В.А. Жуковский в воспоминаниях современников
Шрифт:
никогда не забываются. Много протекло лет с тех пор, как Жуковский видел
вокруг себя лица столь ему милые. Но сколько у него судьба навек отняла из них,
товарищей молодости его! Тогдашнее его посещение Москвы было для него
последнее в жизни. Он не предчувствовал, что дальнейший путь ни разу не
приведет его опять сюда, в объятия дружбы и нежной привязанности.
По возвращении в Петербург он занялся приготовлениями к отъезду за
границу, где ожидала его невеста и тихая семейная жизнь, еще им не испытанная
и
совершение всего, что должно было увенчать последние желания души его на
прощании с покидаемой прежней жизнью и прежними ее заботами. Жуковский
имел счастье присутствовать при бракосочетании наследника и сердцем его
избранной невесты. Милости царские к наставнику порфирородного первенца
превзошли ожидания всех. Государь соизволил, чтобы Жуковскому до смерти
предоставлено было все, чем он пользовался по должности наставника. Ему
позволено жить там, где он найдет для себя удобнее и приятнее. Особенная сумма
назначена была на первое обзаведение хозяйства его. Он был произведен в тайные
советники. Но самою неоцененною для себя наградою почитал Жуковский
высочайшее повеление, чтобы он и в отсутствие свое всегда считался состоящим
на службе при цесаревиче. По собственному выражению Жуковского, государь
устроил его будущее, как добрый, заботливый отец.
Еще в последние годы действительной службы он был пожалован
кавалером орденов: св. Станислава и св. Анны 1-й степени и св. Владимира 2-й
степени. К этим лестным знакам благоволения государя за ревностное исполнение
должности скоро, во время путешествия Жуковского за границею в свите
наследника, присоединены были знаки отличия со стороны иностранных
государей, желавших выразить свое уважение к наставнику царского сына. Он
был украшен орденами первой степени: в Швеции шведской Полярной Звезды, в
Дании Данеброга, в Ганновере Гвельфов, в Австрии Железной Короны, в
Виртемберге Фридриха, в Бадене Церингенского Льва, в Саксонии Саксонским --
за заслуги. В Веймаре он получил орден Белого Сокола, а в Нидерландах
Нидерландского Льва второй степени. От покойного короля Прусского Фридриха-
Вильгельма III Жуковскому, еще в 1829 году, пожалован был орден Красного
Орла второй степени, а в 1838 ему прислана звезда того же ордена, вместо
которой ныне царствующий король Прусский, при вступлении своем на престол,
изволил пожаловать ему брильянтовую звезду, а в 1842 году орден Pour le m'erite
{За достоинство (фр.).}, за мирные заслуги.
Отъезд Жуковского из Петербурга в Дюссельдорф был назначен. 21
апреля 1841 года он писал: "Я еду через десять дней56, то есть 30 апреля или 1
мая. Надеюсь, что 21 мая в Штутгарте будет моя свадьба. В этот день вспомните
обо мне. Число это уже вырезано на обручальных кольцах, которые прислала мне
сестра и для которых все мои сложились".
XXIV
Новая
жизнь началась в полном смысле поэтически. В Дюссельдорфе,почти за городом, в виду Рейна, наняты были два домика, разделенные садом. В
одном жил Рейтерн с своею семьей. Он во всем значении слова художник.
Живопись -- жизнь его. В другом поселился Жуковский с женою, с поэзиею
своею и всеми радостями счастливейшей жизни. Каждое существо этой
поэтической колонии всей душою привязано было к исполнению долга,
возлагаемого на нас религиею, обществом, семейством и призванием. К обеду и
вечером сходились все вместе. Тихая веселость, покойная совесть и светлый ум
чудно животворили маленькое их общество. 16 (28) февраля 1843 года Жуковский
сам нарисовал картину нового своего счастья:
...я увидел
Себя на берегу реки широкой;
Садилось солнце; тихо по водам
Суда, сияя, плыли, и за ними
Серебряный тянулся след; вблизи
В кустах светился домик; на пороге
Его дверей хозяйка молодая
С младенцем спящим на руках стояла...
И то была моя жена с моею
Малюткой дочерью...
И ныне тихо, без волненья льется
Поток моей уединенной жизни.
Смотря в лицо подруги, данной Богом
На освященье сердца моего,
Смотря, как спит сном ангела на лоне
У матери младенец мой прекрасный,
Я чувствую глубоко тот покой,
Которого так жадно здесь мы ищем,
Не находя нигде; и слышу голос,
Земные все смиряющий тревоги:
Да не смущается твоя душа.
Он говорит мне, веруй в Бога, веруй
В Меня57.
Высочайшую прелесть этих стихов составляют не самые стихи и даже не
мысли в них изложенные, потому что у многих поэтов можно найти стихи еще
лучше, а отличные мысли вызывает плодовитый ум иногда из души очень
холодной. Нет: высочайшая прелесть этих стихов состоит в истине ощущений
поэта. Он со всевозможным спокойствием сердца, вкушающего тихие семейные
радости, высказывается безыскусственно, верно, с простотою младенца и с
благоговением мудреца. Точно так, еще несколько прежде, писал он о своем
новом счастии к другу детства своего и своей старости, Александру Ивановичу
Тургеневу, который, прочитав его письмо, невольно воскликнул: "Какое письмо!
Душа Жуковского тихо изливается в упоении и в сознании своего блаженства.
Читая его, я понял по крайней мере половину моей любимой фразы: "Le bonheur
est dans la vertu qui aime... et dans la science qui 'eclaire"" {Счастье в добродетели, которая любит... и в науке, которая просвещает (фр.).}68.
Жуковский, устроив, таким образом, тот желанный покой, о котором
говорит в приведенных стихах, покой души и жизни, не ослабил своей