Вас сюда не звали!

Вряд ли бедняга стражник вообще понял, кто мы такие, но ворота нам открыли быстро. И никто даже не заикнулся про обязательный досмотр учинить, какой на въезде в столицу по закону положен. Чудеса да и только. Впрочем, не зря же я на подготовку все крысиное золото извела, и половину того, что в дядькином кошеле было, в придачу. Попробуй не впечатлись при виде трех дюжин солдат в одинаковых багровых мундирах и черных плащах, сопровождающих женщину в белом траурном одеянии. Ха, мне даже штандарт спроворить успели. Ну да, мне же теперь собственный герб полагался, так что пришлось его по-быстрому выдумать, и теперь над моей головой полоскалась на ветру черная змея на зеленом поле. Болотная гадюка.

Редкие утренние прохожие вжимались в стены, позади хлопали ставни и высоко, по-птичьи перекликались встревоженные голоса, а мой отряд несся по сонным улицам в пыли и грохоте, под рев боевого рог и вопли "Дорогу госпоже Эльге, наследнице Вольного королевства!". Я рассудила, что чем больше людей заметит наше прибытие, тем меньше шансов, что во дворце нас попросту передавят тихонько, а потом руками разведут, мол, не доехала, видать, бедняжка, ах-ах, какое несчастье.

Зато теперь, в случае чего, полстолицы запросто подтвердит, что в город мы въехали в целости и сохранности.

Перед золотым кварталом отряд перестроился, пропустив меня вперед, и двинулся неспешным шагом, чинно и тихо. Дело, ради которого я прибыла, требовало сдержанности и даже некоторой строгости.

Нужный дом я высмотрела почти сразу, хоть и была тут только раз и то со стороны черного хода. Теперь же с парадного зашла, и даже стучать самой не пришлось. Не по чину мне теперь о чужие двери кулаки расшибать.

– Хозяина зови!
– велел Одди выглянувшей на грохот служанке.
– Скажи, к нему госпожа Эльга пожаловала. Тихую дань отдать хочет.

Вот уж ни капельки не хочет. Получается, я вроде как, собиралась использовать смерть дорогого мне человека, чтобы хоть немного облегчить собственную жизнь и от этого на сердце было как-то совсем уж тухло. Правда, немного успокаивала мысль, что сам Ингвар вообще бы не понял, из-за чего я так распереживалась. Ясно же, что вздумай я появиться во дворце как есть, и тут же оказалась бы в плотном кольце высокородных нищих, только и ждущих случая окрутить девицу с приданым. Ха, да у этих господ тысяча золотых уже предел мечтаний, а тут целое королевство. Вдовий наряд их, конечно, отпугнет на какое-то время - предлагать брак горюющей вдове даже во дворце не рискнут, настолько это неприлично и оскорбительно, - только ведь и мне придется исполнять все традиционные ритуалы. Или, хотя бы, сделать вид, что я их исполняю.

А в доме старого лекаря все было точно таким же, как я запомнила. Даже запахи и звуки все те же. Будто время здесь остановилось, и сейчас пыльным леденцом прокатится по языку "веселый мертвячок", а самый лучший в мире голос спросит "идти сможешь, или тебя понести?"

Так, все, хватит. Нашла тоже время сырость разводить!

– Мое почтение, благородная госпожа, - поприветствовал меня хозяин дома.
– Вы уж простите, старика, память уже не та, что прежде... быть может, вы сочтете возможным напомнить мне обстоятельства, при которых мы были представлены друг другу?

– И вы примите мое почтение, уважаемый лекарь, -откликнулась я, подходя ближе, чтобы не приходилось кричать через всю переднюю.
– А вместе с ним и мои извинения за столь неприлично раннее появление. Уверяю вас, на то есть причина и я, конечно же, о ней расскажу, как только мы окажемся вдали от посторонних ушей.

