В чём измеряется нежность?

— Жаль, что ты уходишь.

— А чего жаль-то? Всё равно вам взрослой компанией и без меня будет круто. Можно пошлые шутки шутить и не извиняться при этом каждые две минуты, — заметила она, натягивая шапку.

Чуть покачнувшись, Роберт потянулся к ней, пытаясь обнять и поцеловать в щёку влажными раскрасневшимися от алкоголя губами, но Мари с застенчивым смешком увернулась и открыла входную дверь.

— Фу! Ненавижу все эти дурацкие обнимашки! — пискнула она на прощание и скрылась в плотной пелене снегопада.

Хэнк и Коннор заканчивали просмотр «Плохого Санты»?{?}[рождественская чёрная комедия 2003 г. выпуска от режиссёра Терри Цвигоффа.], окружённые петляющими по всему дому искрящимися дорожками электрических фонариков. Смеясь и чавкая, Андерсон доедал кусок запечённого свиного окорока с картофельным салатом, запивая ужин густым ароматным глинтвейном: Хэнк очень гордился тем, что отказался от виски в праздники, но не без усилий удерживал себя от того, чтобы не набраться и безобидным винным напитком. Сумо мирно посапывал рядом с телевизором, но внезапно поднял голову и издал тихий приветливый лай. От дома отъехал автомобиль, снег захрустел под торопливыми ногами, а следом — настойчивый долгий звонок. Коннор подорвался с дивана, обожжённый волнительной догадкой, и не медля открыл дверь.

— Счастливого Рождества!

Тонкие жаждущие руки крепко сплелись вокруг него.

— И тебе. — Коннор снял с неё шапку и поправил распушившиеся пряди.

— Слушай, ничего, что я вот так без звонка припёрлась? Вдруг я вам тут даром не нужна?

— Нет, вообще-то теперь это идеальный вечер. Спасибо, что припёрлась, — неважно, со звонком или без.

Задыхаясь от радости, вошла внутрь, размашистыми движениями сняла верхнюю одежду, всучив её Коннору, и пробежала к дивану. Плюхнулась и звонко поцеловала в щёку удивлённого Андерсона.

— С Рождеством, Хэнк! — громко щебетнула Мари. — Вы ёлку нарядили?! Какая красивая! Папа вот принципиально не захотел в этом году, дескать, от неё иголок потом куча. Хотя что мешало искусственную поставить? И природе хорошо, и мне приятно.

Бросив коробки подле Хэнка, подскочила к маленькой ели, стоящей сбоку от кресла.

— М-м-м, как здорово пахнет смолой и хвоинками! — Мари приблизила лицо к дереву и шумно вдохнула.

Старый проигрыватель пластинок тихо напевал рождественскую мелодию, ёлочные игрушки отражали разноцветных «светлячков». Дух настоящего праздника, простой и радушный уют, ароматы корицы и цедры перемешались с аппетитными запахами мясных блюд. Мари почувствовала, что именно теперь она наконец-то дома.

— Съешь чего-нибудь? — лениво поднявшись с дивана, спросил Андерсон.

— Да не, спасибо, дома поела. А! Это вам, кстати.

Вернулась к оставленным подаркам и вручила их Хэнку и Коннору. Для обоих было заготовлено по тёплому шарфу ручной вязки, над которыми Мари корпела с лета, как только загорелась этой идеей, поначалу казавшейся безумной и невыполнимой. Но мисс Эванс любила ставить перед собой высокие планки, обычно пугавшие на первых порах. В дополнение для Хэнка была положена футболка с логотипом обожаемых им «Рыцарей чёрной смерти», а для Коннора три книги в жанре научной фантастики.

— Нет, ты подумай только! Во малая! Совсем с ума сошла, — приложив к себе футболку, восторгался Андерсон, не пряча доброй улыбки. Неосторожная мысль кольнула стариковское сердце: «Интересно, что бы придумал Коул в её возрасте? Наверное, что-то в этом духе, только без шарфа».

— Погляди-ка, у нас настоящее Рождество, а не унылая холостяцкая бухаловка под прикрытием праздничного ужина, — посмеивался Коннор, поглаживая Мари по плечу.

