В гостях у эмира Бухарского
Шрифт:
Этотъ отвтъ очень понравился всмъ присутствовавшимъ бухарцамъ, видимо произведя на нихъ наилучше успокоительное впечатлніе, не говоря уже о томъ, что онъ пріятно щекоталъ ихъ самолюбіе.
Допивъ свой чай, бухарскіе сановники вжливо поднялись съ мстъ, и въ лиц перваначи заявили, что не смютъ насъ доле безпокоить, такъ какъ мы, безъ сомннія, хотимъ съ дороги закусить и нсколько отдохнуть; но что потомъ, когда вамъ пожелается продолжать путь, они въ полномъ своемъ состав будутъ къ нашимъ услугамъ.
Й затмъ сановники очень любезно откланялись.
Воспользовавшись ихъ уходомъ, мы вышли на балконъ, чтобы взглянуть на амальдоровъ, и сверхъ всякаго ожиданія намъ представилось зрлище довольно красивое. У подошвы кургана, прямо предъ воротами старой цитадели, стояли выстроившись конные музыканты въ зеленыхъ мундирахъ и высокихъ барашковыхъ шапкахъ. Между ними уморительны были только торчавшіе впереди всхъ два турецкіе барабана, приспособленные какимъ-то образомъ поперегъ сдла, такъ что барабанщикамъ приходилось сидть уже не въ сдл, а на крупахъ своихъ лошадей. Изъ-за массивныхъ барабановъ едва лишь выглядывали ихъ островерхія шапки, да растопыренныя руки. Позади музыкантовъ стояла конная толпа офицеровъ, одтыхъ въ форменные чекмени, съ галунами и газырями на
Позади, подъ прямымъ угломъ въ этой красивой групп, стояли два эскадрона амальдоровъ на легкихъ лошадяхъ, преимущественно изъ породы карабагировъ. Эскадроны двухъ-шереножнаго строя съ замыкающими унтеръ-офицерами, подобно нашему, были выстроены въ дивизіонную колонну справа, и равненіе ихъ отличалось полною безукоризненностью. Карабины свои они держали въ правой рук «на изготовку», уперевъ пятку приклада въ бедро и наклонивъ конецъ дула впередъ, совершенно такъ же, какъ держали у насъ свои винтовки горцы императорскаго конвоя. На правомъ фланг колонны были выстроены въ дв шеренги восемь трубачей въ зеленыхъ чекменяхъ и желтыхъ чембарахъ. Въ рядахъ же люди были одты въ блые чекмени съ алыми воротниками, погонами и нагрудными кармашками; на ногахъ алыя чембары, заправленныя въ голенища высокихъ сапоговъ нашего же военнаго образца; головной уборъ — баранья шапка такой же формы, какъ и у офицеровъ, съ алою тульей. Что же до вооруженія, то увы! — оно далеко не блистало не только единообразіемъ, но и исправностію. При помощи бинокля я разглядлъ, что большинство, въ особенности въ переднихъ шеренгахъ и въ замк, было вооружено пистонными карабинами, но въ заднихъ шеренгахъ попадались и кремневые, даже чуть ли не было фитильныхъ: что-то ужь очень на нихъ смахивали мелькавшія кое-гд огнестрльныя дубины, ярко выкрашенныя сурикомъ. Одни изъ карабиновъ были длиние, другіе короче; высовывались и просто длинныя семилинейныя ружья. Словомъ, тутъ былъ коллектированъ всякій арсенальный хламъ, случайно добытый съ разныхъ сторонъ и въ разное время. Замки на ружьяхъ тоже далеко не вс въ исправности: виднлись и такіе, что держались на своемъ мст лишь при помощи ремешка или бичевки. Не было единообразія и въ холодномъ оружіи (каждый амальдоръ, кром карабина, вооруженъ еще и саблей), между коимъ на половину встрчались кривые афганскіе и хорасанскіе клинки, на половину клычи, да попадались у иныхъ и англійскія, и русскія пхотныя, и кавалерійскія сабли, и казачьи шашки. Въ этомъ отношеніи всякъ молодецъ былъ на свой образецъ. Но единообразный нарядъ амальдоровъ, издали казавшійся очень красивымъ, ихъ прекрасныя легкія лошадки съ огонькомъ и эта стройность равненія производили на первый взглядъ очень благопріятное военное впечатлніе, и тмъ досадне было глядть на такое безобразно сбродное вооруженіе отборной гвардіи бухарскаго владыки. Впрочемъ, какъ картинка, съ художественной точки зрнія, въ общемъ все это являлось весьма красивымъ. Жаль только, что такому зрлищу не соотвтствовала погода: мелкій непрерывный дождь, начавшійся незадолго до прибытія нашего въ Урта-курганъ, немилосердно мочилъ этихъ нарядныхъ всадииковъ.
