В третью стражу. Трилогия
Шрифт:
В конце концов, русские, спасшие ее от смерти, передали Кайзерину на долечивание в испанский армейский госпиталь. Он был стационарный, хотя и назывался полевым, а вот у русских...
"Надо же, - сообразила она вдруг.
– Я называю их русскими, словно сама я..."
Но, судя по всему, сама она уже стала не совсем русской или совсем нерусской, хотя "сантимент", как ни странно, остался.
"Любопытно... Это стоит запомнить и обдумать позже".
Сегодня она впервые надолго покинула свою "палату". Надо отдать должное испанцам, они не положили ее в общую, к другим раненым женщинам. В асьенде, где размещался госпиталь, нашлась и крохотная, уютная комнатка для Кайзерины.
"Удобства..."
Ну, не считая клозета в конце коридора второго этажа, в распоряжении Кайзерины имелась настоящая "ночная ваза".
"Мило, но... На войне, как на войне".
Все-таки стоять лучше, чем лежать, а стоять "за оградой" - пусть и под дождем - много лучше, чем мотаться в четырех стенах асьенды.
"Зима...
– Кайзерина взглянула на апельсиновое дерево у дороги и усмехнулась.
– Действительно, очень славная зима".
Она вытащила из кармана пальто сигареты и закурила. Дождь своими редкими и мелкими каплями норовил попасть в узкий цилиндрик сигареты. Пока не попадал, но Кайзерина знала, - это вопрос времени:
количество капель на...
– она сделала очередную затяжку -
...уменьшающуюся длину сигареты...
"Интересно, найдет ли его моя телеграмма?"
Сегодня она впервые покинула госпиталь, и пешком - по дороге обсаженной пиниями, - добралась сначала до города, производившего мрачное впечатление своей запущенностью и бедностью, а затем и до почты. К сожалению, телеграфная связь здесь была ненадежная - то и дело прерывалась "из-за обстоятельств военного времени", но телеграфист обещал отправить телеграммы Вильде и Цисси Беркфреде, сразу же, как восстановят линию...
***
Выяснилось, что, выходя из госпиталя, она была излишне оптимистична. За время, что провалялась в забытьи и бреду, да и за последующие дни, когда она ходила мало и осторожно, - боясь, что закружится голова или ноги "заплетутся", - Кайзерина ослабла так, что реально и представить себе не могла. Короткая прогулка... Пара километров туда, да столько же обратно по ровной - чай не горы - местности, а, гляди-ка: дыхание сбито, в висках стучит, ноги вялые, как у дряхлой старухи, и плечо болит, словно и не зажило.
"Н-да... укатали и сивку... испанские горки..."
Она дотащилась до ближайшей оливы, прислонилась спиной к стволу и попыталась отдышаться. Дождь усилился, но это даже хорошо, крупные капли, пропутешествовав сквозь плотную крону, срывались ей на лицо, освежая, бодря.
– Вам помочь, товарищ?
– крикнул часовой от близких уже ворот асьенды.
Разумеется, он крикнул по-испански, но уж настолько-то Кайзерина язык страны пребывания знала. Да и на французский похоже.
– Не надо!
– махнула она рукой и тут же пожалела об этом явно опрометчивом жесте.
"Черт!" - махнула-то она правой, но боль отдалась в левой, да притом такая боль, что "мама не горюй".
– Вы уверены?
– человек подошел откуда-то сзади, и она его просто не заметила.
"Алекс? Его счастье, что я слаба и не могу ответить тем, кто подкрадывается к беспомощным женщинам со спины..."
– Да ни в чем я уже не уверена, - честно призналась Кайзерина, с трудом сдерживая рвущийся из горла стон.
– Вот, что
сударыня, - сказал Алекс, заглядывая ей в глаза.– Обопритесь-ка на мою руку и пойдемте потихонечку "до хаты".
Последние слова он произнес по-русски, и Кайзерина, несмотря даже на общее нездоровье, поспешила переспросить:
– Что вы сказали, месье Тревисин?
Вообще-то лейтенант из 14-й интербригады Алекс Тревисин был русским и совсем этого не скрывал. Однако, прожив много лет во Франции и даже послужив в Иностранном легионе, о чем сам рассказывал Кайзерине третьего дня, говорил по-французски почти без акцента.
"Ну, да, он же белый офицер, - напомнила себе Кейт.
– Наверняка знает французский язык с детства. Гувернантки, то да се..."
– Что вы сказали, месье Тревисин?
– переспросила она
.
– А я думал по-болгарски то же самое...
– смутился Алекс.
Вообще-то ему было под сорок, и имя Александр - да еще и по-русски, с отчеством - подошло бы Тревисину куда больше, но все - здесь, в госпитале, - называли его на французский манер Алексом, и он, разумеется, не возражал. Привык, должно быть, за столько-то лет!
– Алекс, - через силу улыбнулась Кейт.
– Я же вам уже объясняла, я австриячка, а никакая не болгарка.
– Извините!
– вполне искренне расстроился Тревисин, но Кейт отчего-то показалось, что Алекс лукавит. Он был не прост, этот белогвардеец, сражавшийся теперь в Испании против националистов. Совсем непрост, и возможно, не столько специально, сколько по привычке все время проверял вся и всех. Но, в любом случае - права она или нет - с ним стоило держать ухо востро, ведь как узнать, на кого он по-настоящему работает?
– Извините!
– Не за что, - еще раз попыталась улыбнуться Кайзерина.
– Помогайте!
Она всерьёз оперлась на предложенную руку, и пошла с Алексом к асьенде. Тревисин заметно прихрамывал - последствия ранения под Заморой во время атаки 14-й интербригады, но уже шел на поправку. А воевал он, что любопытно, в том самом батальоне "Марсельеза", командиром которого при столь драматических обстоятельствах стал ее знакомец по ранней осени в Барселоне - капитан Натан.
Однако ей сейчас было не до ассоциаций и аналогий: плечо разболелось, голова кружилась, перед глазами - мелькали черные мухи. И даже капли дождя, падавшие на лицо, никак не могли "пробудить" Кейт от овладевшего ею морока. Она то задремывала на ходу, то приходила в себя, вздрагивая и окунаясь в одолевавшую боль. Да и Тревисин, понимавший, без сомнения, в каком она находится состоянии, оказался тверд и последователен в желании с миром доставить Кайзерину на место, то есть, в госпиталь, в палату, на койку...
За четверть часа они доковыляли - с остановками и отдыхом - до ее "кельи", и, благодарно посмотрев на спутника, Кейт опустилась на кровать и потеряла сознание.
Глава 9.
По ту сторону добра и зла
1.
Раймон Поль, Барселона, Испанская республика, 14 января 1937
,
после полудня
Летели через Марсель, но на побережье бушевала гроза, и вылететь в Барселону сразу же после заправки не удалось. А потом стало поздно, поскольку ночные полеты в Испанию, где, между прочим, шла война, не практиковались. Гражданскими летчиками не практиковались. А так что ж... Но они не были военными, а потому заночевали в Марселе, и ранним утром - как раз утих дождь, и небо немного очистилось - "рванули на юг". На юго-запад, разумеется, но кто будет придираться!