В доме Шиллинга
Шрифт:
– Пойдемъ, папа еще въ своей комнат, – возразилъ Арнольдъ и быстро направился къ комнат отца.
Феликсъ медлилъ.
– Я бы попросилъ тебя сначала отвести Люсиль къ твоей жен.
– Къ моей жен? – спросилъ онъ съ изумленіемъ и смущеніемъ, но потомъ, быстро ршившись, онъ прибавилъ съ легкой улыбкой: „я готовъ и это сдлать, если ты желаешь, Феликсъ. Пойдемте“.
Люсиль сунула въ карманъ остатки своей вуали, поправила локоны и дружески оперлась на предложенную ей барономъ фонъ Шиллингъ руку. Онъ велъ ее, сопровождаемый Феликсомъ, по коридору или, лучше сказать, по галлере лвой стороны, своими огромными размрами соотвтствовавшей противоположной, находившейся на южной сторон, изъ которой великолпная витая лстница вела въ верхній этажъ. Между высокими и широкими,
Люсиль быстро шла между блыми статуями, будто въ фойе и галлереяхъ опернаго театра, между тмъ Феликсъ засмотрлся на Лаокоона. За этими мраморными тлами по ту сторону стны тянулись ряды полокъ стнного шкафа; здсь залитыя свтомъ произведенія искусства, а тамъ, отдленныя только рядомъ кирпичей приходо-расходныя книги и жестяная коробка съ деньгами за молоко, спрятанныя въ шкафу. Нсколько часовъ ожесточеннаго спора тамъ изгнали отверженнаго изъ родного дома во мракъ неизвстнаго существованія, и онъ увлекъ съ собой въ бездну ее, избалованную, воспитанную въ роскоши, обожаемую имъ двушку.
Баронъ Шиллингъ направлялся къ такъ называемому семейному салону, находившемуся въ конц галлереи. Онъ былъ всегда любимой комнатой стараго барона. Комната, несмотря на свою величину, имла уютный видъ и производила пріятное впечатлніе своими отдланными рзьбой балками, поддерживавшими потолокъ, и стнами, также покрытыми рзьбой, представлявшей искусные арабески, точно кружева на гладкомъ фон. Эта рзьба была художественное произведеніе и строго охранялась.
Впрочемъ старый баронъ мало придавалъ значенія оригинальности комнаты – онъ развсилъ на свободныхъ простнкахъ охотничьи картины въ золотыхъ рамахъ и разставилъ модную мягкую мебель. Со вступленіемъ въ домъ новой госпожи здсь многое измнилось. На стнахъ между рзьбой появилась живопись на свтло-сромъ грунт; кругомъ стояли стулья съ высокими рзными спинками и скамьи съ мягкими сидньями, покрытыми темнозеленой шелковой матеріей съ серебряными нитями. Занавсы на окнахъ были сдланы изъ такой же тяжелой шелковой матеріи, изъ подъ которой спускались старинныя кружевныя настоящаго Нидерландскаго рисунка, причемъ прекрасно, точно нарисованные, видлялись формы цвтовъ, усики и извилины рисунка на темнозеленомъ фон матеріи. Въ глубин комнаты по об стороны двери стояли буфеты съ высокими орнаментами, которые лучше всего свидтельствовали о богатств, принесенномъ молодой женщиной въ домъ Шиллинговъ; они были такъ заставлены серебряной и хрустальной посудой, что перещеголяли даже столовый приборъ богатаго бенедиктинскаго настоятеля, задававшаго нкогда княжескіе пиры въ этом дом. Съ потолка спускался фонарь, разливавшій мягкій свтъ, но на маленькомъ стол, за которымъ сидла молодая женщина, горла большая лампа, ярко освщая блокурую голову, склонившуюся надъ работой.
Люсиль скривила насмшливо губки, такъ какъ лицо, обернувшееся къ вошедшимъ, было лишено всякаго выраженія, – пепельно блокурые волосы и такой же цвтъ вытянутаго лица безъ малйшаго округленія, свойственнаго молодости – а между тмъ, этой женщин было не боле двадцати лтъ.
– Милая Клементина, я привелъ къ теб своего друга Феликса Люціанъ и его невсту мадемуазель Фурніе изъ Берлина, – сказалъ баронъ Шиллингъ со свойственной ему вжливостью, – и прошу тебя принять молодую особу подъ свое покровительство, пока мы пойдемъ къ папа въ его комнату.
Баронесса слегка приподнялась и наклонила голову, привтствуя гостей. Ея осненные блокурыми рсницами глаза на минуту остановились на прелестныхъ чертахъ молодой двушки, и холодная улыбка исчезла съ ея губъ. Она опустилась на стулъ и пригласила ее ссть, указавъ граціознымъ движеніемъ руки на скамейку, стоявшую подл нея. Она сдлала это молча, слышно было шуршанье шелковой подушки за ея
спиной, когда она прислонилась къ ней обремененной тяжелыми косами головой.Баронъ Шиллингъ наклонился и поднялъ съ ковра папку, – онъ собралъ и сложилъ вмст выпавшіе изъ нея листы – при этомъ онъ замтно покраснлъ.
