В гостях у турок
Шрифт:
Было выпито по пятой. Николай Ивановичъ и прокуроръ затмъ вылили въ себя по чашк бульону и принялись за скумбрію.
Корридорный внесъ бокалы и бутылку шампанскаго.
— Боже мой! Да вы и въ самомъ дл шампанскаго заказали! Вдь это будетъ чисто лукуловскій пиръ! воскликнулъ прокуроръ. — Напрасно, напрасно.
— Что за напрасно! Я радъ радехонекъ, что цлъ-то остался! Вдь я думалъ, что вы меня заарестуете, отвчалъ Николай Ивановичъ.
Прокуроръ пожалъ плечами.
— Откуда вамъ могли такія мрачныя мысли придти! сказалъ онъ.
— А вотъ подите-же, пришли! Вдь меня, долженъ вамъ сказать, здшніе газетные репортеры
— Любопытно прочесть. Надо послать за газетами, сказалъ прокуроръ.
— Потомъ, потомъ… На желзной дорог купимъ. Вдь теперь некогда читать. Теперь, господинъ прокуроръ, пить да сть надо.
— Опять прокуроръ!
— Виноватъ, Степанъ Мефодьичъ. А вдь рыбка-то плавала! вдругъ воскликнулъ Николай Ивановичъ, додая скумбрію, и схватился за бутылку шампанскаго. — Вдь рыбка-то плавала, а потому и намъ по суху-то нечего бродить. Надо промочить себя.
И онъ принялся разливать шампанское въ бокалы.
— За здоровье дорогой хозяйки! возгласилъ прокуроръ, принимая бокалъ съ виномъ и чокаясь съ Глафирой Семеновной. — Ужасно только мн совстно, что я, пользуясь отъ васъ такимъ радушнымъ гостепріимствомъ, не въ состояніи отплатить вамъ тмъ-же, ибо сегодня посл полудня узжаю.
— Куда? спросилъ Николай Ивановичъ.
— Въ Филипополь. Вдь я, кажется, говорилъ вамъ давеча, когда вошелъ, что узжаю къ себ въ Филипополь. Да, говорилъ.
— Это когда вы вошли-то? Батюшка! До того-ли мн тогда было, чтобы что нибудь слышать и понимать! Я дрожалъ, какъ осиновый листъ, отвчалъ Николай Ивановичъ и спросилъ:- А въ Филипополь по той же дорог, что и въ Константинополь?
— Да какъ-же! дущимъ въ Константинополь, нельзя миновать Филипополь.
— Вотъ и отлично. Значитъ, посл завтрака вмст и подемъ. Глафира Семеновна! Слышишь, какая пріятная компанія намъ предстоитъ въ дорог! Не станемъ и мы откладывать нашъ отъздъ изъ Софіи. Вдь мы здсь ужъ все видли, что здсь есть и что можно видть. О, какъ все это хорошо устраивается восторгался Николай Ивановичъ, произнося слова уже нсколько заплетающимся отъ выпитаго языкомъ. — Въ дорогу захватимъ винца…
— Вотъ это винцо-то и позвольте мн захватить въ дорогу, сказалъ прокуроръ. — Тогда я буду имть хоть маленькую возможность отплатить вамъ за гостепріимство.
— Э, что за счеты! Только-бы было вино, а тамъ чье оно — зачмъ разбирать! Братъ славянинъ! Вдь рыбка-то плавала! опять воскликнулъ Николай Ивановичъ.
Прокуроръ въ восторг воздлъ руки кверху.
— О, русскія присловья, русскія присловья! опять воскликнулъ онъ. — Ну, какъ при нихъ откажешься пить! Они имютъ магическое дйствіе на волю человка! Выпьемте, Николай Ивановичъ! Поднимаю здравицу за единеніе братьевъ славянъ! За тсную дружбу!
— Живіо! закричалъ Николай Ивановичъ. — Глаша! Пей!
