В ритме времени. Кинематографический процесс сегодня

теме мира», пишется: «Он так же стар, как и

кинематограф, однако он не стал самостоятельным жанром —

эротический фильм. Он использует все стилистические

средства и повествовательные формы от кинокомедии до

трагедии, для того чтобы изобразить свой фетиш —

сексуальность. Если в самом начале своего развития кико

ограничивалось тем, чтобы скрыть сексуальность и тем самым

стимулировать фантазию зрителей, то сегодня мы

отказались от подобного рода ограничений» К

Таким образом — взаимопроникновение, «диффузия»

политических, интеллектуальных и бульварных

эротических тем характерно не только для самого буржуазного

киноискусства, но и для солидных, популярных изданий,

выходящих миллионными тиражами.

Появляются отклики на порнокино и «эротокино», как

его называют в «солидной» прессе, с феминистских

позиций, в которых критикуются «мужские», «сексплуататор-

ские» картины и пропагандируется «свободный женский

секс» на экране.

Критика порнофестивалей с феминистских позиций

оборачивается проповедью все той же порнографии, но

прикрытой цитатами из Вильгельма Райха, Нормана Брауна и

Герберта Маркузе, рассуждениями о «секс-негативном»

обществе, «антибуржуазном потенциале эротизма» и т. д.

Буржуазность под флагом антибуржуазности находит в

киноискусстве множество своих выразителей. Одна из

характерных общих черт этого явления — распространение в

кино идей «левого фрейдизма», теорий «сексуальной

революции».

Вот уже почти десять лет на больших экранах идет

фильм «Доротея» (Франция — ФРГ) Петера Фляйшмана,

режиссера, получившего известность фильмом «Охотничьи

сцены в Нижней Баварии» — жестокой, местами

натуралистической, но острой социальной ленты.

В «Доротее» режиссер избрал в качестве объекта

исследования одиссею молодой девушки, прошедшей по кругам

1 ·'Cinema", Hamburg, 1981, N 4.

181

капиталистического ада и всюду столкнувшейся с

аморальностью, жестокостью. Режиссер с натуралистическими

подробностями изображает сексуальное безумие буржуазного

бытия — проституцию, половые извращения, полный распад

семейных отношений, индустрию порнографической

рекламы. Надо отдать должное режиссеру: он изображает

картину морального разложения буржуазного мира

впечатляюще. Но каков же выход из этой отчаянной ситуации?

Куда податься Доротее в этом одичавшем и извращенном

мире, все соблазны которого она испытала? В конце фильма—

вполне идиллическая сцена: некая молодежная коммуна

на ферме, а в кровати лежат два парня и Доротея, они

читают. Сцена дана без тени иронии, всерьез: свободная

любовь, «освобождение тела и духа», очевидно, и есть тот

выход из кризисной ситуации, в которую поставил

буржуазный правопорядок молодое поколение и который искала

и нашла Доротея. Но самое трагичное, вернее,

трагикомичное, состоит в том, что фильм, сделанный, очевидно, с

намерениями разоблачить капиталистическую индустрию

секса и буржуазную мораль, был расценен кинопрокатчиками

как товар, пригодный стать в ряд обычных рыночных

порнофильмов.

Герберт Маркузе, выступавший в 60-е годы как идеолог

«новых левых», заимствовал многие позиции Вильгельма

Райха, автора теории «сексуальной революции» как

необходимой предпосылки революции социальной, дополнив

эту теорию рассуждениями об «одномерном человеке», об

интеграции рабочего класса в систему капитализма, о

революционном потенциале деклассированных элементов и

студенчества. В своей книге «Эрос и цивилизация» он

приписывает радикально-критические функции сексуальным

извращениям.

Маркузе писал: «Скорее всего, суть извращений

заключается в том, что они отвергают полное закабаление

принципа удовольствия принципом реальности. Я —

удовольствия, Я — реальности. Призывая к инстинктивной свободе,

извращения часто отвергают всякое чувство вины, как

правило, вытекающее из сексуальной репрессии»1.

Вполне в духе этих философских построений содержание

бесчисленного количества фильмов, созданных во Франции,

Италии, ФРГ, Швеции, Дании, — фильмов и откровенно

примитивных, «рыночных» и усложненных, нередко с

ассоциативным монтажом, в которых капитализм «сокрушает-

1 Marc use H. Eros and Civilization. London, 195G, p. 50.

182

ся» при помощи сексуальных извращений, изображенных

весьма впечатляюще.

В ряде фильмов проповедуются неновые идеи об

априорной порочности человеческой личности, как и идеи о том,

что комплексы тоталитаризма, насилия, жестокости, а

иногда и просто фашизма заложены в самом человеке.

Фоном, на котором появляются и расцветают подобные идеи,

является психоаналитическая трактовка феномена

фашизма.

Дискуссии вокруг этих фильмов свелись к

гальванизации наследия одного из основоположников теории

«сексуальной революции» Вильгельма Райха, пытавшегося

объяснить явления социальные причинами биологическими.

Фашизм В. Райх рассматривал как скрытую болезнь,

которой страдало человечество еще с доисторических времен,

когда перешло от матриархата к патриархату, для

которого, по его мнению, характерна сексуальная подавленность

личности. Поэтому и определение фашизма как открытой

диктатуры наиболее реакционных кругов капитализма, по

Райху, недостаточно, неполно. Фашизм — это, согласно