Вернувшись съ балкона въ залу, видимъ мы, что бухарскіе джигиты одинъ за другимъ таскаютъ къ намъ всякаго достархана цлые вороха и горой наваленные подносы, которыми уже сплошь заставили цлый уголъ залы аршинъ въ семь длиной, да въ четыре шириной. Но увы, все это разныя сласти, печенья да фрукты, а существеннаго, то есть общаннаго завтрака все нтъ какъ нтъ. А сть между тмъ уже и очень-таки хочется.
— Когда же, наконецъ, завтракъ? Чего это они тамъ замшкались?
На это нашъ Асланбекъ заявляетъ, что завтракъ уже давнымъ-давно готовъ, еще съ тхъ поръ, какъ только что мы сюда пріхали.
— Такъ зачмъ же не подаютъ?
— Ожидаютъ, когда вашей свтлости угодно будетъ приказать. Дло только за вами.
— Да быть не можетъ! — удивился княвь.
— Могу васъ уврить; я самъ слышалъ распоряженіе токсабы.
Хорошо, что выяснилось въ чемъ дло, а то мы, по недоразумяію, и Богъ всть сколько времени заставили бы ихъ прождать, между тмъ какъ т, бдняги, стоятъ подъ дождемъ да мокнутъ.
Чрезъ минуту джигиты внесли изобильный завтракъ: прекрасный бульонъ съ кореньями и мелкими говяжьими катышками (фрикадель); паровой пловъ по-персидски, гарнированный молодою ягнятиной, курами, горными куропатками и фазанами; говяжьи рубленыя котлеты по-персидски, на видъ въ род польскихъ зразъ, изъ которыхъ каждая облпляетъ со всхъ сторонъ сваренное въ-крутую яйцо; каурдакъ, жареный барашекъ и еще, и еще, и еще что-то, чего ни състь, ни перечислить! А въ заключеніе — зеленый чай. Наши почетные провожатые, сановники и вс офицеры эскорта въ это же время завтракали въ особомъ помщеніи.
Окончивъ эту черезчуръ уже изобильную трапезу, мы, согласно требованіямъ мстнаго этикета, выждали столько времени, сколько заране было условлено съ Рахметъ-Уллой, то есть ровно часъ, и въ часъ пополудни стали облекаться въ свои дорожные костюмы. Въ это время трубачи на улиц заиграли «сборъ», и когда мы вышли изъ воротъ къ экипажамъ, то нашъ почетный эскортъ уже усплъ растянуться шпалерой въ одну шеренгу вдоль пути справа. На лвомъ, ближайшемъ къ намъ, фланг сталъ хоръ музыкантовъ, затмъ корпусъ офицеровъ и, наконецъ, амальдоры. При появленіи посольства раздалась команда топчи-баши, по которой трубачи заиграли «встрчу», а офицеры, бывшіе въ строю, отсалютовали саблями совершенно такъ же, какъ и у насъ; ротные же командиры, въ числ сорока одного человка, взяли, какъ говорится, «подъ козырекъ», хотя у нихъ козырковъ и не полагается. Прозжая мимо, князь, въ свою очередь, отвчалъ имъ отданіемъ чести, и тутъ мы замтили на нкоторыхъ изъ нихъ ордена: персидскій «Льва и Солнца» и еще какія-то мусульманскія звзды. Можетъ статься, то были знаки новаго ордена «Восходящей звзды Бухары».
