В поисках Витослава

Я хотел встать между ними, и даже сделал шаг вперед, но у меня перед глазами поплыло еще больше, голова закружилась, и, проваливаясь в туман, я еще смог услышать фразу Репеха: «Эй, вы, Володе плохо. Неспроста же этот полуголый увел у него двойника!».

XXII. Отражение

Постепенно туман из серого стал сизым, а потом и вовсе растаял. В голове маршировал полк солдат в кованых сапогах, во рту еще не начали уборку после ночлега стада коров, а желудок и остальной ливер тщательно выкручивали заботливые руки злых уборщиц. Но, самое главное, я был жив, и это не могло не радовать. Я, то ли висел, то ли падал в полной пустоте, а рядом, тем же самым был занят пристально глядящий на меня Лад.

— Долго это будет продолжаться? — мысленно спросил я у него.

— Пока не пройдешь последнее испытание.

— Последнее ли?

— Я тебя когда-нибудь обманывал?

— В чем оно заключается?

— А в чем заключались предыдущие?

— То есть, ты хочешь сказать, что мне надлежит вот так висеть и чего-то ждать?

— Не хочешь — не виси и не жди.

— Скажу честно: «Мне очень хочется тебя ударить!».

— Что мешает?

Во мне вскипела злость, и со словами: «Что я тебе плохого сделал? Что ты надо мной издеваешься?» я, что было силы, засадил ему прямо в челюсть, интуитивно ожидая, что кулак войдет в пустоту. Однако, Лад, видимо, все же оказался существом из плоти и крови, и в результате удара я лишил его четырех зубов, а себе рассадил руку так, что солдаты в голове на мгновение застыли, а потом, быстро сменив кирзовые сапоги на чугунные, рванули бежать кто куда.

— Ждано! — сплевывая кровь, пробулькал Лад.

— Что?

— Ты все поняй, ты выпойний жадание…

Потом ручейки крови в углах его рта высохли, во рту заблестели новые зубы, и он, уже не шамкая, повторил:

— Ты выполнил задание.

— Извини, но ты сам виноват!

— Считай, что ничего не было. Ладно! Милости просим в настоящую духовную реальность!

— В ней же ничего нет!

— А что в ней должно быть? Ангелы? Если хочешь, запускай ангелов, запускай демонов, запускай кого хочешь!.. Здесь ты полновластный хозяин. Вернее, здесь хозяйка — твоя душа; что она возжелает, то сразу же произойдет.

— Я пытаюсь сотворить ангелов, но у меня ничего не получается.

— Если старания идут от головы, они бесполезны. Сейчас ты придешь в себя и начнешь созидать душой, а я буду рядом.

— Все время?

— Неуместный вопрос. Итак!.. Ого, розово-золотой закат на полнеба… Пронзительно-чистый воздух… Паутинки с каплями росы, как с жемчужинами… Да вы, сударь, настоящий поэт!.. А это что? Сломанные ветви прямо вдоль тропинки? … Я не удивлюсь, если сейчас под ногами появятся обрывки газет, дырявые полиэтиленовые пакеты, окурки и пивные бутылки! А вот это здорово: киоск с жареными пирожками! Смотри-ка, здесь и с картошкой, и с капустой, и с печенкой!.. Ба! тут и пиво есть! С удовольствием составлю тебе компанию и побалуюсь «Жигулевским»…

— Я закурю?

— Конечно-конечно! В своем мире делай, что хочешь!.. Это твои родители? Сейчас они выглядят не старше тебя.

— Это папа и мама. Мы сейчас в парке. Когда-то мы приезжали сюда каждое воскресенье. Ах, как чудесно!

— Я пока отойду, а вы поворкуйте…

Мы не стали ворковать, я просто обнял родителей — обоих сразу и простоял так долго-долго, вдыхая давно забытые запахи папиного лосьона после бритья и маминых духов. Они знали все, и потому улыбались и молчали. Я понимал: они знали, что я знаю, что они знают все, и мы молчали о многом, но не обо всем. Кое-каким мыслям я даже не позволял возникнуть у меня в мозгу, хотя мне страшно хотелось спросить, каково им ТАМ, и знают ли они, что их уже нет. Они были, как живые — теплые и добрые; из моих глаз брызнули слезы, и я стал шмыгать носом. Их очертания расплылись, а когда я протер глаза, возле меня никого не было, только неподалеку стоял Лад и взглядом указывал мне на чью-то приближающуюся фигуру. Ее походка показалась мне знакомой, я принялся быстро перебирать в уме имена и образы бывших приятелей и сослуживцев, но так и не угадал, а уже через полминуты пожимал руки улыбающемуся на все тридцать два зуба Валику Барицкому. Рукопожатия сменились похлопываниями по спине, а те, в свою очередь — крепкими мужскими объятиями. На Лада он не обратил никакого внимания.