– Мои эскизы, очевидно, не понравились теб, – сказалъ онъ и сунулъ листы въ папку.
– Прости, напряженное желаніе вникнуть въ твои идеи разстраиваетъ мои нервы, когда я одна, – у нея былъ пріятный голосъ, но въ эту минуту въ немъ слышалось раздраженіе. – Я только тогда и понимаю что нибудь, когда ты сидишь подл меня и объясняешь.
– Или когда я подпишу внизу, какъ какой нибудь несчастный кропатель: „это птухъ“ и такъ дале, – весело засмялся баронъ. – Вотъ видишь, Феликсъ, какое впечатлніе производятъ мои рисунки!… A вы вс постоянно увряли меня, что у меня талантъ. Однако намъ надо идти, если ты хочешь переговорить съ папа до чаю.
Они вышли, причемъ Феликсъ бросилъ тревожный взглядъ на молодую двушку, бывшую повидимому въ веселомъ говорливомъ настроеніи въ полномъ сознаніи своей красоты подл странной безцвтной женщины, державшейся такъ холодно. Онъ видлъ еще, какъ Люсиль сняла шляпку, между тмъ какъ баронесса своими тонкими блыми пальцами снова взяла работу.
– Вы позволите, сударыня? – сказала Люсиль и безцеремонно бросила свою шляпу на довольно далеко стоявшую скамью.
Баронесса съ удивленіемъ взглянула на нее, потомъ стала слдить за полетомъ украшенной перьями соломенной шляпы, которая, описавъ кругъ, упала на землю. Въ ту же минуту зашуршали тяжелыя занавски одного изъ оконъ, оттуда выскочила маленькая обезьяна и схватила шляпу.
Люсиль вскрикнула, увидавъ маленькое существо, черное, какъ чертенокъ.
– Сюда, Минка, – приказала баронесса и погрозила пальцемъ. Минка обими руками держала шляпу надъ своей головой и такъ подбжала къ своей госпож. Это было очень забавно. Люсиль забыла свой испугъ и громко смялась, между тмъ какъ молодая женщина, даже не улыбнувшись, отняла у обезьяны ея добычу.
– Я очень сожалю, что вы испугались, – сказала она и положила шляпу на столъ подл молодой двушки. – Мой мужъ терпть не можетъ Минку, она это знаетъ и пока онъ находится въ комнат, спокойно сидитъ гд нибудь въ уголк. Я забыла, что она здсь.
– О, такой легкій испугъ не повредитъ мн, у меня не разстроенные нервы, какъ у мама, я молода и здорова, – живо и весело отвчала Люсиль, стараясь ласковыми жестами приманить къ себ обезьяну.
Да, молода и здорова, очаровательна и граціозна была двушка, по которой срые глаза баронессы скользнули долгимъ косымъ взглядомъ.
– Недавно я испугалась гораздо больше – въ монастырскомъ помсть какое-то чудовище прыгнуло чуть не черезъ голову мн; Феликсъ утверждаетъ, что это былъ котъ.
– Вы гостили въ монастырскомъ помсть?
– Я? Сохрани меня Богъ, – вскричала Люсиль, въ ужас отмахиваясь руками. – Меня морозъ подираетъ пo кож при мысли провести хоть одну ночь въ этомъ дом. Были вы когда нибудь тамъ?
Молодая женщина покачала головой.
– Я не имю обычая водить знакомство съ сосдями.
– Ну, такъ вы не можете даже себ представить, что тамъ такое. Для меня неразршимая загадка, какъ могъ Феликсъ жить въ этихъ комнатахъ съ допотопной мебелью, куда мы не помстили бы даже свою прислугу, вроятно и постели также грубы и ужасны. Надо имть привычку… Ахъ, какое милое забавное существо, – прервала она себя и стала ласкать обезьянку, прыгнувшую къ ней на колни и обнявшую ее своими маленькими ручками, точно человкъ.
Она сняла съ руки браслетъ, осыпанный каменьями, и надла его на тонкую шею Минки, a маленькія волосатыя плечи ея задрапировала батистовымъ носовымъ платкомъ, который заколола на груди брошкой. Она хохотала, какъ безумная, когда обезьяна спрыгнула на полъ и начала рвать острыми зубами дорогое кружево платка и царапать ногтями нежеланное ожерелье. Съ видимой досадой на лиц и въ движеніяхъ, освободила баронесса отъ этихъ украшеній обезьяну, которая, наконецъ, прибгла къ ней.
– Я боюсь, что браслетъ испорченъ, – сказала она холодно, положивъ его подл шляпы.