В ритме времени. Кинематографический процесс сегодня

самооправдательных медитациях режиссера. Не случайно

в беседе с Финн, как это, впрочем, часто бывало и в

других заявлениях Пазолини, он пессимистически оценил

возможность одоления «буржуазии», попутно обвинив — и

совершенно бездоказательно — в «обуржуазивании» тех, кто

борется с капитализмом.

«Я чувствую себя в этом обществе отвратительно,—

подчеркнул Пазолини.— Отвратительно... Если бы мне

сказали, что я могу сделать выбор, я предпочел бы быть

режиссером, не имеющим возможности ставить свои фильмы,

работать учителем, иметь меньше денег, лишь бы

окружающий мир был таким, какой я люблю и о каком я мечтаю.

На этот счет у меня нет никаких сомнений. Я бы

предпочел быть одним из бедняков «Тысячи и одной ночи», а не

сегодняшним Пазолини»1.

Конечно, повторю это еще раз, интервью б буржуазной

печати имеет свои свойства. Оно всегда в чем-то

рассчитано на сенсацию (даже при соблюдении «правил» солидной

журналистики). Тем не менее интервью, которое Пазолини

дал Массимо Фини, добавляет выразительную и точную

краску к образу художника, остро, болезненно

чувствовавшего пороки буржуазного общества, искренне

ненавидевшего его, не знавшего, как с этим обществом бороться, и

поэтому незаметно для себя самого капитулировавшего

перед ним в таких важных вопросах, как вопрос о свободе

художника или вопрос о нравственной ответственности

художника перед обществом.

Пазолини хорошо знал, как буржуазное общество

калечит человека, как оно деформирует личность, притупляет

сознание целых социальных слоев. Он лихорадочно — и в

своих литературных произведениях, и в публицистике, и

прежде всего в фильмах — искал пружины этого глубоко

1 «Еигорео», 1974, 19 set.

310

негативного процесса. Но часто, очень часто, испытывая

искреннюю боль за униженных и оскорбленных, он уходил

в сторону от отражения главных закономерностей жизни и

находил пружины процесса деформации личности при

капитализме то в бурном развитии научно-технической

революции, то в распространении телевидения, исказившего, по

его мнению, сам облик человека, то даже в бытовых

удобствах, становящихся в некоторых странах достоянием

более широких слоев населения, чем раньше. Ему порой

казалось, что «общество потребления» полностью истребило

все, что делало человека человеком. И он оплакивал

крестьянский уклад, некогда существовавший в Италии, и

даже своеобразный мирок люмпен-пролетариев, в которых,

по его мнению (пусть и парадоксально заостренному), еще

сохраняются человеческие чувства, растерянные и

деформированные при капитализме другими социальными

группами. Эти утопические представления и вели Пазолини к

попыткам создать на экране мир «естественного человека».

В поисках этого «естественного человека» он и обращался

к далекому прошлому, стремился оживить самый воздух

эпох, давно ушедших.

Но, отмечая умение передать удивительно точно и

пластично образы прошлого, искусство работать с

непрофессиональными актерами-типажами, нельзя все же не сказать,

что Пазолини увлекала не проблематика, а, скорее,

стилистика, стилистические задачи, которые он ставил перед

собой как режиссер. И это было в конечном счете способом

бегства от реальности, где все казалось ему охваченным

раковыми метастазами буржуазности.

Он полагал, что относительное повышение

благосостояния среднего слоя населения Италии в период так

называемого экономического «бума» является источником

нравственного разложения и симптомом поворота к

политической реакции.

Эти свои мысли он ярко изложил в конце 1973 года в

манифесте, написанном в прозе и в стихах, якобы

переведенных с «лапландского» и «терронского» языков

(мифические, несуществующие языки, на которых будто бы

говорят между собой простые люди). Манифест был написан

по поводу дискуссии, которая проходила в газете «Унита»

по вопросу об экономическом развитии страны, и был

опубликован в газете «Паэзе сера».

Пазолини полагал, что всякая экономическая борьба в

условиях капитализма — самообман или попытка

«спасения утопающих». По его мнению, период экономического

«бума» в начале 60-х годов в Италии повлиял на сознание

311

масс отрицательно. Сейчас же, в период депрессии,

создалась иная ситуация, более благоприятная.

Известно, и это отразилось в его творчестве, что

Пазолини пришел в смятение в начале 60-х годов, когда в

Италии началось некоторое повышение экономической

конъюнктуры. Ему тогда казалось, что больше уже нет сил,

которые способны были бы остановить проникающую во

все щели буржуазность. Но когда оказалось, что «бум»

скоротечен и эфемерен и страну постигла депрессия,

Пазолини увидел шанс для переделки общества на новых началах.

В своем манифесте Пазолини заявил: «Сейчас нужно

вернуться назад и начать все сначала. Нужно, чтобы наши

дети не воспитывались по-буржуазному. Нужно, чтобы

наши дома не строились по-буржуазному. Нужно, чтобы

наша культура не была жалкой культурой бедноты, а

превратилась в коммунистическую культуру... Потому что

тоска в наших душах — это тоска от буржуазного

благополучия.

Сожмем кулаки и вернемся назад, чтобы начать все

сначала.

Тогда власть сильных мира сего не будет для нас