Вальс бывших любовников

– Сделать снимок курьера кто-то додумался?

Лена придвинула ему увеличенное изображение лица молодого человека, действительно спокойно смотревшего в камеру – как будто он и не знал, что она есть.

– Надо попробовать найти. – Андрей сложил снимок пополам.

– Бесполезно, неужели ты не понимаешь?

– У тебя муж где работает? – загремел Паровозников. – Вот его и попросим!

– Я не буду втягивать Филиппа в мои служебные дела.

– А и не надо. Я сам его втяну, без твоего участия! Это не криминал – прогнать фото по базам!

– Андрей…

– Так, все, Ленка, хватит! Это касается не только тебя, но и меня, если помнишь! – отрезал он. – С этим решили. Что еще?

– Письмо, – она протянула ему сложенный вчетверо листок.

Нахмурившись, Андрей читал неровные строки и делался все мрачнее. Пальцы левой руки барабанили по столу, в другое время Лена непременно бы сделала замечание, но сегодня это казалось совершенно незначительным, даже не отвлекало.

– Н-да… – протянул Андрей, закончив чтение. – Это кому же ты так насолила, дорогая?

– Представления не имею, – призналась Лена, вздохнув. – Я вывих мозга заработала, перебирая знакомых, и ничего…

– Но, похоже, ты должна его неплохо знать, раз он считает, что ты удивишься, когда поймешь, что это именно он убил всех этих девчонок. Ленка, – вдруг изменившимся тоном произнес Паровозников, – а ведь искать надо все-таки в том времени, когда тебе двадцать или около того… Я понял! – Он возбужденно вскочил и заходил по кабинету. – Я понял, Ленка! Ведь все эти девочки действительно чем-то похожи на тебя, как я и говорил, понимаешь?! Ты только внимательно в этот раз посмотри… где фотографии?

Ничего еще не понимающая Лена вынула из ящика пачку снимков, и Андрей принялся раскладывать их на столе.

– Вот! – ткнув пальцем в ближайшую, сказал он. – Смотри. Овал лица, волосы, тип фигуры – это же все твое! Ну вот какого черта ты от этого столько времени отмахивалась?

– Я и сейчас этого не понимаю…

– Да что тут непонятного? Если до сегодняшнего дня еще были сомнения, то теперь, когда Воронкова пропала, все вообще становится ясно, как божий день! Нужны твои фотографии в возрасте двадцати лет! – решительно заявил Андрей. – Наверняка же у тебя что-то есть, с каких-то вечеринок, мероприятий?

– Есть, – вздохнула Лена, – но они у мамы. Я ничего не забирала, тем более альбомы с фотографиями. Возможно, мама их вообще выбросила.

– Да ну! – возразил Паровозников. – Люди ее поколения относятся к таким вещам с трепетом. Ну что ты сидишь? Поехали!

– Куда?

– К Наталье Ивановне!

– Да я у нее не была лет сто… мы же не разговариваем, ты забыл?

– Вот и поговорите! – решительно отрезал он, сдергивая с вешалки Ленино пальто. – У нас времени, как я понял, в обрез совсем, шевелись давай!

Лена действительно не общалась с матерью несколько лет. Это исходило от Натальи Ивановны, которая так и не могла простить дочери смерть Дениса Васильевича Крошина, в которой ее и обвиняла. Лена пыталась объяснить матери, что старые дела отца все равно всплыли бы в ходе расследования нового убийства, по которому она работала, но Наталья Ивановна была непреклонна – пусть бы этим занимался кто угодно, но не родная дочь.

Недолгое время Лена, уйдя из прокуратуры, работала в адвокатском бюро матери, но атмосфера там сложилась такая, что выдержать это Лене оказалось не под силу. К счастью, ее позвали в Следственный комитет, и она согласилась. Отношений с матерью это не улучшило, и со временем Лена перестала предпринимать попытки, сведя все к дежурным поздравлениям с днем рождения, отсылаемым по электронной почте. Даже о том, что вышла замуж, она сообщила матери письмом, на которое так и не дождалась ответа. И теперь перспектива ехать в родительскую квартиру и о чем-то просить мать казалась ей мучительной. Правда, Паровозников пообещал, что постоянно будет рядом, и это немного успокоило Лену. Разговор с матерью обычно ни к чему хорошему не приводил.

Им пришлось сперва заехать в адвокатское бюро – у Лены не было ключей от квартиры, да и предупредить мать о том, что зайдет, она тоже была должна. Звонить не захотела – надеялась, что при своих сотрудниках Наталья Ивановна будет держать себя в руках.

Мать совсем не постарела, казалось, стала выглядеть даже лучше, чем раньше – более ухоженная, холеная, подтянутая, даже не скажешь, что ей уже за шестьдесят. Лену это обрадовало – значит, Наталья Ивановна не страдает, у нее есть время заниматься собой, она неплохо себя чувствует.

– Здравствуй, мама, – проговорила она, войдя в кабинет и остановившись на пороге.

– Здравствуй, Елена, – ровным тоном отозвалась Наталья Ивановна. – Ты по делу?

– Да. Мне нужно попасть в нашу квартиру и взять там кое-что.

Идеальные брови Натальи Ивановны удивленно приподнялись:

– Через столько лет тебе понадобилось что-то из родительской квартиры?

– Мама, мне нужны мои старые фотоальбомы. Ты ведь не выбросила их?

– Нет.

– Если ты не трогала, то они в антресолях в моей комнате.

– Из твоей комнаты я сделала гардеробную, но вещи перевезла в гараж. Можешь поискать там.

Лена почти физически ощущала тот холод, который исходил от матери, и понимала, что не сможет преодолеть его, не сможет сделать несколько шагов и обнять мать, как раньше. Этот холод был стеной, отгораживавшей Наталью Ивановну от дочери, и сделать с этой стеной ничего невозможно, хотя в душе Лена вдруг почувствовала желание как-то это изменить.

– Я дам тебе ключи, но ты должна вернуть их до вечера, чтобы мне не пришлось бросать машину у подъезда. – Наталья Ивановна встала и взяла с полки шкафа свою сумку. – Постарайся не устроить там бардак, хорошо?

Ключи она не передала Лене в руки, а толкнула по столу так, что они упали на пол, и Крошиной пришлось нагнуться, чтобы поднять связку.

«Даже тут не удержалась, чтобы не унизить», – с горечью подумала Лена и, чтобы не расплакаться от нахлынувшей обиды, развернулась и молча вышла из кабинета в приемную, где на диване сидел Андрей с каким-то журналом в руках.

– Поехали отсюда, – процедила Лена сквозь зубы, чувствуя, что, если проведет в помещении бюро еще хотя бы две минуты, неизбежно расплачется.

Андрей молча пожал плечами, бросил журнал на столик и вышел следом за Крошиной. Та почти бежала по длинному коридору к выходу, словно боялась, что мать догонит ее, окликнет, заставит остаться.

На улице Лена остановилась, набрала воздуха в грудь и резко выдохнула – такое упражнение помогало справиться с первыми проявлениями панической атаки, которые начали возникать у нее еще со времен работы в этом адвокатском бюро. Потом вроде все прекратилось, но, оказывается, дело было в матери – и именно отсутствие близкого общения позволяло Лене держать себя в руках.