В родном углу

«Сухумовское земское училище», какъ гласила вывска, помщалось въ большомъ ветхомъ одноэтажномъ сромъ деревянномъ дом, сромъ не отъ окраски обшивки, которая была когда-то желтой и вся облиняла, а отъ дождей, снговъ, непогодъ, десятки лтъ осаждавшихся на этомъ дом, котораго не касался ремонтъ. Входъ былъ со двора. Нужно было войти черезъ калитку тоже очень ветхихъ и даже покосившихся воротъ, затмъ обогнуть домъ и ужъ войти на крыльцо въ сни, что Сухумовъ и сдлалъ.

Сни училища имли самый неприглядный видъ. На полу былъ натасканный ребятишками на ногахъ снгъ. Пахло карболовой кислотой въ смси съ хлористой известью и камфарой. Въ квартиру училища вела обитая рогожей дверь. Сухумовъ отворилъ ее и уже въ прихожей, гд на гвоздяхъ висла ветхая одежда учениковъ и ученицъ, его обдало самымъ тяжелымъ жилымъ запахомъ людской скученности. Изъ сосдней комнаты, составляющей классъ, черезъ не вполн притворенную дверь доносилась диктовка. Диктовалъ мужской тенористый голосъ, прерывался и спрашивалъ:

— Ну, что? Написали?

XXV

Пока Сухумовъ раздвался, въ прихожую выбжалъ блокурый мальчикъ въ рубах безъ опояски, разстегнутой жилетк и валенкахъ съ большого человка, остановился въ недоумніи, ковырнулъ пальцемъ въ носу и опрометью бросился обратно. Вслдъ затмъ выглянулъ изъ класса худой блднолицый человкъ съ сильно впалой грудью, тоже блокурый, рдкіе волосы котораго, остриженные по-русски, висли, какъ плети. Онъ былъ въ сромъ пиджак съ шеей, обмотанной желтымъ гаруснымъ шарфомъ, въ валенкахъ и съ карандашемъ за ухомъ. Держа въ одной рук книжку, а другой пощипывая клинистую бородку, онъ прищурился и смотрлъ подслповатыми глазами на Сухумова, который по книг и карандашу за ухомъ тотчасъ-же догадался, что это учитель.

— Здшній помщикъ Сухумовъ… Я желалъ-бы осмотрть училище, если позволите, — отрекомендовался Сухумовъ.

— Прошу покорно… Пожалуйте… Очень пріятно… Я учитель… Иванъ Иванычъ Ивановъ… — произнесъ теноркомъ, похожимъ совсмъ на женскій голосъ, учитель и тутъ-же прибавилъ, взглянувъ на ноги Сухумова: — Только напрасно вы калоши-то изволили снять. У насъ въ класс ужасно какъ дуетъ съ пола.

— Да… Но, вдь, я въ сущности на минутку…

Сухумовъ приблизился къ учителю и подалъ ему руку. Учитель распахнулъ дверь въ классъ. На Сухумова пахнуло кром жилого испорченнаго воздуха и угарнымъ запахомъ. Ученики повскакали съ мстъ, крича: «здравствуйте, здравствуйте». Нкоторые кланялись, встряхивая потомъ волосами, нкоторые старались шаркнуть ногами около партъ.

— Садитесь, — сказалъ учитель, махнувъ рукой, и закашлялся. — Такъ студимся здсь въ класс, что на удивленіе. Вотъ я боле мсяца хвораю… — прибавилъ онъ, подавая Сухумову стулъ и приглашая его садиться. — Главное, что и натопить здсь трудно. Во-первыхъ, съ пола садитъ, а во-вторыхъ, печи плохи. Рано закроешь — угарно.

— Да, я слышу… — поморщился Сухумовъ.

— А въ большую перемну мы отворяли фортки. Въ большіе морозы два раза топимъ, а толку никакого…

— У васъ училище только для мальчиковъ?

— Нтъ, есть и для двочекъ… То на двор, во флигельк. Тамъ учительница… Тамъ домъ понове и печи получше, по безъ жилья, тамъ точно такъ-же холодно. И я, и учительница имемъ квартиры въ этомъ дом, гд школа для мальчиковъ. Ну, все-таки у меня въ квартир топятъ и у учительницы топятъ, а толку, видите, все-таки нтъ. Очень ужъ домъ ветхъ.

— Отчего-же вы не просите у земства, чтобы домъ ремонтировали? Печи можно новыя поставить.

— Говорятъ, что денегъ нтъ. А вы посмотрите, вдь углы промерзаютъ. У насъ подъ подоконниками снгъ, иней… На стеклахъ ледъ… И такъ ужъ зимой темно, а тутъ льдомъ свтъ затняетъ.

