В.А. Жуковский в воспоминаниях современников
Шрифт:
И вот чего, кажется мне, недостает Ламартину! Он только понял приемы
романтической поэзии, применился к ее краскам и увлекся направлением. Между
тем у Жуковского она созрела в душе: и оттого он с такою же легкостию и
верностию передает чувствования Шиллера, Байрона, как и свои собственные.
<...>
ПУТЕШЕСТВИЕ В. А. ЖУКОВСКОГО ПО РОССИИ
О событии, на которое мы решились наконец обратить внимание
читателей своих, конечно, никто не вправе
путешественника. Его живописному перу надобно предоставить изображение
впечатлений во время путешествия столько же поучительного, как и обширного1.
Но обстоятельства, кажется, оставят надолго нашего поэта в долгу перед
отечеством и всеми почитателями его таланта. Эти прекрасные страницы истории,
в свое время не вышедшие в свет, будут считать отложенным капиталом
литературы. Между тем для порядка позволим себе только отметить
происшествие, которое уже слишком любопытно и тем, что оно было.
В. А. Жуковский, в прошлом, 1837 году, имел счастие находиться в свите
государя цесаревича наследника престола во время путешествия его
императорского высочества по России. Воображая человека с этим талантом, с
этими знаниями и с этим направлением ума (что из творений его так знакомо все
каждому), можно представить живо, как действовало на него путешествие. Ежели
зрелище столь разнообразное, как Россия, и столь близкое к сердцу, как
отечество, для каждого из нас в самых обыкновенных обстоятельствах становится
источником лучших и неизгладимых воспоминаний, назидательных уроков и
часто благотворных помыслов, то в какой степени, при торжественном шествии
августейшего первенца обожаемого нами монарха, оно поражало чувства,
восхищало душу и двигало сердце поэта! С истинным талантом, какого бы он
роду ни был, природа соединяет много преимуществ, до которых нам, простым
людям, ничем не дослужиться. Важнейшее из них состоит в том, что у человека с
талантом ни одно из живых впечатлений не остается бесплодным. Его можно
сравнить с доброю почвою земли, в которой каждая капля воды, ее освежающая, в
будущем готовит какое-нибудь произрастание. Не сожалейте, что в эпоху
прекрасных событий поэт молчит; что, посреди всеобщего восторга, он как бы не
пользуется дарами судьбы. Он не властен воспротивиться действию благодатных
явлений. Независимо от его воли все примется -- и плод созреет. Если бы мы
потребовали от него отчета, назначив ему и время, и самые виды деятельности, то
с высоты, на которую природа поставила художников, мы низвели бы его в разряд
ремесленников. Пока он живет, в его душе все действует. Не замечая сам, он
возвращает обществу те сокровища, которыми оно его обогащает. Вслушивайтесь
в его суждения, разбирайте его слова, рассматривайте каждую часть новой его
картины или очерка, замечайте самый образ его мыслей и поступков: если дано
вам тонкое чувство критики, вы поймете, в какой черте и
сколько выражается унего из этих давно исчезнувших для нас впечатлений.
Итак, если бы мы и не дождались от нашего поэта отдельных записок или
сочинения другого роду, где он представил бы изображение величественного и
умилительного зрелища, мы убеждены, что принадлежащее нам погибнуть не
должно и не может.
Как поэт, В. А. Жуковский первый у нас призвал природу с нежнейшими
ее красками и оттенками для полной красоты поэзии сердца и воображения. Он
каждое чувство и каждое действие, изображаемое им, обставляет живыми
картинами природы, списанными со всею художническою точностию. Сколько
новых богатств в этом отношении открыли ему области, прилежащие к обеим
сторонам Урала, на всем протяжении хребта его! Не говорим уже о Крыме и
Южном его береге, который поэт изучил во всех отношениях. В самой средине
России, по направлениям бесконечных ее рек, которых прибрежные страны
путешественник имел случай столько раз видеть и при истоках и при устьях
благотворных вод их, какими сокровищами запаслось его воображение! В помощь
ему он работал даже карандашом своим. Нам удалось взглянуть на драгоценное
собрание очерков различных мест и предметов, привезенное В. А. Жуковским из
путешествия2. Это занятие он столько же почти любит, как и поэзию. Знатоки
всегда удивлялись верности его взгляда, уменью выбирать точки, с которых он
представляет предметы, и мастерству схватывать вещи характеристически в
самых легких очерках. Все, получившие в особом прекрасном издании его "Виды
Павловска"3, конечно, согласятся с нами, до какой степени он живописец не
только с пером в руке, но и с карандашом. Подобным образом он представил в
очерках места, где провел свое детство и где писаны были некоторые из первых
его стихотворений.
По этой способности сливаться душою со всем прекрасным в природе и
воплощать все прекрасное в живых образах можно до некоторой степени вывести
заключение о собранных им сокровищах другого рода, о том, как он должен был
принимать в сердце моральные картины, одушевление всех сословий вообще и
каждого лица отдельно. Конечно, этого нельзя, мгновенно схвативши, и передать
мгновенно, как физический какой-нибудь предмет; но великое счастие быть
исполненным подобных ощущений! Для нас он еще не отделил этого от себя; но
там, где происходило действие, он, без сомнения, был в числе самых оживленных
органов, посредством которых всякое высокое чувствование и возрастает, и всех
электризует. Для человека сколько-нибудь образованного и одно имя его есть
призвание ко всему доблестному и прекрасному. К литературным заслугам
(давшим ему в Европе столь почетное место) судьба вызвала его присоединить
другие, новые заслуги, по которым имя его к потомству пойдет в ряду имен,