В гостях у эмира Бухарского

Началось съ того, что явился къ намъ одинъ изъ посольскихъ приставовъ, и съ подобающею важностью любезно заявилъ, что баня млетъ въ нг своихъ горячихъ паровъ въ ожиданіи нашего счастливаго посщенія (попросту сказать, что баня готова) и верховыя лошади уже бьютъ во двор копытомъ нетерпнія, въ чаяніи нашего благополучнаго выхода. Затмъ не обошлось безъ отданія почести со стороны почетнаго караула при вызд изъ воротъ, а по улицамъ нашей кавалькад предшествовали двое эсаулъ-башей, указывавшихъ дорогу и водворявшихъ мимоходомъ порядокъ въ базарной толп, когда послдняя по своей тснот и изъ любопытства порой мшала свободному прозду. Тутъ уже нагайки нашихъ почетныхъ блюстителей общественнаго порядка безъ всякой церемоніи гуляли по правоврнымъ спинамъ и плечамъ, не возбуждая, впрочемъ, ни малйшаго ропота и протеста, кром обыкновеннаго почесыванья, — напротивъ, и огртые, и не огртые даже пріятно осклаблялись другъ на друга, дескать: что, братъ, здорово отвдалъ? словно бы такъ тому длу и быть надлежитъ. Грязь на улицахъ стояла невообразимая, густая какъ каша и вонючая до того, что даже и лошадямъ, повидимому, противно было ступать по ней. Послднюю часть пути прохали мы вдоль крытаго сверху базара, гд мстные купцы-евреи, при вид русскихъ людей, изъявляли намъ знаки своей живйшей радости, прикладывали руку къ шапк, кланялись въ поясъ и кричали по-русски: «здравствуйте! здравствуйте!» Мусульмане же держали себя боле сдержанно, степенно, и только нкоторые изъ нихъ, въ знакъ привтствія, слегка сгибаясь въ поясниц, складывали на живот скрещенныя ладони.

Тутъ же, въ крытомъ базар, находится и баня. Противъ ея входа помстился цлый хоръ странствующихъ дервишей-дувана — въ своихъ островерхихъ колпакахъ и живописныхъ лохмотьяхъ, съ тыквенными баклагами на пояс, точь-въ-точь такихъ, какъ на извстной картин В. В. Верещагина «Предъ дверьми мечети». Они громогласно привтствовали насъ довольно дикимъ гортаннымъ пніемъ, сопровождая его судорожными кривляніями и біеніемъ себя въ перси, причемъ около десятка деревянныхъ чашекъ протягивалось къ намъ за милостыней. Имъ подали горсть серебряной мелочи, и дервиши, въ знакъ живйшей благодарности, потряхивая головой и проводя по щекамъ и бород руками, прокричали намъ «Алла разы булсынъ!» «Рахметъ!» и еще какіе-то комплименты.

