В доме Шиллинга

– Слава Богу, я не завистливъ, – дай Богъ, чтобы ребенокъ выросъ теб на радость, – сказалъ онъ спокойно, и его прекрасное открытое лицо выражало правдивость и искренность. – Но ты ошибаешься, если думаешь, что я равнодушенъ къ деньгамъ и къ состоянію, – никогда еще я такъ не желалъ быть богатымъ, какъ именно теперь.

– У тебя есть долги? – рзко спросилъ совтникъ, приближаясь къ говорившему.

Молодой человкъ гордо откинулъ голову и отвчалъ, что не иметъ ихъ.

– Ну такъ для чего же? Разв мать теб мало даетъ? Или теб хотлось бы навшать на себя еще больше такихъ бездлицъ, какъ эта? – Онъ подошелъ къ племяннику и указалъ на медальонъ, висвшій у него на цпочк отъ часовъ. Онъ взялъ въ руки и быстро перевернулъ золотую вещицу, причемъ сильно заблестли камни, которыми она была осыпана.

– Чортъ возьми, – камни то настоящіе! Это твой вкусъ, Тереза? – спросилъ онъ сестру, обернувшись къ ней черезъ плечо. Маіорша только что сняла свой полотняный фартукъ и вшала его на гвоздь. Она спокойно, не обнаруживая ни малйшаго признака интереса, подошла къ нимъ.

– Я никогда не покупаю такихъ модныхъ бездлушекъ, – отвчала она, бросивъ пытливый взглядъ на драгоцнность и потомъ устремивъ его, какъ строгій судья, на сильно покраснвшее лицо сына.

– Отъ кого получилъ ты эту вещицу? – спросила она коротко.

– Отъ дамы…

– Сынъ мой, молодыя двушки рдко имютъ столько денегъ, чтобы быть въ состояніи длать такіе подарки, – прервалъ его совтникъ, повертывая медальонъ въ разныя стороны и любуясь блескомъ камней, – хочешь я теб скажу, Феликсъ, отъ кого этотъ дорогой сувениръ? Отъ твоей старой пріятельницы, баронессы Лео въ Берлин: что въ немъ – почтенный сдой локонъ?

– Нтъ, дядя, блестящiй черный, – быстро возразилъ молодой человкъ, точно это ложное предположеніе было для него невыносимо, и при этомъ гордая улыбка мелькнула на его губахъ: но вслдъ за тмъ у него вдругъ захватило дыханіе, – онъ былъ вызванъ на ршительное объясненіе безъ всякой подготовки, и передъ нимъ стояли эти дв желзныя личности, одна съ лукавой усмшкой и сарказмомъ на устахъ, а другая съ непріятнымъ пронзительнымъ взглядомъ – никогда еще не выступалъ такъ рзко на ихъ лицахъ фамильный духъ Вольфрамовъ и не казался ему такимъ убійственнымъ, какъ въ этотъ тяжелый моментъ.

– Я желала бы знать имя дамы, – сказала его мать коротко, съ видомъ исповдника, который она давно принимала всякій разъ, когда заставала его въ обществ какого нибудь чужого мальчика. Она читала въ чертахъ своего сына со свойственнымъ ей пониманіемъ и проницательностью; она и теперь видла, какъ онъ боролся съ мучительнымъ чувствомъ, и у нея не осталось ни малйшаго сомннія, что онъ очень нуждался въ ея снисхожденіи, и это заставило ее быть непреклонной.

– Мама, будь добра! – просилъ онъ нжнымъ умоляющимъ голосомъ: онъ взялъ об ея руки и прижалъ ихъ къ своей груди. – Дай мн время…

– Нтъ, – прервала она его ршительно и отняла у него свои руки. – Ты знаешь, что я люблю вести дло на чистоту, когда замчаю между нами какое нибудь недоразумнiе – а тутъ есть что-то подозрительное. Или ты думаешь, что для меня ничего не значитъ провести цлую ночь въ раздумь о томъ, что теб хорошо извстно? Я хочу знать имя!

Большіе голубые глаза молодого человка заискрились отъ оскорбленнаго чувства, но онъ молчалъ и, собираясь съ духомъ, нсколько разъ провелъ рукой по лбу и по роскошнымъ пепельнымъ волосамъ.

