В гостях у турок

— Смотри какъ-бы, не раздражить этимъ. Это ужъ ты потомъ. А на первыхъ порахъ только отпирайся. „Знать, молъ не знаю, вдать не вдаю“, совтовала

— Такъ и стану говорить, а только вдь свидтели будутъ. Первый свидтель — это корридорный. Когда я ему подалъ мою карточку для записи моей фамиліи на доск, онъ спросилъ меня: „экселенцъ?“ — и я отвтилъ ему: „хорошо, пишите экселенцъ. Я экселенцъ“. Вотъ такъ что-то въ этомъ род. Не вызвать-ли разв сейчасъ корридорнаго да не сунуть-ли ему десятокъ левовъ, чтобы онъ ничего этого прокурору не разсказывалъ? — задалъ жен вопросъ Николай Ивановичъ.

— Что ты! Что ты! Такъ все дло испортишь. Вотъ еще что выдумалъ! воскликнула Глафира Семеновна. — Ты съ корридорнымъ держи себя по прежнему гордо и съ достоинствомъ. А то якшаться съ корридорнымъ! Подкупать его?.

— Ну, такъ я только прокурору. Прокурору надо дать. Прокурору я осторожно… Какъ только я увижу, что онъ клонитъ рчь къ тому, чтобы задержать меня въ Софіи, я сейчасъ: „не можете-ли вы сдлать для меня, какъ для русскаго славянина, услугу?.. Въ виду, молъ, поворота въ Болгаріи ко всему русскому, услугу русскому человку. Есть, молъ, у меня сербскія бумажки, а ихъ не мняютъ. Такъ не размняютъ-ли ихъ вамъ?“ Вотъ эдакимъ манеромъ и подсуну. Онъ пойметъ.

— Ну, какъ знаешь. А только длай ужъ это въ крайнемъ случа, согласилась супруга и, окончивъ укладывать въ сундукъ вещи, легла въ постель.

Николай Ивановичъ продолжалъ ходить по комнат и строить планы завтрашняго свиданія съ прокуроромъ. Черезъ нсколько времени онъ остановился передъ постелью жены и сказалъ:

— Глаша! Да не ухать-ли намъ сейчасъ куда нибудь на перекладныхъ? Вдь есть-же здсь почта и почтовыя лошади. Удеремъ.

— Это ночью-то? Да ты въ ум?! Тогда ужъ прямо навлечешь на себя подозрніе и тотъ-же корридорный сейчасъ дастъ знать прокурору, отвчала Глафира Семеновна.

— Да, да… Вдь прокуроръ-то здсь въ гостинниц живетъ, спохватился Николай Ивановичъ и опять въ безпокойств зашагалъ по комнат, пощипывая бороду.

— Теперь теб нужно держать себя какъ можно спокойне и веселе, будто-бы ничего не произошло и ты ничего не знаешь.

— Однако, мы можемъ хать въ какой нибудь монастырь. Будто-бы демъ на богомолье, чтобъ поспть къ заутрени. Давеча нашъ проводникъ говорилъ о какомъ-то монастыр въ трехъ часахъ зды отъ Софіи. Въ монастыр и скроемся.

— Никуда я ночью не поду. Самъ-же ты слышалъ, что здсь въ горахъ повсюду разбойники. Ужъ лучше въ руки прокурору попасть, чмъ съ разбойникамъ, отрзала Глафира Семеновна и крикнула все еще шагавшему изъ угла въ уголъ мужу:- Да не вертись ты передъ моими глазами! Мечешься какъ тигръ въ клтк. Дай мн успокоиться и заснуть. У меня и такъ мигрень, а ты… Ложись спать! Утро вечера мудрене.

Николай Ивановичъ послушался жену, раздлся и легъ въ постель, но ему не спалось. Онъ долго ворочался съ боку на бокъ и строилъ планы своей встрчи съ прокуроромъ.

Заснулъ онъ только подъ утро. Во сн ему снился прокуроръ.

XXXIII

Проснулся Николай Ивановичъ на другой день рано. Еще только свтало. Первое, что у него мелькнуло въ голов — было слово, «прокуроръ».

«Господи! Пронеси бду мимо!» — проговорилъ онъ мысленно и ужъ не могъ больше заснуть, хотя часы показывали только седьмой часъ.

Ему даже и не лежалось. Онъ всталъ, надлъ туфли, накинулъ на себя пальто вмсто халата, слъ къ столу и принялся курить. Глафира Семеновна еще спала. Онъ злобно посмотрлъ на нее и подумалъ:

«Спитъ, глупая! Какъ будто-бы мое несчастіе до нея и не касается! Вдь задержатъ меня здсь, такъ и ей придется остаться со мной. Ахъ, женщины, женщины, какъ вы легкомысленны!» — подумалъ онъ.

