Великие императоры времени
Шрифт:
Хватило добра того ненадолго. Потому, пришлось вновь в поход собираться и напасть на город другой.
К делу тому спешно готовились, и потому вылазка наша не удалась. Отбили нас ночью и мы в утек пустились. Хорошо, никто не преследовал, да так неузнанными мы и остались.
Тогда, решили по-другому поступить. Сотворили полигон учебный и начали готовиться, как бои вести и со стенами любыми драться.
Спустя время, хорошо подучившись, двинули мы в сторону другую.
Удачно все прошло и вновь богатство в руки нам поплыло. Возвратившись, снова мы гульбу устроили и время в веселье, гульбе общей проводить начали.
Много еще раз ходили мы в походы и всякий приносил из него себе какую ублажь. Стали жить мы богато, а гостей заезжих отпроваживать.
Слава пошла по случаю тому и аж до Рима докатилась. Император к тому времени стар уж
сделался и нужно было ему о себе заботиться.
Так что, не трогал нас никто, и жили мы все в великом благе. Время от времени делом своим занимались. Так, чтобы кто другой не подумал, откуда богатство то взялось.
Только чья нога в город вступала, то мы за работу и брались. Потому, никто и не знал, что мы те набеги совершаем и всегда винили других.
Воевали потом между собою, а нам то все на руку было. Как только война какая пройдет, мы на город какой набег совершим.
Все думают, что то враг месть пускает и вновь за оружие берутся. А мы по другому городу удар наносим с обратной стороны.
Так вот и жили довольно долго, пока я у них правил. За дело то возлагали на меня многие лавры, почести создавали всякие, а уж усладу
какого и вовсе мне придавалось премного.
Друзья решили меня одарить девой одною, чтоб при мне была всегда, как сподручная птица какая. Согласился я на то, да так время надальше вместе с нею и проводить стал. И вот. Слава триумфу мысли моей из-под ноги встала.
Расскажу обо всем по порядку. В тот день утром я рано проснулся и Артемиду - богиню любви ублажил. Так я ее назвал по-своему и в честь деда моего, по роду приходящегося Артемия.
Дальше ногу одну на пол вскинул и захотел встать. Но тело как-то слабо подчинилось, и едва-едва я на ноги поднялся.
Голова кружилась, а на дворе с утра сумрачь появилась. Исчезло солнце, и мрак наступил.
После, что-то под ногами вздыбилось и затряслось сильно. Упал я вниз прям на богиню свою, да так и застыл, боясь пошевелиться.
И она испугалась, и тихо только подо мною шевелилась. Вскоре грохот раздался великий от грома, и крыша дома нашего, треснув, на головы обрушилась.
Благо дело, была она из древа легкого и вреда не причинила. Затряслась гора моя, а вскоре река та небольшая выше нас самих поднялась.
Поплыли мы вместе с нею, да вниз на камни и попадали. Спасся я тогда. Жена тело мое сохранила. Сама же погибла, о камни ударившись.
Жалко мне было ее, но жить больше хотелось. Оттолкнул тело ее подальше, а сам на берег выбрался, да так и залег там.
Тряслась земля и содрогалась подо мною. Дома поодаль рушились и мой также не уцелел. Было то по времени недолго.
Вскоре затихло все, солнце встало и показало весь свет белый. На место тепла холод пришел. Белые мухи залетали вокруг. Но солнце сияло, как и прежде. Земля устойчиво держалась, и я смело встал, и пошел к людям. Повстречав первых, я их ознаменовал рукою и сказал так:
– Воля бога свершилась. Император Рима скончался. Мой час наступил. То Бог знак нам прислал. Потому, дом этот
разрушил. И мне к другому идти приказал.Вскоре весть моя облетела всю округу, и через время собрались меня люди в Рим сопровождать.
Так вот, я к Риму и прибился. Как раз ко времени тому Геродот с собою покончил. Упал меч на него Дамоклов, да так и забил насмерть.
Во время того сотрясения все и случилось. А через время я появился там, но слух обо мне еще ранее дошел.
Дамоклид, меня знавший, римлянам посоветовал, а люди мои подтвердили, что то Богу угодно, рассказав о разрушенном доме моем. Так вот, все в одно сплелось, и римляне поверили.
Сразу же на трон возвели и императором величать начали. Здесь-то я и развернулся во все стороны. Сразу благами себя окружил и велел побольше дань ту сопричитать к Риму. Городу тому, меня поднявшему, дал я особую власть. Разрешил дань не нести и свои почести мне воздавать.
Римлянам же объяснил, что Богом так сказано и велено. Поверили они тому, и все сошло с рук гладко.
Были все довольны: и те, и другие. Другу своему Дамоклиду я дань свою воздал. Приблизил особо к себе и дал право властью моею пользоваться. Разрешил судить всякого, кто грех какой совершит супротив римлян. Дал земли ему попозже и тем городом вознаградил, что меня вырастил, как царя. К делу написаний разных я особо не налегал. Больше к другому прикладался.
Велел бани большие создать и всем ходить туда, в благовониях парясь и лаврами себя увенчивая, которые, как венец, на головах носили.
Был я в банях тех купальнях самым главным. Венец лавровый из золота носил. От того и утоп в конце жизни моей благой, хотя чтобы достичь того изрядно мне попотеть пришлось. И мне божеское имя присвоили.
Гименеем обозвали, да так и запечатлели в облике и истории самой. Софокл много обо мне писал и создавал свое. Гомер прибился однажды. Ему я свою историю поведал, да не знаю: разнеслась ли она по свету или так и осталась. Другу своему Дамоклиду особую честь я создал.
Велел Софоклу ряд подвигов сочинить для героя того. Часть из них полуправдой состояла. Но греки присвоили себе ту мою благодать и героя друга моего по-другому величали.
Гераклом его обозвали от величины мускул его и тела статного. Часто голым он ходил и так запечатлели его мастера мои, которым дал я указание лепить стати людские и к божествам их причислять.
Я открыл век золотой лепки. Создали мастера из главы моей голову золотую, да так и обозначили ее в истории, которую я сам "поправил" и городу тому заместо Александрии другое имя присвоил. Город богатым особо слыл. Узнаете или угадаете сами. Саму Александрию к берегу другому унес, чтобы вовек никто не разобрался, что к чему.
Мало ли кто словом обмолвиться может. И царю имя немного изменил, и жене его, да и другим также. Себя же оставил, как имя то измененное. Не хотел оставаться в истории безродно идущим. В общем, всем хорошо при мне было, кто возле меня и состоял.
А, что до других - то я не знаю. Мало кого вообще видел, а в войнах, кроме тех набегов, и не учавствовал. До смерти своей так я больше и не женился. Незачем было. И роду своего не продолжил. Зато воспитал юношу одного сызмала. Стал он, как сын мне приемный, как и я когда-то был. Разрешал все ему, даже то, от чего сам когда-то отказался. Так вот его детство под моим руководством прошло.