В третью стражу. Трилогия

"Можно на лифте..." - мысль показалась соблазнительной, но отчего-то неприемлемой.

"Обойдусь...
– и он пошел по ступеням вниз.
– Спускаться - не подниматься, не правда ли, поручик?"

"Обижаете!
– подумал он на следующей площадке.
– Какой же я вам поручик, если целый капитан? Или уже майор?"

Но, нет, кажется, очередным званием его не порадовали. Да и кому оно нужно, это очередное звание, особенно в нынешнем положении Ицковича.

"И смех... и грех... Мнэ?"

"Мнэ" - было особым вкусным словом, почерпнутым из книжки Стругацких про понедельник, что начинается в субботу. Кот Полуэкт, многозначное "мнэ", и все такое.

– Э...
– сказал Ицкович, чтобы не молчать.
– Не угостишь сигаретой увечного воина?

В затемненном по случаю ночи больничном холле, почти у самой лестницы сидела в кресле черноволосая девушка в белом халате и курила длинную ментоловую сигарету, запивая пахнущий мятой дым черным кофе из прозрачной стеклянной чашки. Вообще-то, по всем приметам, дамочка была докторицей, то есть, относилась в госпитальной иерархии к сонму полубогов, но ночь уравнивает шансы, не правда ли?

– Ментоловые будешь?

"И голос красивый..."

– Олег, - представился Ицкович.
– Буду, спасибо.

– Держи!
– она вынула из кармана халата пачку и протянула ее Ицковичу.

"И глаза... и губы..."

– Грейси, - она рассматривала его почти с откровенным любопытством.
– А ты тот русский, который вытащил из танка весь экипаж?

– Да, - кисло ответил Олег.
– Я герой, и это накладывает...

– Да, брось ты!
– отмахнулась девушка.
– Нормальный парень, но молодец, конечно!

– Был бы нормальный, спал бы дома, - Ицкович закурил, памятуя, что на безрыбье и рак рыба, а курить хотелось до невозможности.
– Я присяду?

– Ты что, разрешения спрашиваешь?

– Нет, куда там!
– отмахнулся Олег.
– Это я так неуклюже заигрываю.

– Начинаешь, в смысле?
– улыбнулась девушка.

– В смысле, уже начал, - улыбнулся и он.

– Ну, тогда не останавливайся, танкист, рули!

Вот так у них все тогда и началось. Не подорви палестинцы его танк в сентябре, не попал бы он в госпиталь Левинштайн в Раанане, не познакомился с Грейс, и вообще многое, если не все, пошло бы в его жизни по-другому. Впрочем, могли ведь и грохнуть, фугас был основательный - способный пришибить насовсем. Но на то и жизнь, чтобы жить.

"А о плохом мы больше думать не станем!" - решил той ночью Олег.
– Зачем же мы будем думать о плохом, когда вокруг такие женщины ходят!"

2.

Младший сержант Виктор Федорчук, ДРА, 1981 год, май

Колонна втянулась в ущелье. Большая колонна: двадцать четыре КамАЗа, три бэтээра с десантом, кашээмка, восемь бээмдэшек - четыре рассредоточены по колонне, пара в авангарде и две замыкающих.

Авангард - две БМД-1 - шел метрах в пятистах впереди, сильно не отрываясь, притормаживая на поворотах, поддерживая связь непрерывно. Все по уставу, как положено, как инструктировали, но...

Колонну ждали. И дождались...

Фугас рванул под внутренней стороной правой гусеницы головной машины. Бээмдэшку подбросило взрывом, перевернуло на левый бок. Мелькнуло на мгновение развороченное днище, и семь тонн алюминиевой брони закувыркалось по десятиметровому, усыпанному крупными обломками скал склону, разбрасывая в стороны катки и расплескивая из пробитого верхнего бака горящую солярку. Вторая машина споткнулась на взрывной волне, получила порцию камней "в морду" и оглушающе звонкую пощечину двумя метрами стали разорванной гусеницы по острому скосу лобовой брони. Федорчук от удара слетел с сиденья и, врезавшись левой стороной лица в борт, на несколько секунд просто отключился. Боль пришла позже, когда он сообразил, что над головой ноги оператора-наводчика, а сам Витька лежит между кресел и сверху на него завалился Борька Семёнов, отделенный гранатомётчик, сидевший на соседнем десантном месте. Что это Борька, Федорчук понял по характерному "бляяяя", но новым толчком Виктора освободило от навалившегося груза.
– Семёнова отбросило. Потерявший ориентировку механик-водитель, от "принудительного торможения" качнулся вперед, и невольно дожал педаль газа до упора - машина рванулась, пролетев сквозь огненный шар. Это их спасло. Из-за груды камней выскочил басмач с трубой РПГ, но опоздал - БМД успела отмахать на полной скорости добрых полсотни метров, когда реактивная граната пошла вслед. Но попала она не в ходовую или в башню, а в ящик с ЗИПом. Там и взорвалась. Машину еще раз тряхнуло. Леха Колотов - наводчик - развернув башню назад, дал не жалея очередь из спаренного с "Громом" пулемета. Басмач убежать уже не смог - куда тут убежишь - его ударило струей свинца, порвало, отбросило. Но Леха не успел порадоваться: он заметил пламя на крышке силового отделения, да и запах уже начал просачиваться внутрь корпуса.

– Горим, лейтенант!
– заорал Колотов.

Командир взвода, лейтенант Лихацкий - старший машины, а сегодня, по совместительству еще и начальник боевого охранения, и сам уже забеспокоился, почувствовав запах гари:

– Сафиуллин, стой! Стой!
– закричал он водителю.
– Покинуть машину, - перешел на командный тон лейтенант.
– Оружие, оружие, вашу мать, с собой!

– Давай! Быстро!
– он включил систему пожаротушения и откинул свой люк.

Федорчук, - еще не совсем опомнившийся от удара, запаха не чувствовал, оно, впрочем, и понятно - из носа, заливая бушлат, текла кровь, - команду услышал, остальное сделали рефлексы наработанные во время тренировок. Он, не задумываясь, схватил автомат и толкнул крышку кормового люка, но та не поддалась.

– Дай, я!
– подвинул Витьку второй стрелок - ефрейтор Рожков, невысокий, но здоровый москвич, кандидат в мастера спорта по тяжелой атлетике. Он уперся в люк плечом, напрягся, но с тем же результатом, и выдохнул с хрипом:

– Заклинило, м-мать!

Лейтенант, наводчик и пулеметчик - уже выползали, каждый через свой люк, тут-то и забарабанила по броне крупнокалиберная дробь ДШК и автоматная из "калашей". Лейтенант что-то крикнул, дернулся вдруг - на полуслове - и замер, наполовину свесившись из люка наружу. Пулеметчик умер сразу, получив две пули в грудь, и упал на дорогу. А Леха Колотов почти успел скрыться в башне - автоматная пуля попала в руку.

Витьке стало страшно. Очень. Так, что он аж замер на мгновение и задрожал. По телу словно волна прокатилась сверху вниз, превращая гладкую человеческую кожу в гусиную. На висках выступили капли холодного пота, сразу стало трудно дышать, хотя дыма за это короткое время не сильно, вроде, и прибавилось...

Федорчук захрипел и плюхнулся обратно на сиденье.

– Ты чего, сержант?
– толкнул его Семёнов.
– Ранен?
– спросил, заметив кровь на лице и бушлате.

– А?
– Витька очнулся.
– Аааа... херня!... Мордой ударился. Айрат!
– крикнул он Сафиуллину.
– Уводи машину!

Пули продолжали щелкать по броне, ноги лейтенанта дергались от попаданий в торчащую снаружи часть тела.

– Сгорим!
– закричал водитель, но машина тронулась.

– Один хер...
– Витька просунулся через среднее отделение.
– Давай куда-нибудь за скалу!

Из башни на днище сполз наводчик. Левой рукой зажимая правое предплечье, простонал:

– Писец руке, кость...

Ефрейтор бросил корячиться с люком и начал нашаривать аптечку:

– Ща мы тебя обработаем...

Витька уселся за орудие, дал наугад очередь из пулемета.

Машина проползла метров тридцать, Сафиуллин, разглядев козырек нависающей скалы, загнал под нее БМД и заглушил двигатель. Пока ехали, тело лейтенанта вывалилось наружу, но никто из экипажа на это не обратил внимания. Не до того. А здесь, под скалой, пули перестали, наконец, цокать по корпусу - из-под обстрела они все-таки выбрались.

Федорчук откинув люк наводчика, выглянул наружу, осторожно осмотрелся.

– Твою ж мать, сука гребаная!!!