По темному узкому корридору, гд что ни шагъ, то рискуешь либо поскользнуться въ слякоти, либо оступиться на выбоинахъ кирпичнаго пола, привели насъ чуть не ощупыо въ земной рай восточнаго человка, называемый баней. Мы очутились въ довольно просторной общей зал. Четыре высокія деревянныя колонны поддерживали ея переборчатый, закоптлый отъ времени, потолокъ, посредин коего, между капителями колоннъ, служа единственнымъ здсь окномъ, находилась квадратная, около аршина, отдушина. Чрезъ нее падалъ сверху яркій столбъ солнечнаго свта, блестками дробившійся внизу на лужицахъ кирпичнаго, глубоко врытаго въ землю помоста, и мимолетомъ задвавшій часть разноцвтныхъ простынь, развшанныхъ для просушки между колоннами на протянутыхъ веревкахъ. На пространств отъ цементированныхъ капитальныхъ стнъ со многочисленными стрльчатыми нишами до группы четырехъ срединныхъ колоннъ, зала обрамлена съ трехъ сторонъ возвышенною досчатою эстрадой съ рзными ршетчатыми перилами, отъ которыхъ спускаются внизъ къ кирпичному помосту деревянныя лсенки. А тамъ, внизу, зіяетъ въ стн, какъ черная пасть, дымящійся паромъ, сводчатый входъ въ горячую баню, по бокамъ котораго, на длинныхъ рундукахъ, идущихъ въ простнкахъ эстрады между лсенками, молча и неподвижно полулежатъ и сидятъ въ разныхъ позахъ, а больше все поджавъ подъ себя ноги, разнообразныя группы бритоголовыхъ мусульманъ, завернутыхъ въ простыни и вкушающихъ блаженное состояніе послбаннаго кейфа. Такія же группы, но уже въ боле комфортабельномъ положеніи, возлежатъ и на зсград, на деревянныхъ диванахъ, застланныхъ пестрыми одялами и коврами. Одни изъ этихъ правоврныхъ еще находятся въ предвкушеніи кейфа, то есть готовятся къ бан, другіе, уже вышедшіе изъ нея, предаются ему въ полной мр. «Чилимчи», [71] почтительно сгибаясь, подходитъ къ каждому изъ этихъ послднихъ съ раскуреннымъ чилимомъ и поочередно всовываетъ въ ротъ желающимъ прямой деревянный чубукъ для одной или двухъ затяжекъ табачнымъ дымомъ, сопровождаемыхъ пресмшнымъ бурчаньемъ воды внутри чилима, посл чего, прежде чмъ подойти къ слдующему, чилимчи непремнно оботретъ обмусленный конецъ чубука голою ладонью. А «самоварчи» въ то же время то копошится около жаровни, на которой грются мдные кумганы и фарфоровые чайники, то подноситъ поочередно кейфующимъ сибаритамъ чашки съ зеленымъ чаемъ. Въ одномъ углу «сартарашъ» (цирюльникъ) бретъ правоврному голову, а его товарищъ совершаетъ надъ другимъ операцію подстриганія усовъ надъ губой, посл того какъ остригъ ему ногти и срзалъ мозоли. Въ третьемъ мст, бродячій, знахарь, съ окованнымъ сундучкомъ подъ мышкой, предлагаетъ желающимъ разныя масла, мази, настои и пластыри отъ всевозможныхъ недуговъ, а по секрету и возбудительныя средства, выхваляя цлебныя достоинства первыхъ и чудодйственныя свойства послднихъ. У него же, кстати, продаются и какія-то благовонія, вмст съ казанскимъ мыломъ. Наконецъ, еще одна особенность: въ дальнемъ уголк, среди кучки любопытныхъ слушателей, сидитъ на корточкахъ сказочникъ и декламаторъ и мрнымъ, эпическимъ тономъ повствуетъ имъ нчто, должно быть, скабрезно смшное, — судя по выраженію ихъ физіономій, потому что порой изъ этого кружка раздаются взрывы сдержаннаго смха. Вообще, для художника въ род Верещагина или Бенжамена Констана эта предбанная зала, съ ея оригинальною обстановкой и характерными группами, дала бы очень благодарный сюжетъ для жанровой картины.

71

Слуга, завдующій чилимомъ (мстный кальянъ) и разносящій его для куренія постителямъ.

На порог залы церемонно встртилъ насъ тучный содержатель бани и съ почтительными поклонами проводилъ въ особый уголокъ, завшанный, ради скромности, ковромъ, къ заране приготовленнымъ для насъ диванамъ. Тотчасъ же около каждаго изъ насъ, словно изъ земли, выросло по одному банщику, которые проворно помогли намъ раздться, затмъ немедленно обернули вокругъ каждаго такъ называемую «простыню скромности» (лунги) и подсунули подъ ноги деревянныя сандаліи. Посл этого, осторожно взявъ подъ руки и сведя внизъ, они проводили насъ въ темную, какъ бы подземную залу, гд въ первую минуту, за густыми волнами горячаго пара, не видать было даже огоньковъ, теплившихся въ двухъ или трехъ настнныхъ чиракахъ. Но потомъ, когда мой глазъ попривыкъ къ этой полутьм, я разглядлъ, что въ стнахъ залы подланы достаточно широкія и углубленныя ниши, съ каменными скамьями, которыя нагрваются снизу извнутри, чрезъ паровыя трубы, и покрываются для большаго удобства постителей кошмами и простынями. Въ этихъ нишахъ обыкновенно и моются. Кром того, въ разныхъ мстахъ виднлись низенькіе входы, ведущіе въ отдльныя и совершенно темныя каморки, въ род могильныхъ склеповъ, устроенныя для любителей наиболе сильнаго пара, гд, однако, мн показалось до того горячо и душно, что я не могъ выдержать тамъ и полуминуты, рискуя или задохнуться, или умереть отъ удара. Съ этимъ милымъ мстечкомъ, составляющимъ верхъ наслажденій сего бухарскаго эдема, едва ли и нашъ всероссійскій полокъ можетъ, сравняться. Къ счастью моему, банщикъ понялъ смыслъ того тона, какимъ я проговорилъ ему: «яманъ, яманъ!» (не хорошо, скверно) и ощупью поспшилъ вывести меня въ залу, температура которой показалась мн теперь весьма сносною. Здсь усадилъ онъ меня въ одну изъ нишъ, переставилъ поближе чиракъ и приступилъ къ своему длу.