Сухумовъ посмотрлъ по сторонамъ и классъ поразилъ его своимъ убожествомъ. Растрескавшійся закоптлый потолокъ, дв грязныя желзныя печи, съ копотью у вьюшечныхъ дверецъ, съ перегорвшей краской около топокъ, отставшіе обои на стнахъ. Карты полушарій и Россіи вс въ копоти, полинявшія классныя доски.

— Прошу извинить, что перебилъ ваши занятія, но меня очень заинтересовала школа, — проговорилъ Сухумовъ. — Какъ вамъ ни странно это покажется, но я никогда не видалъ нашей сельской школы. Я петербуржецъ.

— Новыя училища у насъ въ узд много лучше, но эта старая школа, — сказалъ учитель и спросилъ:- Вы мн позволите окончить диктовку?

— Мн всего только дв строчки осталось продиктовать.

— Пожалуйста, пожалуйста. Я радъ послушать, чтобы имть понятіе.

— Такъ я сейчасъ… А посл диктовки и распущу всхъ… Скоро два часа… У насъ ученье до двухъ часовъ. Школа иметъ у меня три отдленія: старшее, среднее и младшее. Курсъ трехлтній. По окончаніи курса выдаемъ свидтельство на льготу второго разряда по отбыванію воинской повинности, — объяснялъ Сухумову учитель. — Вотъ теперь я диктую старшему отдленію, а среднее у меня списываетъ съ книги, младшее упражняется въ писаніи буквъ на аспидныхъ доскахъ съ прописей. Ну, дти, приготовьтесь! Будемъ кончать и затмъ по домамъ! — крикнулъ онъ своимъ теноркомъ.

Диктовка продолжалась и скоро была окончена. Учитель сталъ отбирать тетрадки съ диктовкой и складывать ихъ въ стопочку, но тотчасъ-же опять обратился къ Сухумову и сказалъ:

— А калошки-то все-таки совтовалъ-бы вамъ надть. Право, простудитесь.

— Въ самомъ дл холодно ногамъ, — отвчалъ Сухумовъ; потопалъ и, согласясь съ учителемъ, пошелъ въ прихожую надвать калоши.

Въ прихожую между тмъ вбгали уже отпущенные домой ученики старшаго отдленія и одвались, снимая съ гвоздей свои полушубки, пальтишки и шапки.

— Прощайте, баринъ! — кричали они Сухумову. — Прощайте!

— Прощайте, дти! Прощайте! — отвчалъ имъ Сухумовъ. — Теперь, когда я съ вами познакомился, я вамъ пришлю гостинцевъ и вы получите ихъ отъ вашего учителя… Пряниковъ, орховъ, леденцовъ пришлю. Ждите!

— Спасибо, баринъ, спасибо! — откликались мальчики. — Леденцы мы любимъ.

— И пряники любимъ! Пряниковъ побольше! — кричалъ кто-то.

Когда Сухумовъ вернулся въ классъ въ калошахъ, учитель отбиралъ тетрадки у средняго отдленія учениковъ, списывавшихъ разсказъ съ книги, и тоже распускалъ ихъ по домамъ.

Сухумовъ и имъ объявилъ. что онъ пришлетъ для нихъ учителю гостинцевъ. Опять выкрикиваніе благодарности.

— Наши мальчики этимъ не избалованы. Есть у нихъ попечитель школы старичекъ-помщикъ, но никогда не заглядываетъ. Только разъ въ годъ на экзаменъ прізжаетъ, да и то въ прошломъ году не былъ, — говорилъ учитель. — Вотъ бабушка ваша, покойница, на Рождество, въ вид какъ-бы на елку, каждый годъ въ школу гостинцевъ присылала и я раздавалъ, хотя у насъ и не длается елки.

— Я пришлю, пришлю гостинцевъ и вы пожалуйста раздайте имъ всмъ поровну, — еще разъ сказалъ Сухумовъ. — Но, кром того, я хотлъ спросить, нтъ-ли у васъ какихъ-нибудь неотложныхъ нуждъ по части учебныхъ пособій? Наврное есть — и тогда можно будетъ выписать изъ Петербурга.

Учитель задумался.

— Да какія нужды? Карты Палестины вотъ у насъ нтъ для преподаванія Закона Божія, — отвчалъ онъ.

— Хорошо. Я выпишу. А что она стоитъ? — спросилъ Сухумовъ.

— Да, кажется, гривенъ восемь по каталогу… Да, восемь гривенъ, если наклеенная.

— Боже мой! Но вдь это такіе пустяки! Тогда не выписать-ли вамъ карты Европы, Азіи, Африки?..

— Мы этого вдь не проходимъ, господинъ Сухумовъ. Вотъ полушарія у насъ для наглядности есть. Тогда ужъ вы вотъ что… Вы штучекъ двадцать картинокъ для волшебнаго фонаря выпишите.