В родном углу

Сухумову непріятенъ былъ этотъ разговоръ. Онъ не хотлъ его поддерживать и сухо отвчалъ:

— Мало-ли что здсь толкуютъ! Но я не придаю этому значенія.

— А вдь вс толкуютъ. Я слышала даже, что ужъ и вамъ они успли показаться и напугать васъ. Привиднія то-есть…

— Это вамъ кто-же сказалъ? Докторъ Кладбищенскій, что-ли? — улыбнулся Сухумовъ.

— Нтъ. Но наша работница, кажется, въ лавочк Неумытова слышала.

— Прекрасный источникъ. А что до легендъ о привидніяхъ, то легенды эти существуютъ везд, повсюду и даже за границей, гд есть старые деревенскіе барскіе дома или замки.

— Знаете, вдь и мы въ лавочк слышали, — проговорила жена учителя Иванова. — И такъ слышали, что будто вы отъ этого-то съ перепугу и заболли.

— Не мели, Глашенька, вздора! — остановилъ ее учитель и сдлалъ ей строгіе глаза.

— Я и не говорю, что это врно. Но я слышала, — не унималась жена.

— И я слышала, но я ничему этому не врю! Я почти ничему не врю, что фантастическое и не осязательное, — похвасталась учительница Хоботова, тряхнула стрижеными волосами и поправила свои очки.

Дабы перемнить ненравившійся ему разговоръ, Сухумовъ предложилъ заняться осмотромъ библіотеки и выбрать книги, для чего и повелъ гостей въ кабинетъ.

Кабинетъ былъ освщенъ, горлъ каминъ, но темныя стны и потолокъ стараго дуба, коричневые темные обои все-таки длали его очень мрачнымъ.

— Богатая комната, — сказала жена учителя, осматривая кабинетъ. — А жутко какъ-то здсь… Вотъ, дай мн Богъ знаетъ какія деньги — ни за что, кажется, не осталась-бы здсь ночевать. А ты, Ваня?

— Не мели, Глашенька, вздора.

— Да вдь и ты-бы не остался. Я знаю тебя… Знаю, какой ты храбрецъ. Ты вонъ въ хлвъ ночью боишься одинъ заглянуть. А здсь… Да, право, здсь такъ жутко, что если даже и не водятся привиднія, то они наврное покажутся, особливо женщин.

— Удержи языкъ свой! — прошепталъ учитель Ивановъ и дернулъ жену за рукавъ.

Начали разбирать книги. Изъ русскихъ беллетристовъ нашлись Марлинскій, Гребенка, баронъ Брамбеусъ, Булгаринъ, Даль, изъ иностранныхъ, въ перевод на русскій языкъ — Евгеній Сю, Дюма-отецъ, Поль-де-Кокъ, Жоржъ-Зандъ, Вальтеръ Скоттъ.

Раиса была въ восторг и шептала:

— Почитаемъ… Вотъ почитаемъ… Ухъ, на сколько времени тутъ хватитъ читать!

XXVIII

Наступилъ декабрь. Прошли три недли со дня прибытія изъ Петербурга Сухумова. Соблюдая предписанія доктора Кладбищенскаго и совсмъ не употребляя лкарствъ, Сухумовъ чувствовалъ, что онъ понемногу крпнетъ. Виднія и кошмары прекратились, сонъ сталъ спокойне. Сухумовъ хоть и засыпалъ попрежнему при свт лампы, которая горла у него всю ночь, но сталъ отсылать изъ своей спальни ночующаго у него на кушетк Поліевкта, но тотъ отказывался слушаться, говоря:

— А вдругъ что-нибудь опять, храни Богъ, случится? Нтъ, лучше подождать. Вдь я вамъ, не мшаю.

— Что можетъ случиться? Что? — крикнулъ на него Сухумовъ.

— А вотъ, что прошлые-то разы? Вс говорятъ Леонидъ Платонычъ, вс въ одинъ голосъ, что здсь у насъ домъ безпокойный. И раньше такъ было и теперь… Вы вотъ панихидку-то общались по сродственникамъ отслужить, чтобъ ихъ успокоить да и забыли, — говорилъ Поліевктъ.

