В плену его страсти

Белые стены, мерный писк аппаратов, неподвижное тело на постели…

Гребаные картинки мелькают перед глазами одна за другой. Отогнать их стоит немалых усилий. Подхожу чуть ближе - смотрю на Алику. Черт знает зачем, но беру ее маленькую ладошку. Чуть сжимаю.

– Она все равно вас не услышит, - подаёт голос хирург.

Мне должно быть все равно. Я сделал все, что в моих силах - вовремя привез в больницу, организовал хороших врачей, ещё и палату сейчас отдельную выделят.

Казалось бы, совесть моя должна быть чиста. Можно спокойно возвращаться к себе. Но вместо этого после больницы я еду в квартиру, в которой ни разу не был с того момента, как решил уехать.

Звенящая тишина оглушает. Везде идеальная чистота - уверен, уборка тут проводится регулярно.

Медленно обхожу комнату за комнатой. Все осталось так, как я оставил.

Воспоминания сменяются, словно костяшки домино - падают друг за другом. Но вместо удушающей боли я вдруг чувствую, что уже не сконцентрирован на ней так, как раньше. Что-то отвлекает.

Точнее, кто-то.

Девушка, которая сейчас борется за жизнь.

Вспоминаю, как она спросила про таблетки за несколько дней до этого, а я не придал этому значения. Мог ли я тогда что-то изменить? Как-то повлиять?

Уровень, которого я достиг, обязывает нести ответственность за многих. Быть главным - прежде всего значит не власть, а ответственность. В этом мы с Феликсом отличались. Ему нравилась власть, нравилось держать все под контролем, плести паутину, достигать цели. Но брать на себя ответственность за кого-то было не в его характере.

Жесткий, хитрый, своенравный. У нас был идеальный тандем, который опытом и мудростью дополнял Валерий. Человек, который задолго до нас понял, как это - держать в руках огромную власть.

И сейчас я чувствую ответственность за Алику. Она работала на меня. Мне стоило быть внимательнее. О том, что дело не только в этом, запрещаю себе думать,

А ночью кошмары возвращаются. Снова бессонная ночь, и рано утром я еду в больницу, даже не задаваясь вопросом, зачем. Провожу несколько часов возле ее постели. Молча. Просто смотрю в стену, и все.

Перематываю ещё один день в ожидании. Требую отчет от лечащего врача, а получив его, испытываю чувство беспомощности, которое ненавижу.

– Нужно подождать, - звучит как приговор.

Точно так же меня сначала уверяли все врачи в прошлый раз, давали надежду, что все еще возможно.

Итог оказался плачевным - я до сих пор жду чуда, проверяю камеры каждый день, смотрю на сына, увешанного трубками, и ищу хотя бы малейший признак, что ему лучше.

Теперь к этому ритуалу добавляется и визит в палату Алики.

Василий почти не отсвечивает, звонит раз в день, под предлогом спросить какую-то ерунду. А на самом деле, я уверен, пытается прощупать меня, узнать, не решил ли я остаться в городе. Но в лоб благоразумно не спрашивает.

Распорядок дня меняется внезапно. Когда незадолго до моего ухода слышу непонятный звук и резко оборачиваюсь к девчонке, которая впервые за эти дни пришла в себя и потерянно смотрит на меня.

22 Алика

В первый момент я даже не особенно понимаю, где я. Вижу только Камиля. И все.

Мужчина хмурится и держится как-то слишком напряженно. А я при попытке пошевелиться испытываю такую слабость, что даже руку поднять не могу.

– Не дергайся, - приказывает Тагаев, отчего я тут же слушаюсь. Хотя бы потому, что сил сопротивляться нет.

Он же встает с кресла и подходит ко мне.

– Как ты себя чувствуешь?

– Не очень. Что со мной?

– Тебе сделали операцию, и довольно серьезную.

Ошарашенно смотрю на него.

– Мне? Какую?

– Аппендицит удалили.

Недоверчиво смотрю на него. Но если все так, то это ведь хорошо, да? У моей подруги было такое, и ее отпустили домой довольно быстро.

– Значит, все в порядке?

– Очень сомневаюсь, - мрачно отвечает Тагаев.

– Что-то не так? После такой операции ведь быстро отпускают домой. И я смогу снова у вас работать. Вы только не увольняйте меня, пожалуйста.

– Быстро?
– обманчиво тихо уточняет он.
– Быстро отпускают тех, кто не доводит себя до перитонита! Ты какого хера молчала, что плохо себя чувствуешь?

– Да я не думала, что это важно, - содрогаюсь от его тяжелого взгляда.

– Неважно? Здоровье - это неважно? Блядь, Алика, что у тебя в башке?

То, как он злится, сильно пугает. Камиль и так-то порой выглядит устрашающе, а теперь и подавно.

– Извините, - бормочу.
– Я понимаю, что доставила вам неудобства, и что вы потратили деньги…

– Да на хер эти ебучие деньги!
– рявкает он.
– Ты понимаешь, что ещё бы чуть-чуть, и тебя просто не спасли?!

Испуганно смотрю на него. Не спасли… Это получается, что совсем бы все? Навсегда? А ведь мама бы и не узнала. Хотя интересно ли ей это? Наверное, у них с отчимом все и без меня хорошо. Закрываю глаза, чтобы позорно не разрыдаться.

– Простите, - это все, на что меня хватает.

Чувствую, как рядом проминается матрас. А затем - прикосновение к моей руке.

– Жизнь - это самое ценное, - глухим голосом произносит Камиль.
– Ты должна относиться к ней бережно. И думать о своих близких.

Мы очень долго оба молчим. Немного успокоившись, все же рискую спросить:

– А если у меня их нет? Если никто не будет волноваться и переживать о том, что меня не станет?

Снова долгое молчание. А затем…

– Будет, Алика. Будет…

Слова звучат так тихо, что мне кажется, будто это игра моего воображения. Когда же я набираюсь смелости открыть глаза, Камиль уже встаёт с постели и отворачивается.

– Отдыхай, - бросает напоследок и уходит.

Конечно, ждать от Тагаева какого-то сочувствия глупо. Разве обязан он его проявлять? Я всего лишь наемный работник. Вот только… Вот только кроме него у меня, выходит, нет никого, кто знал бы о том, что случилось.

Голова очень болит, а слабость не позволяет даже подняться с постели. И очень скоро я снова засыпаю. Вообще состояние такое, что я то просыпаюсь, то снова проваливаюсь в сон. Кажется, приходит врач, что-то проверяет. Медсестра ставит какой-то укол. Они о чем-то беседуют, но я не могу разобрать ни слова.