Не стану описывать вамъ въ подробности всхъ продланныхъ надо мною манипуляцій и тонкостей восточнаго массажа, но не могу воздержаться, чтобы не представить, такъ сказать, его общей программы. Начинается операція съ потнья, и когда банщикъ найдетъ, что тло ваше уже достаточно распарилось, онъ принимается разминать и похлопывать васъ и надавливать плечи, ребра, бедра; тянетъ и перебираетъ суставы, встряхивая вамъ руки и ноги, такъ что суставы взаправду, какъ говорится, трещатъ и похрустываютъ, но вамъ отъ этого не больно. Затмъ заставляетъ васъ нагнуться впередъ, чтобы подставить ему спину, и начинаетъ выколачивать по ней дробь, словно котлеты рубитъ ребрами вытянутыхъ ладоней, и тутъ же время отъ времени пощекотываетъ зачмъ-то подъ носомъ и за ушами, а наконецъ, въ довершеніе всхъ этихъ пыткообраэныхъ удовольствій, внезапно вскакиваетъ вамъ на поясницу, упираясь колнами въ спину, затмъ садится на нее верхомъ и принимается по васъ ерзать и прыгать, уминая кулаками ваши бока и лопатки и напряженно проводя большими пальцами вдоль становаго хребта, въ переборку между позвонками. При этомъ еще отъ усердія онъ все время сопитъ и кряхтитъ, и стонетъ. Все это, однако, очень скоро мн надоло хорошенькаго понемножку — и потому я приказалъ ему мыть себя просто; но оказалось, что просто мыть онъ не уметъ, и видя, что искусство его не оцнено по достоинству невжественнымъ кяфыромъ, поспшилъ продлать надо мною заключительный актъ восточной бани, состоящій въ троекратномъ обдаваніи паціента теплою водой изъ большой лохани. Но послднее оказалось горше всего предшедшаго: первая вода, вылитая на мою голову, до такой степени припахивала какою-то вонючею гнилью, что я ршительно воспротивился повторенію надъ собою послдней операціи, и съ брезгливымъ чувствомъ поспшилъ выбраться изъ этого противнаго склепа на свтъ и воздухъ предбанной залы, тмъ боле, что по стнамъ ниши, къ довершенію всхъ прелестей, ползали отвратительныя мокрицы.

Одаривъ тучнаго хозяина шелковымъ халатомъ, а мучителямъ нашимъ выдавъ «силяу», по серебряному рублю на брата мы разстались съ «лучшею» изъ шахрисебскихъ бань. Каковы же худшія!.. Не знаю, какъ на кого, но что до меня, то я въ бухарскія бани больше не ходокъ. Благодарю покорно!

— Нтъ, господа, справедливо замтилъ кто-то изъ нашихъ: — какъ хотите, но лучшія восточныя бани, какія я знаю, это Воронинскія въ Петербург.

На возвратномъ пути эсаулъ-баши повели насъ уже другою, кратчайшею дорогой. По вызд изъ крытаго базара, въ сдельномъ ряду замтилъ я одну небольшую оружейную лавчонку, въ которой между разнымъ хламомъ, въ род кремневыхъ и ударныхъ ружей и пистолетовъ, тульской работы, висло нсколько афганскихъ и хорасанскихъ весьма порядочныхъ клинковъ, дв металлическія литавры (тябли-ризя) и великолпный стальной щитъ старой хорасанской работы, украшенный вязевыми надписями въ медальонахъ и прекрасно-гравированнымъ узоромъ съ золотою насчкой по широкому бордюру. Эти три вещи съ четырьмя лучшими клинками были немедленно пріобртены мною для моей оружейной коллекціи.