Глафира Семеновна, смотрвшая уже изъ-подлобья на расходившихся мужа и гостя, неохотно взялась за бокалъ. Она не любила, когда мужъ ея бывалъ пьянъ, а теперь отъ выпитаго вина у него уже даже перекосило глаза. Прокуроръ, тоже съ посоловвшими глазами, такъ чокнулся съ ней, что даже расплескалъ ея вино, выпилъ до
дна и принялся уничтожать совсмъ уже остывшій бифштексъ съ солеными оливками.Николай Ивановичъ вновь разливалъ по бокаламъ вино и восклицалъ:
— За здоровье славянскихъ женщинъ! Живіо!
XXXVI
Въ первомъ часу дня по улицамъ Софіи, по направленію къ желзнодорожной станціи, во всю прыть мчались два фаэтона. Въ первомъ изъ нихъ сидли Николай Ивановичъ и прокуроръ, во второмъ помщалась Глафира Семеновна среди саковъ, корзинокъ, баульчиковъ и подушекъ, завернутыхъ въ пледы. На козлахъ рядомъ съ кучеромъ сидлъ усатый молодецъ изъ гостинницы въ фуражк съ надписью «Метрополь». Николай Ивановичъ размахивалъ руками и кричалъ: «Живіо! Да здравствуетъ славянское братство!» Длалъ онъ это при каждой собравшейся кучк народа, попадавшейся имъ по пути, и при этомъ лзъ цловаться къ прокурору. У нихъ также была кладь: въ ногахъ въ фаэтон стояла плетеная корзинка съ виномъ и закусками, купленными въ гастрономическомъ магазин Панахова.
Но вотъ и станція желзной дороги. У подъзда съ нимъ подскочило нсколько бараньихъ шапокъ и он принялись ихъ высаживать изъ фаэтоновъ. Николай Ивановичъ и имъ закричалъ «живіо» и «да здравствуетъ славянство», а потомъ сталъ раздавать направо и налво никелевыя стотинки, нарочно для этого намнянныя, говоря:
— Получите по-русски на чай! Получите и помните славянина съ береговъ Волги и Невы!
Стотинки раздавались и извощикамъ, стоявшимъ передъ зданіемъ станціи въ ожиданіи сдоковъ. Со всхъ сторонъ сыпались благодарности и привтствія получившихъ:
— Благодаря, господине! Проштавай! Останете съ здравіе! Благодары!
— Кричите ура! Вотъ вамъ еще на драку! проговорилъ Николай Ивановичъ, обращаясь къ собравшимся извощикамъ и кинулъ имъ горсть стотинокъ на мостовую, но прокуроръ, бывшій мене пьянъ, схватилъ его подъ руку и потащилъ въ зданіе станціи.
Глафира Семеновна слдовала сзади, чуть не плача, и бормотала по адресу мужа:
— Пьяный безобразникъ! Срый мужикъ! Бахвалъ безстыдный!
Николай Ивановичъ, слыша эти слова, оборачивался къ ней и говорилъ заплетающимся языкомъ:
— Пусть прокуроръ посадитъ меня въ кутузку, если я пьяный безобразникъ! Пусть! А если онъ не сажаетъ, то, стало быть, онъ очень хорошо понимаетъ, что это не безобразіе, а славянское единство. Прокуроръ! Степанъ Мефодьичъ! Вдь это славянское единство? Правильно я? — приставалъ онъ къ прокурору.
— Идемте, идемте… Поздъ изъ Вны въ Константинополь прибылъ уже и надо садиться, а то опоздаемъ! — торопилъ его прокуроръ.
— Нтъ, я желаю знать мнніе прокурора — славянское это единство или безобразіе? — Прокуроръ! Душка, скажи! — допытывался у прокурора Николай Ивановичъ и воскликнулъ:- Чувствую полное радушіе славянской души и хочу обнять всхъ братьевъ, а она: пьяное безобразіе!
Поздъ, дйствительно, уже пришелъ изъ Вны и минутъ черезъ десять долженъ былъ отправиться въ Константинополь, такъ что супруги и прокуроръ еле успли, съ помощью проводника изъ гостинницы, купить билеты, сдать свой багажъ и помститься въ купэ. Николай Ивановичъ опять сталъ «серебрить» бараньи шапки, принесшія въ купэ подушки и саки. Опять привтствія: «благодары», и «останете съ здравіе». Проводнику за его двухдневную службу Николай Ивановичъ далъ дв большія серебряныя монеты по пяти левовъ и сказалъ: