Ведьма из прошлого

Норман застонал и дернулся. На коже его повреждений не было, кроме как ран от гвоздей, коими сама преисподняя приковала его к кресту. Но вот внутри не осталось ни единой целой кости, ни одного не смятого в кашу органа. Кровь текла и текла изо рта Нормана, но долгожданная кончина так и не приходила к нему.

“И тебе обещал жизнь сохранить”, - крутилось в голове Нормана снова и снова, пока боль сводила его с ума.

— Убей меня! — застонал Норман, пытаясь разглядеть стоящую перед ним фигуру, — Убей!

Сибила сползала на пол, закрывая ладонями лицо. Гилберт, воспитанный лесом, знал — если животное мучается, испытывая страшную боль, а помочь ему нельзя, то милосердным будет помочь несчастному. Да, несмотря на то, что сделал Норман, сейчас было просто невозможно смотреть на его страдания. Гилберт рванул нож и тут же всадил его туда, где должно было быть сердце Нормана.

Норман дернулся и застонал снова.

— Убей, — едва шевелились его губы, когда сталь снова пронзила его грудь, — убей.

— Что происходит? — едва слышно прошептала Сибилла, а Гилберт тяжело вздохнул, откидывая бесполезную сталь в сторону.

— Он не умрет, — выдохнул Гилберт, а Норман вскрикнул, сотрясаясь в агонии, — я уже видел такое однажды, но не понял тогда всего.

— Отец, — прошептала Сибилла, подойдя ближе, а Гилберт кивнул, убирая нож, — мама.

— Убей, — простонал вновь Норман, а Гилберт сжал голову руками, оглядываясь вокруг, в попытке найти что-нибудь подходящее, чтобы залезть наверх.

Испуганные увиденным жители деревни толпились в дверях церкви, не решаясь сделать шаг вперед. Лишь пара человек присоединилось к Гилберту, неловко водружая из скамеек нечто похожее на лестницу, но и те старались не смотреть в сторону креста. Один за другим, люди постепенно вспоминали, что жила в их деревне давно девушка с именем Анна со своей сестрой Идонеей. Замужем была за инквизитором Вигмаром, на сносях не была, а в одну ночь исчезла. А после уже девочка маленькая бегала, точно ее копия, дочка Вигмара, Анна. Они вспоминали и крестились, забывшись поворачиваясь к кресту, но тут же охали, отводя взгляд.

— Потому в тот год урожая и не собрали, — пробурчал старик своей жене, а та стукнула его по спине, перехватывая удобнее палку.

— Урожай не собрали, потому что ты всю весну пьяный провалялся! Все у тебя ведьмы виноваты! — прокряхтела старуха, оглядываясь на двери, — А этого, окаянного, за дело девка.

— Окстись, старая! — рявкнул кузнец, водружая скамейку себе на спину, — Или ты тоже ведьма?

— Конечно, ведьма, как есть! — крепкая девушка подбоченилась, утирая со лба пот, — Вечно, как зыркнет, так несварение у меня.

— Жрать меньше потому что надо! — возмутилась старуха.

— Убейте! — истошно заорал Норман, а все резко замолчали, дернувшись от охватившей их дрожи, — Убейте!

Гилберт, взобравшись по импровизированной лестнице, выдрал гвозди, а мужики подхватили мягкое тело Нормана, опуская на пол и невольно заставляя того взвыть от невыносимой боли.

— Гилберт, может, его того, — нахмурился кузнец, а инквизитор спрыгнул вниз, устало вздыхая, — не помочь ему уже.

— Да я знаю, — кивнул Гилберт, — нельзя его убить. Он уже не жив, иллюзия одна. Тьма его держит.

Норман застонал, пытаясь двинуться, но лишь закашлялся, пачкая вокруг пол.

— Маху дала девка, — пробормотала старуха, — какая ж тварь такого заслужить могла.

— Ты уж определись, — пробубнил старик, — маху дала или за дело.

— Никто такого не заслуживает, — прошептала Сибилла, присев рядом с Норманом, — никто.

— Так это, может, понравилось тебе вообще, а? А сестрица твоя мужика вон, ни за что, — парень захрипел, когда крепкая рука Гилберта пригвоздила его к стене, — все, все, понял я, пошутил неудачно.

— Слово — не воробей, — раздалось от дверей, а испуганные люди тут же шарахнулись внутрь, мигом позабыв про несчастного Нормана, — вылетело так вылетело. А где слово, там и дело, правда же?

Гилберт отшвырнул парня в сторону, выступая вперед, а Сибилла подскочила на ноги, тут же загораживая его.

Анна не проходила внутрь. Она стояла снаружи, медленно осматривая каждого из присутствующих, а все они внутренне сжались. Стоило Анне глянуть на старуху, как та мигом припомнила, как девчонке за выведенный ячмень протухшие яйца подсунула. Припомнила и кинулась на колени перед иконой, судорожно крестясь. Не хотела она Анну обидеть, совсем не хотела. Еды не было совсем в доме, год голодный вышел, а тут, как назло, жара ударила. На выброс она их приготовила, да и забылась. Ну а вдруг сейчас как вспомнит ведьма?

Била лбом оземь старуха, а рядом с ней на колени кузнец повалился. Нравилась ему когда-то Анна. Тонкая, как тростиночка, глаза огромные, зеленющие, коса белая, как снег. Только не обучал никто в деревне, как девушке внимание оказать, а та еще и не как другие была — неразговорчивая, нелюдимая. Ну и сорвался парень, кровь молодая, горячая. Да ничего страшного и не сделал, только щеку облобызать успел да и остолбенел. Только раз ведьма она, значит, могла и злой умысел углядеть. Да он же не хотел. молился кузнец, а люди один за одним опускались на колени, поворачиваясь к Анне спиной.

“И ты вставай”, - раздалось в голове Сибилла, а та дернулась, недоуменно глядя на Анну, — “никто не должен понять, что ты меня слышишь и не боишься. К тебе и так ходить будут, но заговоришь со мной — все разрушишь”.

“Отпусти Нормана”, - опускаясь на колени, подумала Сибилла, — “это жестоко. Не стоит он того, Анна, пожалуйста”.

“Я его и не держу”, - раздалось в голове Сибилл, — “он дьяволу душу продал в обмен на жизнь. Я здесь ничего сделать не смогу, только боль заберу. Проживет человеческих пятьдесят лет и умрет тихо, к кровати прикованный, с умом замутненным. Ты все помнишь, о чем я тебя просила?”