Ведьма из прошлого

Сибилла только хотела ответить, как вдруг Анна сама опустилась на колени, склонив голову. Только сейчас Сибилла заметила, что в надвигающемся вихре, словно всадники апокалипсиса, по дороге сказали люди. Шесть человек. Красные плащи развевались на ветру, а топот копыт перебивал грохот грома. Анна посмотрела на Гилберта, что сделал шаг вперед, недоуменно разглядывая приезжих.

— Я признаюсь в ведовстве! — Сибилла вздрогнула, а Анна, склонив голову, кричала громко, чтобы каждый сошедший с лошади хорошо мог ее слышать, — Ереси, убийстве тридцати человек, преступлениях против церкви и Господа нашего!

Франция, Нёшательский феод, деревня Домреми

12 мая 1441 года

Крупная крыса, ухватившись лапами за черствый кусок хлеба, жадно жевала найденную еду, то и дело дергая острым носом. Человек в углу ее совсем не пугал. Он сидел тихо, прислонившись лбом к острым коленям, даже не глядя на ночное пиршество грызуна. Что удивительно — и сам человек не боялся крысы. Он словно был не здесь, а где-то очень далеко. Крыса не понимала многого, но точно знала — прямо сейчас здесь и нет человека, лишь его тело.

Изменилось все за секунду. Фигура встрепенулась, а тяжелая цепь звонко проползла по камню. Подхватив свой ужин, крыс рванула из камеры ведьмы больше по привычке, чем из-за страха.

Анна осторожно опустила затылок на каменную ледяную стену, стараясь, чтобы как можно больше израненной поверхности кожи соприкасалось со спасительной прохладой. Десять дней бесконечных допросов и пыток казались Анне вечностью. Тьма помогала восстановиться, прятаться от боли, но не более, чем для сохранения рассудка.

Соблазн раствориться прямо перед распахнувшими рты инквизиторами был очень велик. Никакие цепи, святая вода и кресты не могли удержать ту мощь, что сейчас горячими волнами полыхала в Анне. Но на то он и соблазн, чтобы ему не поддаваться.

В эти дни Анна все чаще думала о Жанне. Была ли та ведьмой на самом деле? Светлой или темной? Или же она была нечто большее и поэтому собеседник Анны все силы привлек на то, чтобы от нее избавиться? Эти мысли, как не странно, успокаивали Анну, даруя покой в самые сложные дни. Конечно, Анна могла очень легко узнать все это сама за пару минут. Ткань мироздания стала для нее легче льна и прозрачнее рыболовных сетей. Границы времени, восприятия и чувств стерлись в единой какофонии рвущейся наружу тьмы. Но Анна не смотрела назад. В этом и был интерес — размышлять, задаваться вопросом, фантазировать. Быть обычным человеком тогда, когда для всех ты стал хуже зверя.

— Упрямая, — брезгливо отодвинув перевернутую миску с остатками жидкости носком, собеседник опустился на корточки, заглядывая в лицо Анны, — ну и чего ты добилась? Света нет, все, растворился. И теперь, как не крути — сбежишь, поддашься соблазну — Мир погрузится во тьму. Останешься — светлые придадут тебя огню и вся сила, как ей и положено, обратится светом. Только вот не может быть вечного дня и солнца без дождя. Что тот, что другой исход — победа зла над добром, хаоса над порядком, дорогая.

— Ну и что ты тут тогда делаешь? — хмыкнула Анна, заправляя седую грязную прядь за ухо, — Поговорить не с кем?

Собеседник засмеялся, наклоняясь вперед.

— Не с кем, знаешь ли. Не все способны понимать наш язык, Анна. А так, на самом деле, мне просто хочется посмотреть на твои последние дни жизни перед тем, как ты, наконец, займешь свое положенное место. Это же самые яркие моменты. Искры истинного сомнения в твоих глазах, желание поддаться соблазну — это, знаешь, несколько будоражит воображение.

Анна вздохнула, разминая затекшую шею.

— Не все, — кивнула она, облизнув разбитые губы, — знаешь, а я не откажусь с тобой поговорить. Не в этот раз. У меня есть, что рассказать тебе.

Собеседник Анны уселся прямо на грязный пол и, вытянув ноги, изобразил позу крайней внимательности.

— Любопытно даже, — прищурился он, — ты удивляешь меня, Анна. приятно удивляешь.

— Давным давно жил на небесах ангел, — начала Анна, закрыв глаза, — борец за правду и справедливость. Непримирим он был к компромиссам, любил порядок. Белое — это белое, а черное — это черное. Уважали его остальные и побаивались, уж больно категоричным он был. И все может и хорошо было бы, не появись на небе первые люди. Недостойными казались они ангелу. Считал он, что не место людей на небесах, только на этот раз не хотел его никто слушать. В погоне за своей правдой, решил ангел и остальным это показать. Обратившись в гада, явился он людям и уговорами заставил запрет единственный нарушить. Изгнали людей на землю, только вот в своем торжестве и не заметил ангел, что правды своей он ложью добился.

Изнан он был так же, как люди, только не на землю, а туда, откуда не сможет никому категоричностью своей навредить. Прикован цепями земли к самому ее ядру раскаленному. Но не мог никто силу у ангела совсем забрать. Только вот хватало ее ему лишь на то, чтобы на землю разум свой перемещать да с людьми разговаривать. Только вот не понимал языка его никто, так как врать не мог ангел, а правды говорить больше не умел. Слабее младенца он был в царстве живых. Лишь бесплотный дух, — Анна надула щеки и, сложила губы трубочкой, выдыхая тоненькую струйку воздуха, — обреченный на вечные страдания и муки. Легче пушинки. Талантливый красноречивец, конечно, но не опаснее комара. Вот такая история.

— Очень интересно, — захлопал в ладоши собеседник Анна, наклоняясь вперед, — хорошая версия. Только вот я не пойму, если ты думаешь, что здесь я ничего сделать не могу, то почему тогда скорее рвешься в мою обитель? После смерти, Анна, тебя уже никто не спасет. Тебя, так же, как и меня, не может понять ни одно живое существо. Только у меня были годы практики, а у тебя их нет.

— А я попробую, — усмехнулась Анна, опускаясь на пол и обнимая свои колени, — вдруг у тебя там кормят вкусно.

Испарился собеседник Анны так и не добившись ответов. Знал он все о тайных желаниях людей, об их душах. Но сам не понял, как так вышло, что стоило Анне начать понимать его речь, как он перестал видеть ее мысли. С каждым днем, ем больше тьмы собирала в себе Анна, тем более туманными становились ее желания. В момент, когда последние ведьмы пали, а свет обратился во тьму, сознание Анны захлопнулось для него, как закрытая книга.

И все же это его не беспокоило. В борьбе добры со злом была часть, которую он обожал — эта битва была вечной. Ни одна из сторон не стремилась к победе, иначе пропадет весь смысл. Он не сомневался — Анна что-то задумала. Ему было просто интересно посмотреть, что именно, прежде чем душа его наконец появившегося собеседника отправится вместе с ним к неутихающему пламени.

Финал. Часть 4.

Наши дни

Анна из прошлого просила свою переродившуюся копию найти убийцу, а меня — их всех.

Эта мысль крутилась в моей голове, пока переступая вылетевшие от разыгравшейся бури стекла, я внимательно осматривал каждый уголок квартиры. Если моя версия была верна, то получалось, что открыто Анна могла говорить лишь с собой, но почему-то не могла этого сделать раньше.

Что послужило катализатором? Почему, как только, очевидно, Анна поняла, что может общаться со своим перерождением, та перестала слышать и замечать ее?