В поисках Витослава
Шрифт:
— А остальное?
— Остальное — балаган… Извините.
— Вы против христианства?
— Ни «против», ни «за». Я за истину. А истина не может быть выражена никакими идеями. Ведь само религиозное чувство — не более чем переживание. А оно одинаково и у христиан, и у иудеев, у мусульман и у кришнаитов.
— И все-таки? Как вино в бокале получилось двухцветным?
— А ты его перемешай!
— Не перемешивается… Понял, это свойство самого бокала! Если он пустой, он белый, если с вином… Здорово придумано! А в христианстве что-нибудь сказано по поводу чудес?
— Косвенно. Например,
— Где пример?
— Вот! — Афиноген кивнул головой в сторону пяти световых столбов. И столбы еле заметно кивнули ему в ответ.
И тут, как мне показалось, настал мой звездный час, и я спросил Лада, где мои друзья и вообще, вся община Ядринца?
— Ты ведь сейчас не убежишь, не исчезнешь и не испаришься? Стало быть, не уйдешь от ответа. Я не буду спрашивать, кто ты, я хочу только узнать, где мои друзья?
— Я бы рассказал тебе, но ты не готов.
— А когда я буду готов?
— Зависит от тебя.
— Что я должен делать для того, чтобы побыстрее стать готовым?
— Ничего особенного. Проявлять пытливость и находчивость и, самое главное, не лениться постигать новые истины. У тебя хорошее окружение, воспользуйся этим.
— Что мне делать сейчас? Куда идти?
— Куда хочешь, направление роли не играет.
— Можешь дать хоть маленькую подсказочку?
— Будь смелее! Не прячься за чужие спины. Ты можешь многое!
— Я ничего не знаю, я ничему такому не учился.
— А ты пробовал? Давай, вставай, пойдем к морю и посмотрим, на что ты способен. Давай, давай, не ленись!
Я, кряхтя, встал и с кислой миной поплелся к полосе прибоя.
— Субстанции, не имеющие собственной формы, благодатны для творчества, — начал свой урок Лад. — Вот, смотри.
И он повернулся лицом к морю. Тотчас метрах в пяти от него вынырнула его голова, будто сделанная из стекла. Она стала приподниматься, показались плечи, грудь. Лад, стоя лицом к лицу сам с собой, помахал двойнику рукой. Спустя секунду тот ответил тем же. Лад состроил гримасу — стеклянный двойник тоже скорчил рожу, но не такую, как у Лада.
— Скажи что-нибудь, — крикнул Лад.
— Буль-буль, — ответил двойник.
— Ах, вот ведь незадача, ну, ничего сейчас поправим, — и Лад развел руки в стороны ладонями вперед. Двойник стал непрозрачным, его кожа и волосы приобрели натуральный цвет.
— О-го-го! — воскликнул Лад.
— Ха-ха-ха! — залилось смехом его отражение.
— Теперь пробуй ты, — обратились они оба ко мне.
В задних карманах джинсов стало горячо, я сунул туда руки и ощутил, как сильно нагрелись оба камушка.
— Нечестно! — заявили оба Лада. — С фаритонами каждый может!
— Я разок с ними, а потом попробую без, — брякнул я, не зная, что делать дальше.
— Посмотри вверх, — тихо шепнул на ухо Арфин.
Я задрал голову, но ничего особенного не увидел: все звезды были на месте.
— Не так, — шепнул в другое ухо Архиз, — смотри сквозь собственную макушку!
Я хотел спросить у него, как это: смотреть сквозь собственную макушку, но тут же понял, как это делается, и увидел в полуметре над собственной головой
самого себя, будто отраженного в громадном зеркале. Мое отражение было прозрачным и невесомым, но каким-то странным образом я ощущал и его самого, и окружающий мир через его органы чувств. У меня закружилась голова, и я, оглушенный и мгновенно потерявший всякий интерес к происходящему, рухнул в набегающую волну.XXI. Прелюдия и фуга
Лад позволил мне как следует испугаться, но не дал окончательно захлебнуться. И, пока я, сидя в полосе прибоя, откашливался, отплевывался и отахалицеливался, он стоял рядом и молча смотрел на меня сверху вниз.
— Спокойнее надо быть, спокойнее. Старайся просто помнить, что ты продолжаешься еще на два метра вверх, и будешь это просто чувствовать. Ну что, отматерился? Что это за странное выражение: «Ахали цели»?
— Его начал использовать Ядринец. Если очень хочется выругаться матом, скажи это словосочетание. По-грузински это означает просто «новый год». И тебя попустит.
— За свою бытность я наслышался всякого — от «гот дэм» и «факен кул» до «аз ох-н-вей» и «эйзэ хара»… Ладно. Спасибо, как-нибудь попробую. Теперь попытайся сделать, как делал я… Э-э-э, стой! Двойника оторвать от себя невозможно!
— А как же я суну его в воду?
— Думай!
— Есть вариант: сделать двойника для самого двойника!
— Замечательно. Вперед!
И вот, через несколько минут мучений из моря высунулась моя голова и ехидно показала язык.
— Покажись весь!
— Прозрачный я выбрался на берег и застыл в ожидании.
— Раскрась его!.. Вова, я просил раскрасить, а не изменять пропорции разных частей тела. Я понимаю: каждый уважающий себя мужчина хочет, чтобы эта штука была подлиннее. Но не будем корректировать природу. Теперь пускай он пойдет за мной, а ты садись, закрой глаза и постепенно перенеси в него свое сознание.
Третье головокружение за один день оказалось перебором, и я попросту вырубился.
Когда я открыл глаза, море выглядело гораздо спокойнее, Лада не было, а мои попутчики, как ни в чем не бывало, сидели за столом и попивали двухцветное вино.
— Он пришел в себя, — констатировал Афиноген.
Я откашлялся, и моими первыми словами были: «Где Лад?».
— Ушел, — ответил Сихаэль, и увел твоего двойника.
— Эйзэ хара! — сорвалось у меня с языка.
— Первый урок Лада не пропал даром? — пошутил протоиерей, и тут же прикусил язык. — Воистину не пропал, — тихо добавил он, рассматривая вынутые изо рта окровавленные пальцы.
— Кажется, я начинаю догадываться, — задумчиво сказал Сихаэль.
— О чем?
— Я ведь был свидетелем того, как уходила община.
— Расскажи.
— Я никому и никогда этого не рассказывал… В общем, те, кто уходили, были не люди. Это были — вон, как двойник его двойника… За Ладом шли фантомы. Генерал со своей зазнобой… Они оказались в конце процессии, их убили, а они, как ни в чем не бывало, встали и пошли… И в остальных стреляли, а им ничего не делалось… Лад шел той же самой странной походкой, что и сейчас… Вова, ты ведь хотел встретиться с ушедшими?
— Почему Лад не пригласил и меня? Я очень хочу увидеть своего брата, — возмутился Афиноген.