Посл обда опять явился токсаба якобы узнать, были ли мы въ бан, но въ сущности вовсе не за этимъ: все заговаривалъ онъ, что вотъ погода, слава Богу, кажись, поправляется, а потому завтра улицы непремнно будутъ еще чище чмъ сегодня, что и теперь они уже значительно чище, чмъ были утромъ, а завтра и совсмъ будутъ чисты, такъ какъ для очистки ихъ уже наряжено много «мардекеровъ» (черно-рабочихъ).. Это онъ стороной приговаривался все къ тому, чтобы мы хали представляться эмиру не въ экипаж, а верхомъ. Ужасно какъ имъ хочется этого, и все для того, что если мы подемъ верхомъ, то этимъ въ глазахъ простонародья выкажемъ какъ бы боле почтительности къ хазрету; а въ коляск будетъ очень ужь важно и независимо: одинъ хазретъ здитъ здсь въ коляск, а вс прочіе, не исключая и Первйшихъ сановниковъ, не иначе какъ верхомъ.

— Ну ихъ!.. Если погода будетъ хороша, пожалуй, подемъ верхомъ, согласился князь по уход токсабы — но только сдлаемъ это совершенно неожиданнымъ для нихъ сюрпризомъ.

31 декабря.

Въ 9 съ половиною часовъ утра въ намъ явились Рахметъ-Улла и адъютантъ эмира, въ званіи мирахура. Токсаба былъ одтъ богато, но просто, въ прекрасный кашмировый халатъ, а на мирах красовался халатъ изъ русской парчи, затканной золотыми травами но малиновому полю. Оба должны были препровождать насъ во дворецъ (аркъ) на «селямъ» къ эмиру.

Ровно въ десять часовъ мы отправились процессіей въ слдующемъ порядк:

Во глав шествія — нсколько конныхъ эсаулъ-башей съ тростями; за ними посольскіе джигиты верхомъ, по два въ рядъ; за джигитами арбы съ подарочными вещами; за арбами токсаба и мирахуръ рядомъ, верхомъ; за ними частный ординарецъ князя Асланбекъ Карамурзаевъ; за Асланбекомъ послы въ коляск. По сторонамъ коляски маіоръ Байтоковъ и докторъ Эрнъ верхомъ, а позади казачій конвой съ обнаженными шашками. За конвоемъ — засдланныя лошади пословъ въ заводи у конныхъ джигитовъ и, наконецъ, личная прислуга членовъ посольства и джигиты, приставленные къ посольству отъ бухарскаго правительства.

По городу слдовали шагомъ, причемъ ради всенародной томаши везли насъ не прямымъ, а дальнйшимъ путемъ, черезъ боле людныя улицы, площади и базарные ряды. И дйствительно, томаша вышла большая: глазющаго народу было много; кучки мужчинъ толпились у воротъ и въ дверяхъ попутныхъ домовъ, и на перекресткахъ улицъ, а въ особенности на базар. Грязь съ улицъ немного счистили, да и солнце ее подсушило, тмъ не мене желаніе нашихъ приставовъ, чтобы мы хали на «селямъ» верхомъ, не могло быть исполнено: князь чувствовалъ себя недостаточно еще здоровымъ для зтого.

Прямо съ базара выхали мы на «регистанъ», площадь окружающую дворецъ эмира, гд толпилось множество народу. Предъ воротами былъ выстроенъ почетный караулъ. Глинобитная зубчатая стна со всхъ четырехъ сторонъ замыкаетъ и скрываетъ отъ непосвященныхъ взоровъ жилище эмира, и лишь дв гигантскія глыбы развалинъ бывшаго дворца Тимура грандіозно высятся изъ-за нея, господствуя надъ всею окрестною страной. Это остатки знаменитаго нкогда Акъ-Сарая.

Предъ воротами, еще на площади, насъ очень любезно попросили выйти иэъ экипажа, на что князь снисходительно согласился. Не то, чтобы ворота эти были уже такъ узки, что подъ ними невозможно бы было прохать — тамъ, пожалуй, свободно прошли бы и дв коляски рядомъ — и не то, чтобы въздъ экипажа во дворъ являлся нарушеніемъ придворнаго этикета, — этого тоже нельзя сказать, ибо възжаютъ же туда верхомъ, по праву, даже простые мирахуры; но приставамъ нашимъ просто хотлось усилить впечатлніе томаши въ глазахъ базарной публики: дескать вотъ насколько нын великъ и могучъ нашъ хазретъ, что даже русскіе послы, чего прежде никогда не бывало, не смютъ больше възжать къ нему подъ ворота…