– Однако ты герой! – воскликнулъ насмшливо совтникъ, – стоишь, какъ будто теб предстоитъ лишиться твоей кудрявой головы. Г-мъ… двушка, очевидно, не нищая, если даритъ брильянты: но семья, происхожденіе сомнительны… а? Ты имешь причины отвергать родство – стыдиться…

– Стыдиться? Мн стыдиться моей Люсили? – горячо воскликнулъ молодой человкъ – онъ совсмъ потерялъ самообладаніе. – Люсили Фурніе! Спросите о ней въ Берлин, и вы услышите, что она могла бы выйти замужъ за самаго знатнаго графа, если-бы не предпочитала принадлежать мн… Но я хорошо знаю, что экзотическій цвтокъ не приживется на нмецкой почв, я знаю также, что все, что называется искусствомъ, на дурномъ счету въ монастырскомъ помсть. Мн придется бороться съ упорными предразсудками, и это смутило меня на мгновенье не за себя, а потому что я увренъ, что въ первыя минуты изумлнія могутъ вырваться суровыя слова о дорогомъ мн существ – a этого я положительно не могу вынести.

Онъ глубоко перевелъ духъ и смотрлъ теперь твердо и безстрашно въ лицо своей матери, которая, опираясь руками на столъ, неподвижно, точно окаменлая, стояла передъ нимъ съ поблднвшими губами.

– Мать Люсили – женщина знаменитая, – прибавилъ онъ коротко и ршительно.

– Такъ, – сказалъ протяжно совтникъ. – А отецъ? Онъ не знаменитъ?

– Родители живутъ врозь, какъ… – молодой человкъ хотлъ сказать: какъ мои, но дикій блескъ глазъ маіорши заставилъ его проглотить послднія слова. Посл минутнаго молчанія онъ быстро прибавилъ, какъ бы желая скоре положить конецъ тяжелому напряженію: – госпожа Фурніе балерина.

– Что такое? Говори по-нмецки, Феликсъ, – прервалъ его съ циническимъ сарказмомъ совтникъ. Скажи – танцовщица, которая въ коротенькихъ юбочкахъ и съ обнаженной грудью носится по сцен, – брр… – онъ замоталъ головой и расхохотался, – „это будущая теща, Тереза!“

Съ строгимъ укоромъ поднялъ онъ указательный палецъ, и на его узкомъ мрачномъ лиц отразилось враждебное чувство къ людямъ, которое такъ ненавидли въ немъ его сограждане.

– Помнишь ли ты, что я предсказывалъ теб двадцать пять лтъ тому назадъ? – спросилъ онъ сестру. – „Ты будешь проклинать свой неразумный выборъ мужа въ своихъ дтяхъ“, не говорилъ я этого теб, Тереза? Ну вотъ, это его кровь, легкая солдатская кровь! Теперь попробуй изгнать этотъ ненавистый элементъ, если сможешь.

– Этого я, конечно не могу, – сказала она беззвучно, – но легкое созданье, которое онъ хочетъ привести въ мой домъ, я могу изгнать, въ этомъ положись на меня.

Шумъ въ кухн заставилъ ее замолчать. Вошла служанка съ корзиной шпината и начала выкладывать зелень на столъ. Маіорша пошла туда, выслала работницу изъ кухни и заперла на задвижку дверь, ведущую въ сни. Посл этого она снова вернулась къ нимъ.

У молодого человка сердце билось такъ сильно, точно хотло разорваться, когда эта женщина въ длинномъ траурномъ плать, съ блднымъ, но ршительнымъ лицомь твердыми быстрыми шагами подошла къ нему, чтобы разомъ ршить его участь. Рука его невольно поднялась къ медальону. Холодная улыбка мелькнула на губахъ матери при этомъ движеніи.

– Можешь быть спокоенъ, я ни за что не дотронусь своими честными руками до постыднаго подарка, – всякому извстно, откуда у танцовщицъ брилліянты… Ты будешь настолько благоразуменъ, что по моему желанію и вол собственными руками снимешь этотъ подарокъ: если же ты не сдлалъ этого теперь, то придетъ часъ, когда ты посл горькаго опыта съ отвращенiемъ отбросишь его отъ себя.

– Никогда, – вскричалъ онъ порывисто и, отцпивъ медальонъ отъ цпочки, нжно прижалъ его къ губамъ.

– Какое дурачество! – сердито пробормоталъ совтникъ сквозь зубы, между тмъ какъ глаза маіорши засверкали гнвомъ – въ этой холодной расчетливой натур казалось заговорила ревность.

– Дурачество, – повторилъ совтникъ, когда Феликсъ спряталъ сувениръ въ боковой карманъ и съ нжностью прижалъ его къ себ, какъ будто бы прижималъ къ сердцу ту, отъ которой получилъ его.

– Какъ теб не стыдно продлывать такія комедiи передъ нами, серьезными людьми. Вообще я не понимаю, какъ у тебя хватаетъ мужества здсь, въ монастырскомъ помсть при твоихъ почтенныхъ родственникахъ, упоминать о такихъ связяхъ, о которыхъ порядочные молодые люди всегда молчатъ.

– Дядя, – прервалъ его молодой человкъ, не владя боле собой.