Позду нашему предшествовала цлая кавалькада пестрыхъ джигитовъ и десятка два эсаулъ-башей, въ бараньихъ шапкахъ и красныхъ чекменяхъ, съ высоко торчавшими изъ-за пояса тростями. То
были ординарцы перваначи, топчи-баши и вчерашнихъ бековъ. Въ первомъ экипаж хали оба посла, за ними часть казачьяго конвоя; затмъ въ коляск князя сидлъ перваначи, а остальные слдовали верхами. Поздъ замыкался хоромъ музыкантовъ, кавалькадою ротныхъ командировъ и, наконецъ, дивизіономъ амальдоровъ въ колонн справа по шести. Музыканты все время играли разныя восточныя мелодіи, изъ коихъ нкоторыя не лишены были своеобразной красоты и пріятности, хотя, конечно, все это игралось въ унисонъ, ибо азiятская музыка, какъ извстно, не знаетъ гармонизаціи. Между прочимъ, въ числ этихъ мелодій попалась намъ и старая знакомая, обработанная Іоганномъ Штраусомъ, въ его извстномъ «Персидскомъ марш»; только, здсь она явилась въ своемъ естественномъ вид, безъ прикрасъ европейской аранжировки, и нельзя сказать, чтобы отъ этого потеряла особенно много. Хоръ состоялъ изъ трубачей (кайнарчи), кларнетистовъ (сурнайчи), флейтистовъ (балабопчи) и барабанщиковъ (пагорачи). У первыхъ были обыкновенныя сигнальныя трубы; инструментъ же вторыхъ — сурна, собственно говоря, есть не совсмъ кларнетъ въ европейскомъ род, а скоре дудка съ переборами, издающая нсколько рзкіе, но яснаго тона звуки. У нея имется особаго устройства деревянный амбушюръ, выточенный въ вид челночка и насаженный на тростинку, которая вставляется въ дудку; челночекъ во время игры плотно приставляется къ губамъ музыканта, совсмъ покрывая ихъ собою, и чтобы извлечь посредствомъ его изъ инструмента музыкальный звукъ, надо дуть въ тростинку очень сильно, что есть мочи, насколько можно судить о томъ на глазъ по крайней степени напряженія надутыхъ щекъ музыкантовъ. Третій инструментъ — балабонъ, есть не что иное какъ чеканъ съ переборами и клапанами, сдланный изъ латуни и какъ по конструкціи такъ и по характеру звуковъ довольно близко подходящій къ своему европейскому собрату. Что же до барабановъ — нагора, то тутъ были всякіе: и турецкіе, и обыкновенные, длинные и короткіе, мдные и лубковые, и вс они составляли неизмнный, но черезчуръ уже громкій акомпаниментъ во всякой піес.Музыканты чередовались между собою, какъ у насъ горнисты и хоръ. Въ первой очереди играли трубачи, во второй — сурны и балабоны, но злосчастнымъ нагорачамъ приходилось работать на своихъ барабанахъ и съ тми, и съ другими, безъ передышки.
Шесть верстъ хали мы медлительнымъ шагомъ садами предмстья, которое состоитъ изъ двухъ якобы городовъ — Урта-кургана и Шемотана, разграниченныхъ между собою только обыкновеннымъ арыкомъ. Но эти города хотя и имютъ каждый свою особую администрацію, въ сущности не боле какъ два участка одного и того же пригорода. [66] Точно такимъ же пригородомъ соединяется и городъ Шааръ съ городомъ Китабомъ, имющимъ свою особую городскую стну и цитадель, а все это вмст, окруженное нкогда одною общею стной, остатки коей сохраняются и понын, составляетъ то, что называется Шахрисебсомъ — «зеленымъ городомъ», который съ прилежащими къ нему землями и кишлаками (всего приблизительно около 40 квадратныхъ миль) пользовался до ныншняго эмира нравами особаго полунезависимаго владнія, часто бунтовался и велъ иногда даже войны съ Бухарой.
