меня счастливее. И спокойнее, что немаловажно. Мне самому не по душе происходящий спектакль, но пока так нужно. Пожалуйста, верь мне, — Коннор говорил мягко и убедительно, Хэнка это раздражало и пугало, но он чувствовал себя бессильным что-то изменить.
— Столь впечатляющая щедрость — просто убогая попытка компенсировать тот факт, что ты подопытная крыса для их «передовых разработок», которая очень удачно пошла на эксперимент добровольно.
Коннор отстранился и проследовал за курьером, чтобы закрыть входную дверь. Он ощущал напряжение, пульсирующее в воздухе, оно пропитало пространство наравне с запахом спиртного. Вернувшись обратно, он долго смотрел на молчаливую и усталую фигуру Хэнка, сгорбившегося на диване в обнимку со стаканом. К нему тихо подкрался Сумо и толкнул носом колено хозяина, жалобно проскулив. Хэнк лениво запустил свободную руку в густую шерсть пса и пригубил остатки скотча.
— Неужели ты думаешь, что малая не поняла бы и не приняла тебя тем, кто ты есть, после полутора лет знакомства? Коннор, близость что-то да значит для людей. Она бы смирилась. Может быть, и собственное отношение к андроидам пересмотрела.
— Нет, Хэнк, не смирилась бы.
«Синтетический мир, наполненный синтетическими людьми», — прокрутила его память печальный напуганный голос.
— Да, близость что-то значит, и я не намерен потерять Мари…
— Хах, да ты и так её потеряешь, болван! — гаркнул Андерсон, всплеснул руками, и стакан выскользнул из вялых пальцев, покатившись по полу с тяжёлым стеклянным грохотом. — Хорошо, допустим, лет пятнадцать ты ещё сможешь заливать ей в уши фигню, но дальше-то что? Думаешь, рано или поздно она не спросит себя, какого хера твоя смазливенькая рожа не постарела ни на секунду? Но знаешь, хуже даже не это. — Он ухмыльнулся, помотав головой. — Хуже то, что она будет взрослеть. Стремительно, неизбежно…
— Я не вполне понимаю, к чему ты клонишь.
— Нет, ты и вправду тормоз. Думаешь, ты всегда будешь с ней близок в точности так же, как сейчас? Позволь, я расскажу тебе, как это будет: дружба между мужчиной и женщиной вещь вообще очень спорная… И ладно, вы можете всю жизнь быть друзьями, но при условии, что у вашей близости есть определённые границы. Потому что в большинстве случаев природа берёт своё, и вы обязательно потрахаетесь! При хорошем раскладе решите, что дружбу это не испортило, или сойдётесь, а при плохом — это положит конец годам крепкой духовной связи и причинит обоим много боли.
— Может, я, конечно, и тормоз, но, если ты не заметил, Мари десятилетний ребёнок, а я не робот-педофил, а робот-детектив, — сконфуженно пробормотал Коннор, нахмурившись.
— Да я не об этом, тьфу ты, мать твою!.. Я о том, что пташка-Мари не будет ребёнком целую вечность, а все ваши милые игры в друзей не что иное, как бомба замедленного фрейдизма: ты обожди годочков шесть-семь и сам себе в одно прекрасное утро удивишься,
когда поймёшь, что твои чувства изменились. — Хэнк подался вперёд, заговорив монотонно, вкрадчиво и уверенно: — Это лишь вопрос времени, когда милая Мари оформится во всех приятных глазу местах, лишь вопрос времени, когда она вырастет и поймёт, что ты, оказывается, любовь всей её жизни. Потому что это будет вполне закономерный итог вашей «дружбы». Ты сам не понимаешь, как каждый день формируешь в её голове идеал мужика, и поверь мне — это действительно идеал: заботливый, нежный, умный, всегда выслушает да поддержит и всякая такая хрень. К несчастью, большинство не такие. Потому что просто люди. Несовершенны. У тебя преимущество перед десятком мудаков, которые захотят скользнуть к ней под юбку, не особенно заботясь о её желаниях или последствиях.— Ты пьян, и у тебя разыгралось воображение вкупе с приступом красноречия. — Его губы скривила улыбка, полная скепсиса. — Я машина и не способен по-настоящему почувствовать сексуальное желание: что бы это ни было, оно всё равно будет лишь имитацией, а секс принесёт разве что моральное удовлетворение… Можешь и дальше выдумывать всякую чепуху, Мари дорога мне как друг.
— Это пока. И в отличие от тебя, у неё-то как раз будет никакая не имитация… Я так долго разглагольствовал лишь для того, чтобы подвести тебя обратно к твоему вранью, сынок. Ты будешь лгать, а между вами всё равно случится эта вот штука, которая по-человечески вроде как любовью обзывается. — Он тяжело выдохнул. — И из-за неё всё будет куда ужаснее.
— Я не заглядывал столь далеко. И не думал об этом вот так. — В голосе Коннора появилась едва уловимая обречённость. — Я ещё никого не любил подобным образом и не уверен, что смогу это почувствовать. Мне просто сложно это представить… Так что не думаю, что твои слова стоит принимать всерьёз.
— А я почему-то уверяюсь в них всё больше, — задумчиво протянул лейтенант.
— Знаешь что, давай-ка лучше я помогу тебе до кровати дотопать, пока ты не вырубился прямо здесь.
— О, ну, в этом ты уже первоклассный спец! — хохотнул Хэнк, опираясь на подставленное плечо Коннора. — Прислан из «Киберлайф», чтобы успокаивать старых алкашей.
— Буду иметь в виду, как мне точнее представляться в будущем.
***
— Коннор, ты представляешь?! — ворвался в участок звонким счастьем её крик.
— О, твой фан-клуб опять в полном составе припёр, — пробубнил с задиристой усмешкой Гэвин и продолжил попивать кофе за рабочим столом.
— Завидуй молча, жук! — Мари показала ему средний палец и высунула язык.
— Вытри слюни, — поддразнил её Рид, состроив гримасу.
— Тебе того же! Жучара.
Коннора удивляло, как ловко Мари удавалось балансировать между дружбой с ним и своеобразной атмосферой между ней и Гэвином Ридом: всё нечастое общение детектива и юной мисс Эванс складывалось исключительно из едких подколов, но иногда Мари приносила ему кофе и слова поддержки, когда тот был загружен, а Рид, в свою очередь, выбивал для неё уроки за бесценок у одного своего школьного приятеля-репетитора. Но что важнее всего — только при Мари Гэвин не трогал Коннора, ни разу не унизил и не попрекнул в том, что тот машина. Нелепые словесные перепалки между собой и Мари он обычно завершал одинаково: «Ладно, дуй уже к своему дружку, а то у него сейчас задница возгорится от ревности».
Ей давно исполнилось двенадцать, в её жестах и словах появилось что-то резкое, иногда на грани грубости: Мари хотелось всё отрицать, а мнение взрослых, не являющихся авторитетом, она и вовсе была готова разносить в пух и прах, подвергая не всегда обоснованной критике. Жажда потреблять новые знания была в ней неутолимой, Мари постоянно доказывала себе, что может лучше, ставя каждый раз перед собой всё более неподъёмную планку.
Её шапку и жёлтую куртку укрыла бриллиантовая крошка декабрьского снега, раскрасневшиеся от мороза руки едва удерживали туго набитый рюкзак, увешанный значками, нашивками и брелоками. Плюхнулась в кресло рядом со столом, втянула воздуха и сбивчиво затараторила: