В третью стражу. Трилогия
Шрифт:
Все очень просто: надо только найти подходящий камень и бросить его под правильным углом
Из объяснений опытного игрока в "блинчики".
O
, Фортуна,
словно луна
ты изменчива,
всегда создавая
или уничтожая;
ты нарушаешь движение жизни,
то угнетаешь,
то
и разум не в силах постичь тебя;
что бедность,
что власть --
всё зыбко, подобно льду.
О, Фортуна, Кармина Бурана
Пролог
I. Когда заговорили пушки...
1. Татьяна Драгунова, Париж, 1 сентября 1936 года
С утра в Париже говорили... Говорили много. Много и только о "русском десанте". Вчера, если верить информационным агентствам, в Хихоне и Сантандере начали разгрузку части Красной Армии, прибывшие морем из Ленинграда под охраной крейсера "Киров" и нескольких эсминцев. Новость мгновенно "взорвала" столицу, и так перегретую до невозможности и в прямом, и в переносном смысле.
Мнения "пикейных жилетов" разделились, что неудивительно, так как и в парламенте не пахло единством взглядов. Одни говорили, что Сталин толкает Европу в горнило новой мировой войны, другие восторгались решимостью Красного Чингисхана отстоять демократическую республику в за Пиренеями.
Как ни странно, именинниками ходили русские эмигранты. Этого Татьяна понять не могла никак, но факт: Туков - седой портье в "Эрмитаже" - красовался у входа в варьете свеженаглаженной униформой и при крестах, а их у него оказалось немало.
– Kristos voskres, Pavel Dmitrievich, - старательно коверкая русские слова, произнесла Татьяна и протянула опешившему от такого приветствия мужчине цветок из букетика, только что врученного ей каким-то восторженным студентом.
– Воистину воскрес, - улыбнулся оторопевший было от такого нежданного "праздника" Туков, и низко поклонился.
– Кхм...
– тихо "крякнул" у нее за спиной Федорчук, но от дальнейших комментариев воздержался.
Они прошли по коридорам, поднялись и спустились по лестницам "сумасшедшего лабиринта" и вошли, наконец, в ее собственную "королевскую" гримерную.
– Мне выйти?
– поинтересовался Виктор, но тон вопроса и то, как он закуривая, рассматривал бутылки на сервировочном столике, демонстрировало, что он скорей уж отвернется, чем действительно куда-нибудь "уйдет".
– Да, ладно!
– привычно махнула рукой Татьяна и подсела к зеркалу.
"Я красавица!"
Но даже правда в виде привычной мантры, звучавшей как лесть, - не помогала, тяжесть на сердце...
– Будет война?
– спросила она, заглядывая через зеркало в глаза Виктору.
– Надеюсь, что да, - Федорчук улыбнулся её отражению в ставшей уже фирменной манере - а-ля "Джонни Депп в роли Вилли Вонка": с иронией, переходящей в цинизм и двойной дозой безумия, чудившейся в глазах, лишь изредка показывающихся над дужками круглых очков с синими стеклами - выдохнул дым и взялся за бутылку шампанского.
"Хорош... Хорош? В каком смысле?"
Но непрошенный вопрос уже ворвался в сознание и породил настоящий шквал совершенно "неперевариваемых" - так сходу - мыслей и волну противоречивых эмоций.
"О господи! Только этого мне не хватало!"
Спас ее сам виновник"сумбура вместо музыки", и то лишь на время, выдав новость:
–
Ко мне днем наведалась наша кузина Кисси...– Кайзерина в Париже?
– встрепенулась Татьяна и даже обернулась к Виктору.
– А я почему?..
– Потому что гуляла со своим Пабло, - перебил ее Федорчук.
Он откупорил шампанское, обойдясь без пиротехнических эффектов, и уже разливал благородный напиток по плоским фужерам.
– Она будет в зале... Так что пообщаетесь... позже. Но есть несколько неотложных дел. Баст передает для Москвы: Муссолини взбешен попыткой СССР разрушить "такие хорошие планы". Скорее всего, теперь одной авиацией дело не ограничится. Немцы обрабатывают дуче... Похоже итальянцы вмешаются, но объявлять войну СССР не станут. Немцы, по-видимому, тоже. Однако оружие и "добровольцы" будут в Испании уже скоро. Москве кроме того следует знать, что в Берлине и Риме очень внимательно следят за изменением тона московских газет и за слухами, которые достигают ушей сотрудников посольств в Москве. Геббельс прямо сказал на встрече с Гитлером, что в России следует ожидать волны политических репрессий, и что это может оказаться настоящим подарком для Германии в тот момент, когда СССР превращается в слишком активного игрока и в Чехословакии, и в Испании. Особые надежды возлагают на то, что сведение счетов в высшем руководстве СССР затронет армию. Уход нынешнего руководства РККА, и это после гибели Тухачевского - самого агрессивного и, к слову, лучшего стратега коммунистов, может облегчить достижение стоящих перед Германией целей.
– Ты все это наизусть запомнил?
– Нет, - снова улыбнулся Федорчук.
– Это я сам так формулирую. Но ты должна передать именно это.
– Думаешь, не станут стрелять военных?
– А бог их знает, - пожал плечами Виктор.
– Я им не доктор. Даже не санитар. Да, и еще. Гитлер взбешен переброской русской авиации в Чехословакию, но самое интересное, Муссолини - тоже. Они оценивают последние события, как переход СССР в наступательную фазу борьбы за мировое господство.
– О, господи!
– Отдельно следует отметить: немецкий МИД начал зондирование позиции Польши. Баст не исключает возможность военного соглашения. И более того, по мнению "компетентных аналитиков", если такой союз не будет заключен, то не по вине Германии.
– Тебе не страшно?
– спросила Татьяна, рассматривая Виктора новым взглядом и поражаясь тому, как много она до сих пор в нем не видела, или не хотела видеть.
"Дура! Вот дура-то!"
Но чье же это сердце несется сейчас вскачь, заставляя испытывать недвусмысленное томление... там... там... и еще там? Девичье сердечко экзальтированной комсомолочки - старшего лейтенанта Жаннет Буссе, или ее собственное, Танино, - не такое уж и молодое? Хотя какие наши годы!
– Будет война, - теперь она не спрашивала. Вернее, - спрашивала о другом:
– Тебе не страшно?
– Я свое отбоялся, - просто ответил он и неожиданно улыбнулся, но уже своей, нормальной улыбкой, от которой в груди вдруг стало тепло, жарко, очень жарко...
– Давай, красавица, - сказал Виктор.
– Готовься. Через четверть часа твой выход.
И война отодвинулась... Грим, платье... сигаретка "на посошок" и "пара капель" для куража, но в голове и груди такая суматоха, что куда там зазеркалью кабаре "Эрмитаж"! А потом она очнулась и удивилась: свет ламп прямо в глаза, и она уже на сцене, в левой руке все еще фужер с шампанским, а в правой - дымится сигарета. Но образ узнали, - и зал зашумел. По хорошему зашумел... понимать зал с полуноты она уже научилась.