66
Каждый городъ, по средне-азiятскимъ установленіямъ, сколько бы ни былъ онъ незначителенъ самъ но себ, обязательно долженъ имть цитадель (акръ, урда) и кром того глинобитную стну. Все, чтб соединено въ предлахъ этой стны называется городокъ, а что вн ея, то — предмстья. Сверхъ того въ город обязательно должны быть три мечети, изъ коихъ одна, главная, должна вмщать въ себ все населеніе даннаго города и называется она джука или джамъ; въ ней обязательно совершается по пятницамъ чтеніе намазъ-джума.
Въ исторіи Средней Азіи Шахрисебсъ знаменитъ, какъ родина и наслдственный удлъ Тимурленга.
Наконецъ приблизились мы къ высокой глинобитной стн съ зубчатыми бойницами, окружающей городъ Шааръ, и въхали въ одни изъ ея воротъ, называемыя Чираксинскими (Дарвазяи Чиракчи). Ворота эти представляютъ собою дв круглыя, усченно-коническія башни, построенныя изъ жженаго кирпича и соединенныя между собою въ верхней своей части промежуточною надстройкой съ узкими окнами, приспособленными къ оборон подворотнаго пролета. Непосредственно за стной начинаются лавки одного изъ городскихъ базаровъ, чайные дома (чайна-хане), опійныя курильни (кукнаръ-хане) и състныя заведенія, гд на воздух и варятъ, и пекутъ, и жарятъ, отчего на весь околотокъ распространяется смрадпый чадъ кунджутнаго масла.
Несмотря на дождь, по сторонамъ улицъ и въ лавкахъ толпились массы зрителей, но то были исключительно мужчины. Изрдка лишь показывались кое-гд у дверей двочки отъ семи до девятилтняго возраста, но не старше; женщинъ же взрослыхъ вовсе не было среди этой толпы. Ихъ можно было замтить лишь за ршетками рдкихъ оконъ или въ глубин темныхъ сней, по иныя ухитрялись-таки украдкой взгляпуть иногда въ полглаза изъ-за забора, да и то не иначе, какъ въ почтительномъ отдаленіи. Это, какъ видно, совсмъ не то, что наши ташкентскія сартянки, уже попривыкшія къ русскимъ: т въ подобныхъ случаяхъ общественной томаши унизываютъ вс плоскія кровли своихъ домовъ и толпятся въ дверяхъ и даже на улицахъ, а которая хорошенькая, такъ возьметъ еще да будто бы нечаянно, забывшись, и отведетъ съ лица свой «чиметъ» и раздвинетъ полы «паранджи» [67] — «на молъ, кяфыръ, полюбуйся!»
67
Чиметъ — стка изъ конскаго волоса, покрывающая лицо женщины а парандж — длинный, почти до земли, женскій халатъ, преимущественно синяго цвта, накидываемый на голову, безъ котораго ни одна сартянка не выйдетъ на улицу.
Музыканты, чередуясь между собою, не переставали играть все время, пока мы хали по городскимъ улицамъ, и громкіе звуки ихъ инструментовъ видимо привлекали на путь нашего слдованія все новыхъ и новыхъ любопытныхъ зрителей. Поэтому двигаться впередъ съ каждою минутой становилось затруднительне, тмъ боле, что толпы мальчишекъ, заглядывая намъ въ лицо и рискуя при этомъ попасть подъ лошадей или подъ колесо, гурьбами бжали въ припрыжку со всхъ сторонъ рядомъ съ нашимъ экипажемъ. Словомъ, вышла «балшой томаша», какъ говорятъ наши ташкентскіе сарты.