Ван Вэй Тикет

Он повернулся и вышел в коридор, словно признавая за мной право одеться без помехи.

Когда я выбрался на веранду, то снова заметил высокую фигуру. Меня ждали на крыльце. Скрипя половицами, я приблизился и встал рядом.

Ефим Павлович не смотрел на меня. Его взгляд устремлялся вбок и ввысь. Из-за леса выползала грозовая туча. Угольно-чёрная. С седыми кружевами по краям и пепельными завихрениями в глубинах. Солнце сияло на другой половине неба. Светилу пока ничто не угрожало. Но я не смотрел на солнце. Я тоже смотрел на тучу. Я никогда не видел таких страшных туч.

Корпус прятал в тени наши ноги, но неподалёку ярко зеленена трава, ласкаемая тёплыми лучами. Подошвами я чувствовал доски крыльца. Если надавить, они легонько пружинили.

– - Здесь всё не так, -- сказал начальник лагеря.
– - Здесь искривлённая реальность. Здесь может случиться такое, что никогда не случится в иных местах. Это как в картине вселенной, на дальних рубежах которой пространство и время ведут себя, не подчиняясь законам.

– - Мне зачем это слушать?
– - голосу я постарался придать звенящую твёрдость, хотя горло вдруг как-то неловко сжалось, и я чуть не поперхнулся.

– - Чтобы прояснить картину, -- ответил Ефим Палыч.
– - Хоть ненамного. В каком лагере, по твоему мнению, ты сейчас находишься?

– - Ван Вэй Тикет, -- мгновенно вырвалось у меня.

– - Да не имя, -- поморщился Палыч.
– - Какой он?

Я задумался. "Пионерским", как в детских книгах, называть его глупо. На трудовой лагерь он тоже не походил. Работать нас не заставляли. И денег в конце смены не обещали.

– - Скаутский, наверное, -- брякнул я наиболее подходящую гипотезу.
– - Или просто -- летний лагерь.

– - Ни то, ни другое, -- отвёрг мои варианты Большой Босс.
– - Ты в утилизационном лагере. Но не считай себя недогадливым дурнем. Поверь, никто не угадывает. Даже в самую последнюю секунду.

– - Утилизация, -- пробормотал я, а потом сделал неуклюжую попытку изобразить петлю висельника.
– - Это так?

– - Ну, вроде того, -- неожиданно согласился начальник.

– - Вы?
– - сдавленно спросил я.
– - Это Вы их... Вы и Ваши вожатые?

– - Ну, это ты зря!
– - Палыч даже обиделся.
– - Мы, поверь, тут совсем не при делах. Забираем жизни не мы. Нам это не надо. Мы просто поддерживаем жизнь лагеря. Ну, до того момента, пока тут остаются гости. Мы не мешаем. Но и не помогаем. Если кто нарушает правила, нам же легче.

– - Разве взрослые не обязаны защищать детей?
– - возмутился я.
– - Любого ребёнка, который попал в беду!

– - Кто это меня обязал?
– - поморщился он.
– - Я никому ничего не должен. Меня наняли исполнять работу за хорошие деньги. Мне платят столько, что я не стану думать о разных ненужных обязательствах. Пойми, тебя уже как бы нет. Захочу я тебя защищать или не захочу, ничего от этого не изменится.

– - Но не хотеть могут только сволочуги, -- выпалил я.

– - Считай меня, кем захочешь, -- усмехнулся он, но как-то неловко.
– - Зачем мне думать о рейтинге в глазах тех, кого уже нет.

Он не спрашивал. Он подбивал итоги.

Лица исчезнувших пацанов пронеслись мимо меня. Гоха. Крысь. Колясочник. Санчес. Чувырло. Много их, если осталось всего тринадцать.

– - А те, кто не с нами. Которые как бы дома. Они где?

– - Их уже утилизировали, -- усмехнулся Палыч.

Это была усмешка абсолютно уверенного человека. Человека, давно выстроившего грандиозный план и теперь шагавшего от одного выполненного пункта к другому до блистательного, одному ему видимого финиша.

Я был дощечкой -- одной из тысяч -- составлявшей дорогу, по которой он так уверенно продвигался.