— Въ воскресенье панихида будетъ отслужена. Учитель со школьниками нотные нумера разучиваетъ — вотъ на этомъ и остановилось дло:

— Ну, вотъ посл панихидки я и уйду. Посл панихидки будетъ спокойне. А здсь въ дом непремнно надо молебенъ отслужить съ водосвятіемъ и все окропить водой.

Сухумовъ махнулъ рукой и не сталъ возражать. А мысли о прибавленіи молебна къ панихид ему даже понравились. Въ голов его мелькнула мысль, что вмст со священникомъ онъ можетъ пригласить на молебенъ и Раису, а для приличія и матушку-попадью и устроить завтракъ, какъ-бы для новоселья.

«Вдь это такъ естественно… — разсуждалъ онъ. — Я поселюсь здсь на довольно долгое время… Везд въ подобныхъ случаяхъ служатъ молебны. Домъ столько времени пустовалъ. Пусть священникъ отслужитъ молебенъ и окропитъ домъ, Въ самомъ дл, надо-же вдь и причту дать доходъ. Причтъ здсь бдный… Священникъ все жалуется на нужду… А главное — Раиса».

Сухумовъ вспомнилъ, что во время посщенія его Раисой вмст съ учителемъ Ивановымъ и учительницей Хоботовой онъ не имлъ и десяти минутъ, чтобы поговорятъ съ Раисой наедин, чтобы хоть сколько-нибудь узнать ее и познакомиться съ ея кругозоромъ. Только что онъ удалялся съ ней отдльно въ какой-нибудь уголокъ и начиналъ перебрасываться словами, тотчасъ-же къ нимъ подскакивала Хоботова и тарантила, то плачась на земство, то разсказывая о себ, что она вн предразсудковъ. За чаемъ и за ужиномъ тоже нельзя было говорить съ Раисой отдльно, такъ какъ вс сидли вокругъ стола.

И тутъ Сухумову припомнилось одно ея восклицаніе передъ ужиномъ, когда она вошла въ столовую, освщенную большой лампой и двумя высокими канделябрами, каждая о семи свчахъ:

— Боже мой, сколько огней! Никогда, никогда не сидла при такомъ освщеніи!

Сухумову это показалось совсмъ мило по своей наивности и онъ пришелъ въ большой восторгъ.

«Что-то пастушеское! Что-то аркадійское! Прямо патріархальное! Такія натуры должны бытъ малымъ счастливы»… — думалъ онъ и любовался ея кроткими глазами.

Панихида была назначена въ воскресенье, а наканун, въ субботу, пріхалъ докторъ Кладбищенскій навстить своего паціента. Докторъ пріхалъ часу во второмъ, когда Сухумовъ только что завтракалъ. День былъ съ легкимъ морозцемъ, ясный, солнечный, которые очень рдко выдаются въ декабр. Сквозь покрытые морознымъ узоромъ стекла по спальн бгали солнечные зайчики, мелькая по стнамъ, по мебели, играя цвтами радуги на хрустальныхъ подвскахъ старинныхъ канделябръ. Было свтло, радостно. Докторъ вошелъ румяный отъ мороза, съ оставшимися еще ледяными сосульками въ косматой бород, въ охотничьемъ пиджак изъ рыжаго верблюжьяго сукна, въ черныхъ валенкахъ. За послднее время онъ позволялъ себ эту вольность костюма и не переодвался въ сапоги, сюртукъ и крахмальную сорочку передъ тмъ какъ войти къ Сухумову.

Войдя въ спальню, онъ остановился и, протягивая руку Сухумову, воскликнулъ:

— Батюшки! Да вы сегодня совсмъ молодцомъ! У васъ и румянецъ, и игра глазъ. Ну, что я вамъ говорилъ? Врно вдь, что вс эти бромистые натры, строфанты, экстракты ландышей нужно было бросить? Воздухъ, да и сонъ куда въ этихъ случаяхъ лучше всякихъ медикаментовъ дйствуютъ! Ну, какъ въ общемъ себя чувствуете? — спросилъ онъ, пожимая руку Сухумова.

— Да не дурно. Жаловаться не могу, — отвчалъ тотъ.

— И нельзя жаловаться. Вдь у васъ великолпный аппетитъ.