Но онъ все-таки не хотлъ будить жену и перешелъ въ другую комнату, ту самую, которую онъ взялъ вчера себ для пріемной, чтобъ принимать къ себ газетныхъ корреспондентовъ. Здсь было холодно. Ее съ вечера не натопили. Его стало знобить и онъ, усиленно куря папиросы, сталъ ходить изъ угла въ уголъ.

Время тянулось медленно. Дабы наполнить досугъ, Николай Ивановичъ сходилъ за платьемъ и за сапогами, одлся и ужъ сверхъ платья надлъ на себя пальто. Затмъ пересчиталъ отъ нечего длать имющееся у него золото, русскія бумажныя деньги и сербскія бумажки. Въ корридор стали раздаваться шаги. «Позвать разв слугу и потребовать чаю? задалъ онъ себ вопросъ. Кстати, спрошу его, не идетъ-ли какого-нибудь позда по направленію къ Константинополю раньше полудня. Тогда можно съ этимъ раннимъ поздомъ и ухать куда-нибудь, а ужъ тамъ и перессть на константинопольскій поздъ. Въ Константинополь есть всего одинъ поздъ, въ первомъ часу дня, это я знаю, а можетъ быть не найдется-ли раньше другого позда до какого-нибудь хоть паршивенькаго городка? Намъ только-бы ухать изъ Софіи».

Соображая все это, онъ сдлалъ еще нсколько шаговъ по комнат, постоялъ въ раздумьи около пуговки электрическаго звонка и, наконецъ, нажалъ кнопку.

Корридорный явился, привтствовалъ Николая Ивановича съ добрымъ утромъ и спрашивалъ, хорошо-ли онъ почивалъ.

— Чаю, самоваръ… Вотъ въ эту комнату подадите… приказалъ ему Николай Ивановичъ, но о позд, дабы не навлечь на себя подозрнія, сразу его не спросилъ…

Явился чай съ пыхтящимъ, по-прежнему, грязнымъ самоваромъ, но самоваръ этотъ уже не привелъ въ умиленіе Николая Ивановича. Поставивъ на столъ принадлежности чаепитія, корридорный остановился у дверей и, улыбаясь, проговорилъ:

— Днесь можете заповдать на обдъ русски щи, господине экселенцъ. Готовачъ (т. е поваръ) сказалъ, что онъ можетъ готовити.

Николая Ивановича взорвало.

— Какой тутъ обдъ! Мы хотимъ сегодня, какъ можно раньше, ухать въ Константинополь, сказалъ онъ.

— Сей день? Днесь? удивился корридорный.

— Да, да… Сегодня утромъ… И чмъ раньше, тмъ лучше. Я получилъ на почт письмо.

Корридорный сталъ доказывать, что «тренъ желзницы» (т. е. желзнодорожный поздъ) идетъ въ «Цариградъ» только въ часъ дня и «экселенцъ» всегда успетъ пообдать.

— Нтъ, нтъ, мы хотимъ ухать даже раньше часу. Намъ нужно встртиться до часу кое съ кмъ на слдующей отъ Софіи станціи… Я забылъ, какъ эта станція называется. Такъ вотъ нтъ-ли какого-нибудь позда пораньше, хоть и не до Царьграда?

— Есте. Имамъ, экселенцъ… До Бловы…отвчалъ корридорный.

— Вотъ, вотъ… До Блова намъ и надо, подхватилъ Николай Ивановичъ. — Когда идетъ этотъ поздъ?

Оказалось, что до Бловы есть мстный поздъ въ 11 часовъ утра. Николай Ивановичъ оживился.

— Вотъ и отлично! Вотъ на этомъ позд мы и подемъ, заговорилъ онъ. — Пожалуйста, поскорй приготовьте намъ счетъ и экипажъ. Поскорй только! Мы удемъ на желзную дорогу въ десять, даже въ девять часовъ. Чмъ скоре, тмъ лучше. Такъ пожалуйста, поскорй. Бакшишъ вамъ будетъ хорошій.

Корридорный поклонился и исчезъ.

— Съ кмъ это ты тамъ разговариваешь? послышался изъ другой комнаты заспанный голосъ Глафиры Семеновны.

— А! Проснулась! Вставай, милая, скорй! воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Въ девять часовъ мы узжаемъ. Есть ранній поздъ до какой-то Бловы, чортъ ее дери! Вотъ въ эту Блову мы и подемъ. Вдь намъ въ сущности все равно, куда-бы ни хать, только ухать, а это по дорог въ Константинополь. О, Господи, Господи! Пронеси только мимо этого прокурора! вздохнулъ онъ.