Вечное
Шрифт:
Однако Элизабетта не могла спать и знала, что Марко тоже не до сна.
— Соболезную. Жаль, что так вышло с твоим отцом.
— Спасибо.
— Если хочешь, можем поговорить об этом. Я знаю, как ты его любил. Он был замечательным человеком.
Марко посмотрел на нее:
— И твой отец тоже. Теперь я это знаю.
Элизабетта ничего не поняла.
— Ты о чем?
— Помнишь тот вечер, когда мы собирались вдвоем поужинать? Мы столкнулись с тем рыжим типом, который на тебя накричал? Он еще сказал, что руки твоему отцу сломали фашисты?
—
— Он говорил правду. Отец мне все рассказал.
— Серьезно? — недоверчиво переспросила Элизабетта и нетерпеливо поерзала на сиденье. — Так что именно произошло?
— Твой отец закрасил фашистский лозунг в Трастевере. За это они и сломали ему руки. Мой па его предупреждал, и Людовико даже уехал из города, но вернулся слишком быстро. — Марко понизил голос. — Видела тех громил из ОВРА, которые убили отца и Джемму? Это они и были.
— Боже… — содрогнулась Элизабетта. — Я и понятия ни о чем не имела…
— Твой отец не хотел, чтобы ты знала. Так сказал тот человек. Людовико врал, чтобы тебя защитить.
— Я даже не подозревала, что он меня обманывает. Я ему верила. — От сожаления у Элизабетты заныло в груди. — Как же я ошибалась…
— Нет. Конечно, ты верила своему отцу. Ты ведь его любила.
— Но совсем не ценила. Мне казалось, я хорошо его знаю, но это было не так. Я горжусь им, только вот поняла это слишком поздно.
— Еще не поздно. Ты можешь всю жизнь им гордиться. Здорово, что ты все узнала, пусть хотя бы сейчас.
Элизабетта, охваченная болью, покосилась в окно, на проносящийся за ним деревенский пейзаж.
Марко с хрипом кашлянул.
— Те же самые чувства испытываю и я, думая об отце. Я всегда буду им гордиться.
На глаза Элизабетты навернулись слезы, но она сумела их удержать. Ей стало очень горько за отца, за Марко, за его отца, за Джемму. За Сандро и Массимо. За Нонну. За всех евреев гетто. За Рим.
— У меня есть план. Подробности расскажу, когда приедем на место. Тебе нужен Сандро, значит, я его для тебя вытащу. — Марко не сводил с нее взгляда. — Ты ведь любишь его, правда?
— Да.
— И я его люблю. Я бы тоже его выбрал. — Марко помолчал. — Но это не значит, что я не люблю тебя.
Элизабетта посмотрела на него.
Марко нерешительно ей улыбнулся:
— А теперь поспи, cara.
Глава сто двадцать третья
Сандро с отцом весь день провели во дворе. Дождь перестал, но небо все еще было пасмурным и хмурым. Люди сбивались в кучки, их терзали голод, жажда и страх. Сандро наблюдал за ними весь день, и наконец у него созрел план.
— Вставай, папа.
— Зачем?
— Я тут кое-что придумал. — Сандро протянул ему руку и поднял отца на ноги.
— Что?
— Гляди, немцы отпускают всех неевреев. — Сандро указал на переднюю часть двора, где
нацистские офицеры разместили охрану. Там выстроилась короткая очередь из гоев и Mischlinge — так немцы называли метисов, полуевреев-полугоев, — которых собирались отпустить.— Мы не можем притвориться гоями. Я член Совета общины, моя фамилия — во всех списках.
— Знаю, но ты послушай… — Сандро склонился к отцу. — Я наблюдал за происходящим весь день, здесь наши друзья и соседи. Я подмечал тех, кто здесь, но потом понял, что ошибаюсь. Надо искать тех, кого здесь нет.
— Что ты имеешь в виду? — Отец заинтересованно поднял голову.
— Знаешь, кого я не видел? Маттео и Джованни Ротоли. Их здесь нет.
— Тех, что жили напротив?
— Да.
Массимо пожал плечами:
— Должно быть, когда пришли немцы, их не было дома.
— Точно. — Сердце Сандро забилось быстрее. — Маттео и Джованни здесь нет, так что мы можем прикинуться ими. Маттео ведь не еврей, просто женат на еврейке — Ливии. Значит, Джованни, его сын, еврей лишь наполовину. Если нацисты найдут Маттео и Джованни Ротоли в каком-нибудь списке, они сочтут их Mischlinge. Мы можем выдать себя за них. Мы знаем о них все.
— Верно! — Отец заулыбался, расправляя плечи. — Нужно попробовать!
— Иди за мной. — Сандро пробился сквозь толпу, отец шел позади. Они добрались до выхода, где за трибуной стоял немецкий офицер.
— Чего вам? — Немец в фуражке хмуро взглянул на них.
Сандро изо всех сил старался держать себя в руках.
— Синьор, меня зовут Джованни Ротоли, а это мой отец, Маттео. Я — Mischlinge, а мой отец — гой, он итальянский католик. Мы живем на площади Костагути, нас забрали случайно.
— А раньше чего молчали?
— Мы были в одном из классов. Пожалуйста, мы не должны здесь находиться.
— Покажите удостоверения личности.
— В спешке мы оставили их дома. — Затаив дыхание, Сандро смотрел, как немец роется в бумагах на трибуне. Солдаты позади него выстраивали гоев в очередь на освобождение. Расстояние между гибелью и спасением исчислялось жалкими сантиметрами.
— А, вот… Ротоли. — Нацист указал на фамилию Ротоли в бумагах, затем поднял взгляд. — Отлично. Вставайте в очередь, да побыстрее. Топайте.
Сандро с трудом скрыл облегчение. Он повернулся взять отца за руку, и они вместе обошли другого солдата, который присматривал за очередью на освобождение.
— Встать в строй! — велел немец, а затем присмотрелся к Сандро. — Эй ты, что это у тебя в петлице?
Сандро опустил взгляд на свою куртку. В петлице висел поникший базилик из сада Элизабетты. Она вручила ему веточку вчера ночью.
— Просто базилик.
— Где ты его взял?
— Моя девушка подарила, — ответил недоумевающий Сандро.
— Ха! Она передала для тебя записку. Ты Сандро Симоне?
Сандро замер при звуке своего настоящего имени. Его отец в ужасе оглянулся.