В змеином кубле

— Всё равно — прости.

— Говорю же — простила. Извиняться ты соображаешь. Да и не настолько уж безнадежный любовник… даже в таком состоянии.

— Тогда… — осмелел Алексис, — а поцеловать тебя в последний раз можно?

— Нужно, — уже мягче усмехнулась Юсти.

Какие глубокие у нее очи. Зеленущие. Затягивают… Хоть на сей раз он и соображает нормально. Кажется…

— … Эй, вы? Вам недавней случки мало?

Стража. Сколько прошло времени? Да и какая разница…

— Она была не сегодня, — объяснил Алексис. — А мы, может, и до случки были знакомы.

— Гнилая аристократия! Кончайте лизаться! Вперед, на выход!

— На новую случку?

Ощутимый тычок доказал, что мидантиец зарвался. А врежут в другое место — и случка еще долго не понадобится.

— Куда мы идем? — по пути рискнул он получить добавки. Всё равно шансов выжить мало.

Не получил.

— Во дворец, — стражник сплюнул. — Посмотрим, рискнут ли ваши родители своими драгоценными детками?

Кстати, Марка так и не привели. Может, и впрямь удрал? Ну, удачи. Идущие куда-то там приветствуют… то есть прощаются.

3

Керли велел спать всем, кто может. По очереди. Но его советом почти никто не воспользовался. А кто и послушался — уже проснулись.

Да и зачем уже? В Светлом Ирие или в Бездне выспятся все. А тратить на сон последние часы жизни — глупо.

Им всем предстоит погибнуть здесь. От голода. Или прорваться на волю. Анри назначил прорыв на ночь.

Странно, но умереть совсем не страшно. Страшно так и не попросить прощения у родителей. Не обнять их. В чём бы ни был виноват Серж, но они-то — безвинны. Хоть письмо передавай с димарайским стрижом. Только стриж больше не прилетает. Тюрьма ему чем-то приглянулась, казарма — нет. Наверное, окна низковаты. Или хочет жить. А то начнут палить по людям — могут и по птице угодить.

Рука сама нашла в кармане рябиновые бусы. Почти рябиновые. Камешки в них всегда приятно теплые. Наверное, их греет сам внезапно одаренный. Но они и изначально были такими. И когда Серж вновь нашел их в кармане прежнего колета.

Хорошо, можно вновь переодеться в эвитанскую одежду. Где есть карманы.

Почему перед боем чистят и полируют оружие — все и всегда? Зачем? Блеск не сделает клинок убийственнее. Откуда вообще этот обычай? Оттуда же, откуда и переодевание перед боем в чистое?

Странно? Да. Но сейчас корнет Серж Кридель (снова корнет!) тоже чистит оружие. Вместе со всеми. Под руководством эвитанского подполковника. И это, как ни странно, успокаивает. Помогает собраться с мыслями…

Вспоминать родителей, стрижа и бусы. Всё сказанное и забытое. Ошибки и заблуждения. И столь немногое верное, что всё же удалось совершить.

Вспоминать. И в очередной раз прервать виноватые извинения Роджера. Тогда, в шатре Всеслава, Серж Кридель сам сделал выбор. И ни о чём не жалеет.

Анри Тенмар продлил его жизнь почти на целый год. А что не сумел дольше — не его вина. Невозможного не совершить. Иначе Серж не удрал бы от пуль за границу, а сам застрелил Всеслава и добился оправдания себя и друга судом Регентов. И героем вернулся бы в родительский дом, обнял маму…

Нет, об этом не нужно. А то можно разреветься самым позорным образом. И поймут не так. Здесь даже Крис не плачет. Особенно Крис.

Шпага и кинжал уже блестели и сияли, когда во дворе зашумели. Анри хотел дождаться ночи, но судьба и враги распорядились иначе.

— Эй, Кридель, — обернулся вдруг Конрад.

— Чего тебе? — насторожился Серж. Только слегка.

Ничего Эверрат в присутствии всех не сделает. Разве что напоследок съязвит. Дескать, извинился только из уважения к командиру. Только к нему и ни к кому другому.

Просто настроение перед боем портить неохота. И так жить осталось недолго. И Сержу, и Роджеру.

— Извини, ладно. По-настоящему. Твоего друга мне любить не за что, но с тобой я ссориться не хотел.

Еще утром Серж бы вскипел.

— Да, ладно, чего уж там.

И пожали друг другу руки под взглядом Керли. Кажется, одобрительным. Пойми что по этому медведю.

Все-таки хорошо, что если уж идти в безнадежный бой, то прикрывает тебя — вот такой вот здоровенный медведь.

— В общем, я ничего против тебя не имею. — Конрад резко развернулся к Роджеру. — И против тебя, ладно уж, тоже. Раз уж ты сейчас здесь.

— Ты был в своем праве, — ровно ответил Ревинтер. — И абсолютно прав. Я действительно был негодяем.

Серж резко покраснел — за всех не краснеющих сразу. А дверной проем загородил Рауль.

— Эй, сопляки! — рявкнул он. — Во двор, быстро… Да не впереди меня, а позади! Эверрат, Кридель, кому сказано? Ревинтер, а к тебе это что, не относится? Всем приказ, а ты — особенный? Сейчас без ушей оставлю! Наза-ад! Эстела, а ты вообще остаешься здесь. Вместе с братом. Кому сказано? Лично всех выпорю!

Вечер обдал уютной свежестью и прохладой. Как дома, когда выходишь побродить в яблоневый сад. Послушать ночных птиц. Не стрижей. Их там не водилось.

Еще не ночь. Темно-синие сумерки. Стремительно сгущаются — вот-вот падут совсем. Как опасность. Миг — ты еще жив, не успеет птица вскрикнуть — тебя уже нет.

Дальше крыльца Серж продвинуться не успел. Во дворе встретил шум — крики, стоны, лязг оружия. Но лишь предупреждающий. Впереди злобно переругивались. Но еще не дрались.

И ночь вдруг не пала — рухнула. Невесомо-чернильным покрывалом укутала плечи, лицо, взгляд. Как ни ожидаешь ее — всё равно сумеет удивить. Как и будущая смерть — наверное.

И сразу зажглось аж три факела. В трех разных местах. Осветили пяток ближайших лиц и затылков. И чуть дальше — смазанные силуэты. И зловещая чернь ограды. Шевелится тенями голов и копий.

— Что там? — крикнул кто-то из сверстников. Не Эверрат. Кто-то подальше от Рауля.

Керли приложил палец к губам. Сообразил, что издали не увидят, вполголоса выругался.

— Вот уроды! — ругнулся следом кто-то впереди. Кто-то явно постарше Сержа.

— Радуйтесь подарочку! — гаркнули с ограды. И мерзко хохотнули — сразу голоса на три.