В.А. Жуковский в воспоминаниях современников

по выходе из пансиона.

Мягкость, нерешительность, какая-то особая мистическая покорность

обстоятельствам или воле Провидения, как он сам говорил, вот отличительные

свойства Жуковского, бывшего не способным ни к каким энергическим

действиям. Эта мягкость помешала ему соединиться с предметом любви своей и

побудила согласиться на брак ее с посторонним человеком.

Авдотья Петровна была особенно дружна с Марьей Андреевной. Она

увидела ее в день ее смерти 1823 года, и вот каким образом: в деревне у нее

сильно занемог ребенок, сын Рафаил двух лет, которого она горячо любила.

Однажды он сильно страдал, сидя на своей кроватке. Она не спускала с него глаз,

но вдруг нечаянно взглянула на дверь и видит так живо входящую Марью

Андреевну, что бросается к ней навстречу, восклицая: "Маша!" Но в дверях

никого и ничего не было. Ей сделалось дурно. В эту самую ночь, в этот самый час

скончалась в Дерпте Марья Андреевна4. <...>

Зашла речь о детях Жуковского. Не странно ли располагается судьба

русских людей. Дети Жуковского должны бы, кажется, здесь, в Белеве, найти себе

приют, на руках у друзей их отца! Нет, они отброшены на берега Рейна и едва ли

знают настолько русский язык, чтоб понимать сочинения своего отца. Авдотья

Петровна годами не имеет от них известия.

Так воспитаны отдельно дети Карамзина и очутились в конных

артиллеристах. О детях Пушкина и говорить нечего: где они, что они! Какое

сношение имеем мы с детьми Хомякова, о которых так горячо писал ко мне

Шевырев из Италии. Мы только встречаемся с ними случайно. Молодое

поколение вообще как будто чуждается старых друзей. Грустно, а ничего не

сделаешь, как говорят наши деловые люди. Мы были гораздо привязаннее к

старому, старым и старине: вот, например, -- готовишься уже на том свете

встретиться с Жуковским, а нет, и на этом еще с удовольствием посещаешь место

его рождения и воспитания; собственные же дети и знать их не хотят. Впрочем,

может быть, это старческое мое брюзжание.

<...> Мы сделали план с Н. А.5, чтоб завтра, в пятницу, отобедать

пораньше и тотчас поехать в Белев, завернуть по дороге в Мишенское, колыбель

Жуковского, в Белеве взять тройку, чтоб ехать через Козельск в Оптину пустынь.

<...> В субботу поутру, после обедни, из Оптиной пустыни отправиться в

Долбино, навестить вдову Ивана Васильевича6 и осмотреть места, где провел он

последние годы своей жизни. <...> План наш был исполнен, но только в первой

его части. Утро в пятницу прошло в воспоминаниях о всех членах замечательного

семейства и о наших общих друзьях, которых число беспрестанно уменьшается.

После раннего обеда мы тотчас отправились.

Мишенское находится в трех верстах от дороги, немного в сторону.

Заросший травою двор, ветхие службы, низенький одноэтажный дом,

полуразвалившиеся флигеля, запущенный сад -- все это уже не в том виде, как

было, когда родился и жил здесь Жуковский. Одна церковь сохранилась

совершенно. И холм в ее соседстве, с крутым обрывом над обширною, ровною

луговиною, -- холм, на котором Жуковский перевел "Сельское кладбище", Грееву

элегию, напечатанную Карамзиным в "Вестнике Европы" 1803 года7.

Уже бледнеет день, скрываясь за горою,

Шумящие стада толпятся над рекой,

Усталый селянин медлительной стопою

Идет, задумавшись, в шалаш покойный свой8.

Место действительно живописное, с видимой далью. Молодому

впечатлительному юноше можно было прийти в восторг!

С неизъяснимым удовольствием припоминал я здесь разные

стихотворения Жуковского и всю жизнь его, с которою особенно познакомил

теперь нас, его соотечественников, Зейдлиц.

Характер Жуковского есть наше сокровище. Никто больше его не

подходит к Карамзину, впрочем одною стороною. Карамзин -- тому нет уже

образца.

Мишенское, село почти подгородное, где Жуковский родился,

воспитывался, где открылся его талант и где он сделал первые опыты, где

погребен его отец и его друзья, должно бы быть как-нибудь обращено на

общественное доброе дело. Владетельница его, дочь Анны Петровны Зонтаг,

рожденной Юшковой, племянницы по матери Жуковского, в замужестве за

австрийским чиновником, поселившаяся в Австрии, уступит охотно господскую

усадьбу с садами и службами под благотворительное заведение. Пусть бы здесь

воспитывались бедные белевские девочки, а в Белеве мальчики. Выручка от

сочинений Жуковского могла бы быть обращена хоть отчасти на содержание.

Много соберут друзья и родные. Остальное, верно, будет рад пожаловать

августейший воспитанник. А всего лучше приобрести Мишенское сыну

Жуковского и здесь поселиться. <...>

Было еще светло. Мы отправились осмотреть так называемый дом

Жуковского9, выстроенный им для его матери, где он жил с нею, впрочем, одну

только зиму. Князь Вяземский думает устроить здесь училище. Дом этот

находится почти за городом -- и, разумеется, должен быть возобновлен, если

помещать в нем какое-нибудь заведение. Выстроенный с лишком 60 лет назад, он

теперь чуть держится. Здесь жил Жуковский зиму 180.. года10. К этим покоям

относятся следующие места из писем Марьи Андреевны Мойер, друга души его

со времен детства, от которой он должен был отказаться, повинуясь

непреклонной воле ее матери, не хотевшей нарушить закон о родстве, хоть и не

совсем близком (из письма Зейдлица).

Мы обошли все комнаты в верхнем этаже, где помещается хозяин, бедный