Он, видно, давно привык к чужим причудам, потому что даже спрашивать ничего не стал. Просто поманил меня за собой в глубину дома.

Комната, куда он меня привел, больше напоминала просторную кладовую, куда зачем-то втиснули массивный стол на железных ножках.

– Прошу меня простить за столь убогую обстановку, - повинился господин лекарь, придвигая мне какой-то ящик, - но только здесь можно не опасаться, что наши слова дойдут до тех, кому они не предназначены.

– Только это и важно, - отмахнулась я от ненужных извинений.
– Вам, наверное, тоже лучше бы сеть. Разговор будет длинным и не слишком приятным.

Все я ему, понятное дело не рассказала. Только то, что его сын пытался меня спасти от безумных почитателей несуществующего бога, оказался за бортом во время шторма и, вероятнее всего, погиб.

– А скажите мне, - начал господин лекарь и я подобралась, готовясь ответить на любой, даже самый неприятный вопрос.

Любой, но только не такой.

– Как вам все-таки удалось избавиться от проклятия?

Честно признаться, я даже не сразу поняла, о чем он меня спросил, но когда поняла...

– Тем же путем, каким его получила, -сухо ответила я, поднимаясь на ноги.
– Что ж, прошу простить, что отняла ваше бесценное время. Прощайте.

– Осуждаешь, девочка?
– горько усмехнулся господин лекарь.
– Думаешь, какой же ужасное, бессердечное чудовище не скорбит по единственному сыну? Только я ведь уже оплакал его. Столько раз, что и не сосчитать... Этот мальчишка... Знаешь, ведь он с пеленок смерти ищет.

Это Ингвар-то? Большей глупости в жизни не слышала!

– Не веришь?
– эхом отозвался на мои мысли худший отец империи.
– Полагаешь, что за две луны успела его узнать так, как я не смог за два десятка лет? Что ж, может быть, ты и права. Мы с ним не очень-то ладили. Я дал ему имя и род, вырастил и воспитал, но так и не смог стать хотя бы немного ближе.

Потому, что не очень-то и старался, да, любезнейший? Раз уж первой встречной сходу вывалил, что чужого ублюдка воспитываешь, то уж ему-то самому, небось, на каждом шагу этим в рожу тыкал. Ха, тоже мне, великое благодеяние! Да во все времена находились такие, кто и десяток чужих младенцев запросто признавал, если, конечно, их непутевая родительница того стоила.

– Вы, должно быть, очень любили его мать, - сказала я, потому что он ждал, что я это скажу.
– Какой она была?

– Очень хрупкой, -с готовностью откликнулся мой собеседник, улыбаясь нежно и мечтательно.
– Совсем юной. Прекрасной и свежей, как умытая росой цветущая яблонька. Да, я любил ее больше жизни, и когда она... А впрочем, это старая история и совсем невеселая, к тому же. Ни к чему тебе к твоим печалям еще и чужое горе, верно?

Но это он так, из вежливости спросил. Видно было, что на самом-то деле ему просто до смерти хочется, как сказала бы Рыжая, "слить негатив". И вот тут бы мне встать и уйти, потому что чужая слезливая история мне тогда и правда была нужна, как карасю весла. Но я осталась. В конце концов, этот неприятный человек мне когда-то действительно помог. Хороша же я буду, если долг не верну.

– Горе, разделенное на двоих, становится вполовину легче, верно?
– Так же вежливо откликнулась я, и добавила: - Как-то мне сказали, что если свои беды внутри копить, то так и заболеть недолго, а выговорится иногда бывает очень полезно. Вам, конечно, виднее так оно или нет, но если все-таки решитесь, то я готова слушать.

И он заговорил. Сначала тихо, будто бы нехотя, путаясь и запинаясь. Потом, видно, воспоминания захлестнули его с головой, и слова потекли плавно и гладко.

Если отбросить витиеватые стенания о высоких прекрасных чувствах, то история оказалось простой, как пара медяков.