— Тебе этот субъект знаком? — вопрошаю, указывая на него.

— Какой субъект?

— Да вон же стоит, голый по пояс.

— Я никого не вижу… Ну, да ладно. Ты-то как здесь оказался?

— Где это: здесь?

— В парке, разумеется… Какое у тебя странное выражение лица!

— А парк где?

— Как это, где? В нашем городе. С тобой все в порядке?

— Ты ведь был на Гее? А сюда как попал?

Валик посерьезнел.

— Ты мне не нравишься! Знаешь, что: иди домой и для начала померяй температуру.

— Ладно, я пойду домой, но ты мне сначала скажи: ты хорошо помнишь свой сегодняшний день?

— Конечно. Утром мне позвонил коллега и просил проконсультировать по вопросу новых микросхем, которые поступили к нам вчера. Я его обругал, потому что о таких вещах нельзя по телефону. Потом мы созвонились с Володей…

— Каким Володей?

— С нашим соседом Володей Белостоцким! И договорились встретиться здесь через… — Он посмотрел на часы — три с половиной минуты. Да вот и он!

И впрямь, к нам приближался Володя-Боголеп, походку которого невозможно было спутать ни с какой другой. В детстве мы называли ее оптимистической: он всегда ходил вразвалку, твердо ставил ногу на пятку, а колени поднимал не очень высоко, отчего часто спотыкался. Он издалека помахал нам рукой и, подойдя, без всяких приветствий тут же предложил: «Ну, что, по пиву?». Мы с Барицким закивали и промычали что-то утвердительное.

— Мы часто здесь встречаемся по выходным, — начал разговор Валик, — поскольку живем в противоположных концах города, а этот киоск находится практически посередине. Хотя, здесь не всегда есть пиво. Но сегодня нам повезло.

— Когда мы виделись в последний раз? — Я придумал хороший вопрос, ответ на который должен был пояснить многие обстоятельства.

— Дай припомнить… Прошлым летом! Где-то в августе…

— Не помню… И чем мы занимались?

— Пили водку. Это был день рождения Белостоцкого. Он еще жаловался, что выпустил автореферат своей диссертации, но в ученом совете что-то мудрили, все время откладывали сроки защиты… В конце концов, она не состоялась…

— А ты?

— Я рассказывал о своих электронных изобретениях и сетовал, что меня подсиживают и ущемляют, а ты давал советы, рекомендовал бороться с несправедливостью и приводил в пример себя. Рассказывал, как в результате тебя понизили в должности, из ведущего инженера сделав инженером первой категории, но истина все-таки восторжествовала… Вспомнил?.. Володь, ты с Луны, что ли, свалился? Ты, часом, не болен?

— Ребята, а как же Гея, община, Ядринец и Казимирович, наши жены — Светлана, Лагода и Добронрава?

Витослав и Боголеп переглянулись.

— Вова, ты, наверное, пива не пей, а иди лучше домой и поспи.

И тут я обратил внимание на их глаза: зрачки были не традиционно блестящими, а бархатисто-черными, и свет не отражали. Мне подумалось, что это, скорее, не глаза, а провалы, дыры в пространстве. Стало страшно. Сзади тихонько подошел Лад и хлопнул меня по плечу.

— Идем. Сеанс окончен.

— Что это было?

— Демонстрация того, как сложились бы ваши судьбы, если бы Витослав и Боголеп не встретили Ядринца.

— То есть, они не настоящие?

— Конечно! Они — продукт деятельности твоего подсознания, равно как и вся обстановка вокруг — лес, тропинка, киоск…

— А где настоящие?

— Вопрос, конечно, интересный… Их нет… В конце концов, что ты больше стремишься найти: их тела, или души?

— И то, и другое в комплекте. Пожалуйста, не наводи тень на плетень, когда-то ты сам меня заверил, что мои друзья живы! Ты — порождение Паруса, про который псевдо Гагтунгр сказал, что он — высшее растение, цветок, поглотивший целую общину обитателей Геи и ныне охотящийся и на Земле за всеми, кто имеет к ней отношение.