В ритме времени. Кинематографический процесс сегодня
Шрифт:
хроника находится в полном противоречии и с
содержанием и с пафосом фильма.
267
Кинокартина «Штайнер— Железный крест»
представляет собой слегка закамуфлированную попытку не только
реабилитировать германский вермахт и уравнять тех, кто
сражался с фашизмом, и тех, кто участвовал в
разбойничьих акциях фашизма, но и, по существу, прославить
германское оружие, прославить реваншизм. Это старая модель
буржуазного кино, продолжающего в новых условиях
выполнять
современных зрителей о характере второй мировой войны и
сущности фашизма. Схожи с подобными фильмами и такие
документальные ленты, как «Гитлер, страницы биографии»,
«Свастика» и многие другие, где, хотя и имеется, как,
впрочем, и в «Штайнере — Железном кресте», некая
маскировка, но при этом романтизируются «сильные личности»
фашистского рейха и сам Гитлер.
Таким образом, речь идет о стремлении при помощи
кинофальшивок не только оболгать и исказить героический
исторический путь, пройденный нашей страной и другими
социалистическими странами, преуменьшить роль СССР в
борьбе с фашизмом, но и деформировать само понятие
фашизм.
Итальянские фильмы «Ночной портье», «Салон Китти»,
французские «Лакомб Люсьен», «Скорбь и сострадание»
и другие, по существу, ведут не к разоблачению, а к
деформации понятия фашизм. Более того, авторы, хотят они
того или нет, пытаются внушить зрителю мысль о том, что
фашизм как бы соответствует потаенной «природе»
человека, его глубоко спрятанной биологической сути.
«А был ли мальчик?» — этот вопрос горьковского героя,
отразивший изощренность и зыбкость буржуазного
сознания в оценке бытия, вновь возникает у художников,
потерявших социальные и нравственные ориентиры.
Философские посылы «левого фрейдизма» и иных идеалистических
теорий, охватившие сознание писателей и режиссеров
нередко даже крупного дарования, привели их к
противоестественному и реакционнейшему в условиях обострения
борьбы прогресса и реакции вопросу: «А был ли фашизм?»
Содержание многих фильмов такого рода оказалось
сфокусированным вокруг истории Германии, Франции,
Италии периода фашизма, оккупации и антифашистской
борьбы. Первое впечатление от этих фильмов —
психологический надрыв и болезненный настрой, удивительно
искаженное восприятие событий истории.
Правда, совсем европейскими эти фильмы назватьнель-
зя — сейчас почти нет более или менее солидных
кинопредприятий и фирм, которые в той или иной степени не были
268
бы связаны с американским капиталом. И фильм, вокруг
которого в 70-е годы вспыхнула жаркая полемика,
скрестились критические копья, столкнулись прогрессивные и
реакционные взгляды на кино — «Ночной портье»,— тоже
предприятие международное.
Фильм
поставила итальянский режиссер Лилиана Ка-вани, в прошлом известная своими леворадикальными
взглядами, главную роль сыграл знаменитый английский
актер Дирк Богард; в фильме участвует и молодая, но теперь
очень популярная английская актриса Шарлотта Рэмплинг.
Финансировал фильм американский промышленник,
развернувший в прессе гигантский рекламный бум. На
обложках журналов (и не только кинематографических), на
огромных рекламных щитах у кинотеатров, в газетах и т. п.
еще за несколько месяцев до выхода фильма на экраны
помещалось изображение улыбающейся молодой женщины в
офицерских галифе, в одних подтяжках и в эсэсовской
фуражке, надетой набекрень.
О чем же идет речь в этой картине? В Вену на
гастроли приезжает знаменитый дирижер со своей женой. В
отеле поздно вечером эта богатая дама в скромном ночном
портье узнает человека, который много лет назад в
фашистском концлагере мучил и истязал людей. У нее, тогда
совсем юной девушки, он выжег на руке лагерный номер,
растлил ее, а затем превратил в усладу офицерской
комендатуры лагеря. Тот знаменитый плакат, о котором
говорилось выше, и изображает момент, когда она, полуголая,
поет немецкие шлягеры захмелевшим эсэсовцам.
Но вчерашний фашистский палач, ставший сегодня
скромным ночным портье, вызывает у героини не
ненависть, не ужас и даже не презрение, а чувство
неодолимого физического влечения. Такое же влечение испытывает
и сам Макс — «ночной портье». Сюжет осложнен еще и
тем, что бывшие сообщники героя, собравшиеся в этом
городе на свое очередное тайное сборище, поняли, что
приезжая дама узнала «ночного портье» и может выдать всех.
Но любовь, даже не любовь, а патологическая страсть
палача к жертве, а жертвы к палачу оказывается сильнее
смертельной угрозы. В скромной квартирке гостиничного
слуги он и она, находясь под постоянным наблюдением
бывших нацистов, с упоением предаются охватившей их
садомазохистской страсти. Конец фильма символичен: она
надевает лагерную полосатую форму, он — эсэсовский
мундир, и, взявшись за руки, они выходят из дома навстречу
своим преследователям. Сраженные пулями, палач и
жертва падают рядом на мокрую мостовую.
269
Сама Лилиана Кавани утверждала в интервью
представителям печати, что фильм был задуман ею как
антифашистский. Однако в действительности антифашистский
элемент фильма сводится к одному — фашизм жестоко
расправляется со стихийными влечениями человеческой
чувственности, нацистская организация и иерархия