В змеином кубле

А они лишь растут — как головы гидры. И жертв, и палачей становится лишь больше — с каждым часом, минутой… шагом. И сколько спасенных девчонок можно поручить одной Эстеле? В одном только недавно освобожденном монастыре послушниц — десятки.

А уж ворвавшихся туда озверелых рабов…

Воют очередные насильники. Огрызаются их товарищи.

— Децимация, — холодно велел Тенмар.

Умолкнуть не успел — эвитанцы уже тащат насильников прочь.

— Не этих. Децимировать тех, кто стоял и подзуживал. А этих перевешать всех.

Квартале на пятом Криделю стало всё равно. Всё это никогда не кончится. Он просто сошел с ума и провалился в Бездну, вот и всё. Поздно считать грехи и молить: за что? Здесь Серж теперь и останется…

А потом впереди раздались выстрелы. А из расцвеченной всполохами пожара толпы выступила ровная шеренга… солдат? Нет, гладиаторов. Бывших солдат.

Бьёрнландцы. Красавчик Олаф вскинул руку к покрытому кровью лицу. Признавая первенство эвитанцев. Одного из них.

— Полковник, прошу располагать мной и моим отрядом по вашему усмотрению.

3

Валерия — жива, Аза и Риста — тоже. Живы и эвитанцы с бьёрнландцами. И Мишель. Потому что мертвы тысячи сантэйцев.

А Элгэ жива — потому что едва не погибли все рабы в доме Поппея. Чтобы спасти десяток своих, нужно убить тысячу чужих. И далеко не все из них — враги. Большинство тебя даже не знает. Как и ты их.

— Безумие не вернется. Мы успели. С ней всё будет в порядке, — устало вздыхает Аза. — И с Сильвией — тоже. И, может, даже с Марком — раз твои друзья его нашли. Еще бы судьба дала ему шанс отомстить. Сполна. Иногда это — лучшее лекарство. И никому уже не повредит.

Намек понят. На вред, уже нанесенный. И вовсе не Андроником.

Друзья? Любой из них вправе убить Элгэ — за всё, что она сотворила. Что спасла их — ценой гибели половины вражеского города. А прежде того — сама же подставила. Потому что жаждала мести Поппею. За никогда прежде не виденную рабыню.

Холодит камень вечерних стен, пылает зарево за темными окнами. Пожары в Сантэе только успевают тушить. Вспоминая добром прежнюю пожарную стражу — покойную. Да где же теперь искать новую? Кто выйдет на улицу без патруля за спиной? Вооруженного до зубов.

Элгэ решительно обернулась к старой банджарон:

— Ну, говори. Что твой табор остался бы жив, если б никогда не встретил меня.

— Остался бы, — согласилась та.

В бликах камина ее лицо кажется странно отрешенным. Будто Аза в клетке. Что чистая правда. Камин вместо костра, камень стен вместо свободных степей. Одинокая старуха без корней и ветвей.

— И остался бы жив — если б баро не вздумал тебя выгодно продать. Я думала, всё будет иначе.

— Как? — тупо уточнила илладийка.

Какая уже разница? Если Ичедари и впрямь богиня Смерти — ясно, зачем она пощадила Элгэ. Той довольно ступить — и люди гибнут сотнями. Кто же уничтожит столь рьяную служительницу?

— Да откуда же мне знать? Например, что ты станешь предательницей. А твоей вины в гибели моего племени нет. Не вали на себя всё вперемешку, Элгэ Илладэн. Крови на тебе и так довольно. Как и невинных смертей.

— У меня не осталось выбора. Смерть этих рабовладельцев на совести я как-нибудь переживу. Если вообще выживу.

Если бы из-за нее погибли Анри или Кор, осталось бы только застрелиться.

— Сколько мародеров и насильников ты убила сегодня? — нарушила молчание старуха.

— Не помню, — усмехнулась Элгэ. — Не больше других. И меньше, чем многие. Но даже если больше — это ведь мало что искупает, верно?

— Каждый живет со своими грехами, — проронила Аза. — Впрочем, возможно, это уже почти не про тебя. Возможно, песок твоих часов всё же иссякнет раньше, чем ты надеешься.

— Намек, что мне завтра вскроют горло свои же? Или даже сегодня? До полуночи еще успеют.

— Вряд ли. Они-то как раз понимают… многое. А еще больше — михаилиты. Нет, убьют тебя не те и не другие.

— Ты говорила и с михаилитами?

А почему бы и нет? Раз уж беглянок приютили именно они.

— О да. Кардинал Иннокентий лично удостоил меня аудиенции. А еще я говорила с одной из «дев» — с Юстинианой.

— Которая жрица?

— Послушница. Чтобы стать полноценной жрицей, мало танцевать и завораживать. Еще нужно убить своего первого мужчину, — поморщилась Аза. — Ичедари любит такие жертвы.

— Не любит, — неизвестно зачем бросила Элгэ. — Терпеть не может. Ей это всё до гроба надоело. Но, увы — такие игры любят ее последователи.

— Тебе лучше знать. Раз уж ты похоже, накоротке и с древней богиней. Да еще и столь похожа на нее — оправданиями отсутствия выбора. В любом случае, хочет Ичедари или нет, но Посвящение совершается именно так. Юная жрица убивает любовника во время сближения и забирает его силу.

— Мило. Где-то у кого-то такое тоже принято. Кажется, у пауков. Странно, что тогда уж культ посвящен не ему. В чём змея-то виновата? Но зачем ты пересказываешь это мне? Я — не Ичедари, не змея, не паук и уж точно не мужчина. Да и мой первый любовник отсюда далековато.

— Затем, что я не знаю, как трактовать убийство Поппея прямо на алтаре Ичедари.

— Он не был у меня не только первым, но и вообще никаким, — хрипло рассмеялась илладийка. — Поппей, видишь ли, выхлебал не то зелье.

— Существуют и другие обряды, Элгэ, кроме Посвящения в Ичедари. Как бы то ни было, но жертву богиня, похоже, приняла.

Крыть нечем. Приняла. И даже лично за ней явилась.

А если бы не принимала другие жертвы — срывались бы все Посвящения. У нее и здесь нет выбора?

А разве не так она сама говорила?

— И даже это — еще не всё. Видишь ли, эта площадь пригодна не только, как Алтарь Ичедари. Хотя бы потому, что в прежние времена здесь не было ее культа. Зато… ты когда-нибудь слышала, что все нынешние храмы построены на месте древних святилищ? А порой и на старом фундаменте. Больно уж он в древности был крепким и устойчивым. Тогда умели строить. И хорошо знали, где молитва дойдет скорее. Боги-то были попроще и… поближе.

— И…

— Судя по тому, что случилось с Конрадом, святилище протянулось и туда. Но вряд ли на весь дом Поппея. Иначе он давно бы умер — вслед за первой же казненной рабыней.