— А чего это сразу унылая? Ржал тут у телика как ненормальный всего несколько минут назад. — Андерсон наклонился к любопытно глазеющему на шумную компанию Сумо: — Гляди, какая! Будешь теперь её своими слюнями уделывать, вместо старых.

— Мари?

— Да?

Энергично задрала кверху голову.

— Спасибо тебе. — Коннор прочертил согнутыми пальцами её скулу. — И раз уж ты здесь, лови тогда обратную связь. — Он прошёлся до книжного шкафа и вытащил с верхней полки металлический футляр. — Подставляй цепкие лапки, обезьянка.

Открыв свой подарок, Мари застыла над ним и с минуту молча оглядывала содержимое увлажнившимися глазами. Это был набор для изучения свойств воды и почвы, а также различные передовые гаджеты для исследования биологических образцов. Утёрла мокрые ресницы и лучезарно заулыбалась. «Никто, кроме тебя одного, не знает, как мне плевать на шмотки, золотые серёжки и прочую бесполезную лабуду. Никто, кроме тебя, никогда не слушает меня. Не верит в меня… Мой милый друг! Мой милый друг!» — хотелось ей прокричать.

— Надеюсь, летом в Канаде они тебе пригодятся. Я не знал, что именно тебе нужно, поэтому взял с запасом.

— Прямо то что надо. — Она согласно закивала. — Я там самая продвинутая, кажется, буду.

Нервически засмеялась, протянула руку и с благодарностью сжала в кулачке пальцы Коннора.

Все трое придумывали развлечения до глубокой ночи: вырезали из бумаги снежинки, отсняли кучу весёлых фотографий, слушали старую и новую музыку, делились историями. Мари каким-то чудом удалось раззадорить Сумо, и она носилась с псом по всему дому, визжа и дурачась.

— Как же приятно слышать её смех, — размеренно произнёс Коннор, оттягивая в руках помпон только что снятого с себя красного колпака Санты.

— Это что ж должно было случиться в стенах родного дома, чтобы малая свалила праздновать, мать его, Рождество к двум одиноким мужикам? — в тяжёлых раздумьях изрёк Хэнк, подперев щёку кулаком.

— Думаю, Роджер принял лишнего. И наговорил, очевидно, тоже. Мари неделю назад рассказала, что у него начались проблемы с выпивкой.

— М-да… а то ей мало проблем было. Теперь вот ещё папаша любезно добавил.

К трём часам ночи Хэнк отправился спать, и Мари долго благодарила его у дверей спальни, попутно осыпая рождественскими пожеланиями. Затем влетела в ванную, схватила широкую расчёску и принялась укладывать непослушные длинные волосы. Коннор успел заскучать в полумраке гостиной и пошёл искать маленькую гостью. Замерев в дверном проёме, он долго наблюдал, как она вытягивала пряди в мутном свете ванной комнаты, стоя перед зеркалом в одной тапке.

— Хочу отрезать их к чёрту. Путаются постоянно, и голове тяжело, но папа чуть не слёзно умоляет, чтоб оставила, потому что у мамули были длинные.

— Значит, когда-нибудь отрежешь. Это же ты: долго не протянешь, слушая отцовские уговоры. И, мне кажется, тебе пошло бы.

— Агась, наверное. — Она зевнула и положила расчёску на место. — Уже поздно так… Отведёшь меня домой? Я обещала папе, что вернусь сегодня.

— Разумеется. Пойдём тогда одеваться.

И кивнул в сторону выхода.

С тёмного неба безмятежно и густо падал снег, укрыв белым сиянием тихие улочки. Как только они вышли наружу, Мари тут же взяла Коннора за руку, и воспоминания отбросили её в морозный ноябрь 2040-го: он вёл её домой, и они точно так же держались за руки, а раскрошенное сердце обволакивало чувством защищённости и утешением. «Неважно, в какую сторону с ним идти, всё равно обязательно вернёшься домой», — думала Мари, глядя, как крупные белые хлопья облепляют пальто её друга. Ей нравилось, когда он надевал пальто. Из соседних домов доносился последний праздничный гомон, тут и там в окнах гас свет, стихала музыка. Они проходили под большим фонарём причудливой формы, и Мари показалось, что её сердце подпрыгнуло до горла. Она остановилась и приложила к груди руку, облачённую в зелёную варежку.