В этот миг я вдруг понял, что сейчас главный мой враг вовсе не загадочное существо, обитающее в Осеннем Углу и настойчиво ищущее встречи со мной. Главный враг -- вот он, стоит передо мной. И его задача избавиться от меня. Но не свернуть шею, как цыплёнку, а просто дождаться, когда оно случится как бы само собой.

Я и верил в это. И не верил.

Хуже всего, я не понимал, что же теперь делать? Вот он -- враг! И что дальше? Если бы врагом оказался любой мальчишка... Да пусть даже Кабанец! У меня нашлось бы смелости броситься на него, сбить с ног и заставить отказаться от зловещих планов относительно моей персоны. Я понял бы, если бы в мальчишеской голове возникли бы такие планы. Если я готов был швырнуть молоток в предков из-за какой-то компьютерной бродилки, то кто-то, недовольный мной за неведомую провинность, мог просто из принципа рыть яму, чтобы меня в ней упокоить.

Но взрослый, на полном серьёзе утверждающий, что моя судьба -- быть утилизированным... Не раскладывалось оно по полочкам. И не мог я броситься на него. Не мог сбить с ног. Не мог заставить отказаться от планов. Жаждав свободы и не желая подчиняться никому, я где-то в душе продолжал быть уверенным, что любой разумный взрослый не причинит зла подростку. Что взрослые -- они другие!

Какая уж тут искривлённая реальность?

Мы смотрели друг на друга и молчали. Меня трясло от нервов, он же пребывал в каком-то ласковом спокойствии. Я не был для него противником. Я просто представлял помеху, которая на время задерживала исполнение его планов. Но в то, что планы непременно исполнятся, Большой Босс был стопроцентно уверен.

Я сделал шаг назад. Потом ещё два. Коротких. Почти незаметных.

Но он заметил. И одобрительно улыбнулся, мол, беги, малец. Куда ты денешься с подводной лодки?

Но я уже соскочил с крыльца и нырнул в кусты. Мне срочно требовался Лёнька.

Я вспомнил смешную килькину гипотезу, будто человекоподобные роботы отбирают нас в школу одарённых детей. В этот миг я как никогда остро ощутил, что нет здесь никаких роботов. Вроде разумно предположить, что бездушные машины гонят нас на гибель ради каких-то непонятных человечеству экспериментов. Но не было здесь инопланетян. И Сан Саныч, и Виталь Андреич, и уж тем более Ефим Палыч -- это люди. Обыкновенные люди. Такие же, как я. И вот именно это казалось обиднее всего.

И люди эти не отбирали гениев. Они сопровождали недостойных на убой. Так под нож мясника ведёт баранье стадо специально обученный козёл. Я вспомнил белые гохины кроссачи. И некоторых уже отвели. Тех, кто по каким-то причинам оказался не годен.

Не годен к чему?

Или, вернее, не годен кому?

Головоломка проявлялась и складывалась в понятную картину. Тень, преследующая меня. Именно меня, а не кого-то иного. Нас уже ровно тринадцать. Яг-Морту пора делать выбор.

Но не кажется ли вам, что выбор уже сделан? Та громадная тень, что всё время обреталась где-то неподалёку! Разве это не знак, что из всех, собранных в лагере, Яг-Морт выбрал мою персону?

Вот-вот откроются ворота Осеннего Угла, и меня уведут за них. И превратят в лесного духа.

Мне было страшно. Мне было тоскливо от безысходности.

Но в то же время было жутко интересно. Именно так. Жутко. И интересно. Как именно человек становится духом? Что со мной произойдёт в этот миг?

Я часто наталкивался на сюжеты, где главный герой внезапно оказывался Избранным. И, признаюсь, приятно было примерить эту роль на себя. И вот сейчас, в этих странных и жутких обстоятельствах, разворачивалась пьеса со страшным сюжетом, в которой главную роль прописали мне. Хотелось сбежать. И хотелось остаться. Просто, чтобы узнать, что уготовлено Избранному? Ведь все книги и фильмы прожужжали уши, что, невзирая на трудности и лишения, Избранный в финале получает друзей, любовь и славу.