В поисках Дильмуна

Есть еще две таблички времен Эа-насира (одна датирована 1794 г. до н. э), прямо говорящие, что к чему. Вот текст одной из них:

«Лу-Мешламтае и Нигсисанабса получили в долг от Ур-нинмара 2 мины серебра, 5 кур кунжутного масла и 30 кусков ткани, чтобы внести пай в экспедицию в Дильмун для закупки там меди…».

Вторая табличка поддается прочтению труднее, но речь идет о займе пяти сиклей серебра «для покупки «рыбьего глаза» и других товаров во время экспедиции в Дильмун».

Примечателен сугубо деловой тон всех этих текстов. Купцы, добывающие капитал и комплектующие груз для плаваний в Дильмун, занимались не поисками мифической страны бессмертия за пределами известного мира, а своим повседневным делом, которое их кормило.

Не следует полагать, что торговлю эту вели одни только месопотамцы. Среди тех, кто вносил налог храму Нингал, двое обозначены как уроженцы Дильмуна. Видимо, дильмунские купцы поселялись в Двуречье, а месопотамские — в Дильмуне, и в перевозках были заняты суда обеих стран.

Но и другие страны в начале II тысячелетия до н. э. направляли к берегам Дильмуна свои суда, которые швартовались у стен его городов. Корабли из Макана несли тяжелый груз меди; суда из городов Индской цивилизации доставляли, как и в наши дни, лес (возможно, хотя мы и не располагаем точными свидетельствами, также хлопок) наряду с более легкими и более ценными товарами — слоновой костью, лазуритом, сердоликом.

Маленькая выставка предметов, найденных нами в раскопах, сама по себе не могла служить яркой иллюстрацией оживленной морской торговли и мало добавляла к свидетельствам в пользу того, что Дильмун и Бахрейн — одно и то же. Однако ведь речь шла всего лишь о вещах, случайно оброненных на протяжении десяти метров на тупиковой улочке в черте города, и сами по себе предметы были достаточно выразительны. Слоновая кость, сердолик, медь…

Несметное множество кусочков меди в морском песке, которым засыпана территория внутри городской стены, становится понятным, если долгое время велась перегрузка металла с одного судна на другое, пришвартованное-к стене. Глядя на полированный кремневый разновес, типичный для культуры Индской долины, мы вспоминали, что Дильмун пользовался отличной от Ура системой мер и весов, — может, индской? И в нашей коллекции были три печати — такие же, какие чужестранные купцы оставили в Уре и в Мохенджо-Даро.

Вместе получался вполне убедительный итог, концы Сходились с концами. Потому что за горсточкой предметов, — поднятых на древней улочке, стояло значительное количество достаточно веских фактов. Хорошо укрепленный и не такой уж маленький город: площадь нашего телля превышала половину Ура, а последний был одним из самых больших городов Двуречья. Барбарский храм, который дважды перестраивался на все более широкой и красивой ступенчатой платформе. Сотни тысяч курганов, причем на строительство самых больших несомненно ушел не один месяц, при участии сотен рабочих. Речь шла не о какой-то изолированной земледельческой и рыболовецкой общине. Такой расцвет не мог быть достигнут на основе одних лишь скудных ресурсов самого Бахрейна. Богатство пришло извне, на Бахрейне сходились нити заморской торговли, о которой повествуют глиняные таблички. Стало быть, и он должен как-то упоминаться в этих табличках. Только одно из прочитанных на них географических названий отвечало на этот вопрос — Дильмун.

Почему именно Бахрейн играл столь важную роль на древних торговых путях, выяснить не трудно. Здесь мореплаватели запасались пресной водой. На всем протяжении Персидского залива только тут и на материке напротив Бахрейна находились обильные пресные источники. Вода, которую бог Энки па заре времен даровал Дильмуну, и в самом деле, как он обещал, принесла процветание этому краю. В одной из версий предания «Энки и Нинхурсаг», найденной, как и упомянутые выше торговые документы, в Уре, обращенное к Дильмуну благословение Энки звучит так, что оно прямо относится к теме данной главы, поскольку в нем перечисляются практически все импортные и экспортные товары, названные на табличках с данными о дильмунской торговле. Вот оно в толковании профессора Крамера:

«Пусть страна Тукриш доставит тебе [т. е. Дильмуну] золото из Харали, лазурит…;

пусть страна Мелухха^[36] доставит тебе вожделенный [?] драгоценный сердолик, дерево мес-шаган, отменное дерево для кораблей, — а также моряков;

пусть страна Мархаши доставит тебе драгоценные камни, хрусталь;

пусть страна Маган доставит тебе множество меди, прочный… диорит, камень у, камень шуман;

пусть заморский край доставит тебе слоновую кость… украшение царя;

пусть страна Заламгар доставит тебе шерсть, добрую руду…;

пусть страна Элам доставит тебе… шерсть, дань;

пусть священный Ур, престол царства… город, доставит тебе зерно, кунжутное масло, благородные ткани, тонкие ткани, моряков;

пусть морские просторы принесут тебе изобилие.

Город — жилища его превосходны,

Дильмун — жилища его превосходны…».

Глава десятая

ЗЕЛЕНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Однажды, когда я был занят раскопками улицы у городской стены, а П. В. со своим отрядом прочесывал пустыни Катара, к нам в базовый лагерь явился гость, назвавшийся британским политическим представителем в Кувейте. Он рассказал, что среди проживающих в Кувейте англичан есть немало археологов-любителей и эти энтузиасты задумали посетить расположенный у кувейтских берегов остров Файлака, прослышав о тамошних развалинах. Гость попросил познакомить его с нашими бахрейнскими находками, чтобы примерно представить себе, за чем охотиться на Файлаке.

Мы показали ему наши раскопы, а также типовые образцы керамики из семи городских слоев, смонтированные на стене рабочей комнаты. А уже через неделю к нам пришла посылка с черепками, собранными на Файлаке. В приложенном к посылке письме меня приглашали по пути домой остановиться в Кувейте, чтобы поближе ознакомиться с находками и потолковать о планах на будущее.

Очередной полевой сезон на Бахрейне закончился, экспедиция приготовилась к отъезду. Нам с Юнисом не в первый раз предстояло свертывать лагерь. Эта процедура уже была хорошо отработана, и никакие срочные объекты не требовали моего внимания. Как только последний упаковочный ящик заколотили, увязали, надписали и погрузили на грузовик пароходной компании, я оставил Юниса собирать лагерное имущество и вылетел на маленьком самолете местной авиалинии в Кувейт.

Пока самолет, набирая высоту, кружил над плоским северным берегом Бахрейна, я различал телль Кала’ат аль-Бахрейн. Если снизу он представлялся нам таким внушительным, то сверху казался крохотным пупырышком среди окаймляющих побережье плантаций. Как это часто бывало и прежде, и потом, я тщетно пытался рассмотреть храмовый холм у Барбара, когда мы, заложив вираж, взяли курс на берега Саудовской Аравии. Пролив между Бахрейном и Аравией выглядел с высоты неправдоподобно узким. Я изо всех сил старался получше рассмотреть противолежащее Бахрейну побережье Аравии.