В некотором роде волшебник

В босоногой нищенской юности Септимус был бы несказанно счастлив, обнаружив в своей постели голую женщину и, не задаваясь лишними вопросами, приступил бы к делу. Обретя независимость и жизненный опыт, он понял, что обнаженная незнакомка, свалившаяся с небес, чаще всего приносит не море удовольствий, а кучу проблем. Так что наместник предпочитал самолично контролировать появление женщин в своей постели и степень их оголенности.

Сейчас у Септимуса был только один повод для радости: женщина определенно была жива. Когда-то ему уже подбрасывали в кровать трупы, и наместник знал, насколько хлопотно разруливать подобные ситуации.

Он вытащил кинжал и медленно двинулся вдоль стены, присматриваясь и прислушиваясь.

– В правом углу - инстинкт самосохранения!
– прокатился по комнате высокий звонкий голос.
– В левом углу - инстинкт размножения!

Наместник вздохнул со смесью облегчения и раздражения.

– Иииии...Инстинкт самосохранения отправляет соперника в нокаут с одного удара!

– Где ты, чёрт тебя дери?
– крикнул наместник.

Мирра вышла из ванной, на ходу закалывая волосы шпильками.

– Твоя работа?
– строго спросил Септимус, кивая в сторону кровати.

Довольная собой Мирра широко улыбнулась.

– Что с ней?

– Ты за нее волнуешься? Как мило!

– Я волнуюсь не за нее, а за себя. Случись что - разгребать это дерьмо придется мне!

Мирра надула губы:

– Пфф! Обижаешь! Перед тобой эксперт в избавлении от трупов и сокрытии улик! Да не парься ты! Она просто спит. Мягкое, безопасное снотворное...

– Зачем она тебе?

– Хотела сделать тебе приятное. Там, чтобы ты реализовал свои фантазии, и все такое.

– У меня нет таких фантазий! А если бы даже были, поверь, я бы управился без твоей помощи! Так зачем ты её приволокла?

– Ну...- душа зеркала загадочно улыбнулась.
– Понимаешь ли, милый, за полторы сотни лет я несколько подзабыла человеческую анатомию. Мне нужен образец.

– Образец чего?
– сквозь зубы прошипел наместник. Его охватило недоброе предчувствие.

– Женского тела, родной, - задушевно протянула Мирра.

– И для этого надо было тащить в мою постель голую проститутку?!
– взревел Септимус.

Мирра высоко подняла брови, одарив наместника очередной лучащейся улыбкой.

– Вообще-то, - заметила она после краткого молчания, - я могла воспользоваться нашей малюткой Вероникой.

– Да я тебя!..

– Но!
– жестом остановился его Мирра.
– Но - я проявила тактичность и взяла совершенно постороннюю женскую особь, к которой ты гарантированно не испытываешь никакой эмоциональной привязанности. И поверь, я хотела все сделать в твое отсутствие. Сейчас ты, строго говоря, должен сидеть в своем кабинете и заниматься государственными делами. Так что ты сам виноват: нужно соблюдать распорядок дня.

Септимус открыл рот, намереваясь возразить бесстыжему зеркалу. Потом закрыл. Сделала несколько глубоких вдохов.

– Мирра. Я безмерно благодарен тебе за заботу, - заговорил он подчеркнуто терпеливым и вежливым тоном, каким обычно говорят с нашкодившим ребенком, которого хочется убить, да нельзя.
– Но можно задать тебе один единственный вопрос?

– Можно, - беззаботно кивнула Мирра.

– Почему!
– гаркнул наместник, но тут же продолжил более сдержанно: - почему ты не могла все это сделать в другом месте?!!!!!

Под конец Септимус все-таки не выдержал и сорвался на крик.

Мирра вздохнула и еще более терпеливым и вежливым голосом пояснила:

– Потому что, зайчик, мне нужна была спокойная обстановка.

– Какой я тебе нахрен зайчик?!!!!

– Мой милый, любимый, понимающий зайчик, - сладко тянула Мирра, - который сейчас успокоится, заткнет хайло, сядет в уголочке и не будет мешать своему зеркальцу заниматься делом! И лучше, чтобы этот уголочек был в другой комнатке. Поверь, совеночек, это зрелище может тебя шокировать.

"Совеночек" решительно уселся в кресло и заявил:

– В мире осталось крайне мало вещей, которые способны меня шокировать.

Мирра с сомнением покачала головой, но к удивлению наместника промолчала.

Она встала прямо на кровать в ногах у спящей женщины и начала всем телом медленно наклоняться вниз, пока не зависла в полуметре над ничего не подозревающей труженицей плотских утех. Потом так же медленно воспарила вверх и распласталась на потолке.

Воздух завибрировал от магии. Септимус привстал в кресле, но тут же рухнул обратно. Тело проститутки озарилось серебристым сиянием и на мгновение исчезло. А затем стало вновь материализовываться частица за частицей. В буквальном смысле. Начиная с ног, стали формироваться кости. Постепенно они обрастали мышцами, сухожилиями, кровеносными сосудами, кожей, из пор которой по крупицам восстанавливались волоски.

Когда дело дошло до внутренних органов, Септимус понял, что имела в виду Мирра. Да, в своей жизни он видел многое. Даже слишком многое. Но такое - разве что в кошмарном сне.

Поборов желание немедленно драпать из спальни на всех парах, Септимус поглубже урылся в успокаивающую мягкость кресла и прикрыл глаза. На него наваливалась дремота. Последнее, что Септимус увидел - розовато-коричневые кишки, похожие на жирную личинку.

– ------------------------------

Они были розовато-коричневыми и жутко воняли. Но Септимус уже не мог чувствовать запахов. Многочасовая битва на Пятиглинном плато насытила воздух вонью крови, мочи, дерьма, рыхлой земли, железа, магии, паленого мяса, гари и почему-то сирени. Армия запахов убила обоняние Септимуса, и теперь он чувствовал только сирень.

Сражение завершилось несколько часов назад. Имперские войска победили. Септимус, кадровый офицер имперской армии, должен был бы радоваться. Но вместе с обонянием война уничтожила в нем и способность чувствовать. Впрочем, это не распространялось на болевые ощущения. Тело ныло даже в таких местах, о существовании которых Септимус до сей поры не подозревал.

К нему приближалась бригада имперских лекарей в белой униформе. Удивительно, но она действительно оставалось белой. Даже в таких условиях.

Врач скептически оглядел Септимуса и махнул рукой двум здоровякам. На них тоже была медицинская униформа. И она-то как раз белой уже не была. Парни подхватили Септимуса и поволокли куда-то. Не в госпиталь. К ближайшей траншее. Сюда они его и сбросили. На груду других тел.

Всю дорогу и еще потом, пока они не скрылись из виду, Септимус отчаянно шевелил губами, пытаясь объяснить, что это не его кишки, что он ещё жив и не безнадежен, что у него просто ослабели ноги и вообще...