Вензель твой в сердце моем...
Шрифт:
Дверь резко распахнулась, и в небольшую палату, заполненную равномерным жужжанием реанимационных мониторов и их протяжным писком, вошел молодой мужчина лет девятнадцати. Внешность этого парня вот уже месяц как заставляла медсестер провожать его удивленными взглядами и перешептываться за спиной, ехидно посмеиваясь. Впрочем, ему на подобное отношение было наплевать. Фиолетовые короткие волосы торчали в разные стороны, словно мужчина только что снял мотоциклетный шлем, под глазами были нарисованы фиолетовые синяки, а на левой щеке красовалась нанесенная всё той же краской слеза. К нижней губе парня была прикреплена цепочка, тянувшаяся к его левому уху, а одет этот довольно странный индивидуум был в комбинезон из черной кожи со вставками его любимого цвета. Парень самодовольно ухмылялся, а в фиалковых глазах плескалась насмешка, но стоило лишь двери за его спиной закрыться, отрезая этот маленький, пропитанный ароматами
— Ну вот, я пришел, как и обещал! — тоном, говорившим: «Я сделал тебе одолжение, цени!» — заявил парень и закинул руки за спинку стула. Расслабленная поза, которую можно было интерпретировать лишь как «я король, сидящий на троне и любящий эпатаж», странно контрастировала с тоской во взгляде.
Девушка ожидаемо не ответила, а парень, являвшийся бывшим аркобалено и действующим бессмертным каскадером, тяжело вздохнул. Кличка парня — Череп — подходила ему как нельзя кстати, ведь его практически невозможно было убить. Сколько трюков он выполнял, сколько раз они срывались, сколько битв он проиграл, получив смертельное ранение, но неизменно воскреснув? Череп не считал. Зато он считал дни своих визитов в эту белую безмолвную комнату, которая вот уже тридцать вечеров не хотела давать ответ на его вопросы. Но парень почему-то продолжал их задавать…
— Ты опять меня игнорируешь, Анджела! Сколько можно? Я уже месяц одариваю тебя своим вниманием, а ты всё никак не откроешь глаза! Знаешь, ты эгоистка похуже Реборна и его компашки! — в голосе посетителя промелькнула обида, но ее скрыло возмущение и наигранный снисходительный тон. — Ну и ладно! Я всё равно сумею победить и прогнать тебя из темноты, слышишь? Потому что я бессмертный каскадер Череп! И я никогда не проигрываю!
Парень рассмеялся, правда, негромко, иначе его прогнали бы врачи, и искоса посмотрел на девушку. Реакции не последовало, и он поморщился. Цепь на его губе негромко звякнула, вторя заунывному писку монитора.
— Слушай, я вот одного понять не могу, — вдруг вздохнул он и, глядя в потолок, спросил: — зачем ты это сделала? Ты ведь знала, что меня не убить, сбив машиной. Зачем ты меня вытолкнула из-под нее?
В звенящей тишине, наполненной тошнотворным запахом медикаментов, равномерно раскалывающейся от ударов сердца девушки, рождавших на черном экране зеленые всплески, застыл ее ответ, не сорвавшийся с бескровных губ. Девушка не слышала ни писка, ни голосов врачей, ни шороха их халатов, ни топота ног — она просто плавала в бесконечном черном небытии, наполненном лишь вязкой, пугающей пустотой, но как только в палату заходил странный каскадер, звон цепочки на его губе врывался в этот темный мир, и Анджела слышала каждое слово, каждый вздох, каждый удар его сердца. Вот только ответить парню она не могла. Лишь молча кричать в беспроглядную мглу и надеяться, что Череп поймет ответ… Впрочем, он никогда не понимал свою напарницу по съемкам в новом приключенческом сериале. А потому ей оставалось лишь грустно улыбаться и отвечать в темноту, зная, что ответ не будет принят адресатом.
— Нет, ты, конечно, вроде как молодец, я тебя хвалю: ты защитила главного каскадера нашего сериала! Но смысл в этом какой был? Я бы через пару минут встал, высказал всё, что думаю о том криворуком водителе, который на съемках управление потерял, и пошел сниматься в следующем дубле! Зачем ты меня вытолкнула? — на миг возмущение и нотки отчитывавшего неразумного ребенка старшего брата исчезли из звонкого голоса парня, и он тихо спросил, глядя на почему-то не вздрагивавшие веки девушки: — И почему не успела отпрыгнуть сама?
Вопрос растворился в белизне палаты и проник во тьму пациентки.
«Потому что не успела. Я ведь не такой хороший каскадер, как ты. Я новичок. Не зря же ты велел мне называть тебя сэмпаем…» — беззвучно прошелестела в ответ ее душа. Но Череп не смог услышать.
— Ты как пришла на съемки, всё кувырком пошло! — в голос парня вернулись поучительные интонации и возмущение, а взгляд скользнул по больничной стене и наполнился раздражением. — Я тебя даже под опеку вынужден был взять, чтобы ты сцены не запарывала! Я тебя профессии учил! А ты не сумела выскочить из-под колес какого-то авто, ехавшего не так уж и быстро! Ладно, я — я не знал, что машина сломалась, потому к трюку готовился и не собирался с трассы уходить. Но ты почему меня толкнула, а сама отскочить не успела? Ты что, своего сэмпая на уроках игнорировала? Ты ведь знала о неполадках
в машине: вам водитель по рации сообщил! Ну чёрт, почему ты такая неуклюжая?!«Потому что я — не ты, — усталость в глазах девушки, спрятанных за неплотно сомкнутыми веками, отражалась и в ее мыслях. В том голосе, что звучал во тьме. — Сэмпай, ты лучший каскадер, которого я знала. Ты мой идеал. И ты об этом знаешь. Твои трюки невероятны, никто не может их повторить! Но я стремилась к тому, чтобы стать на тебя похожей. Вот только времени не хватило. Извини, вот такая я идиотка. Ну, это же я, твоя вечно неуклюжая ученица, которая не может даже нормально выпрыгнуть из окна, не накосячив при приземлении. Но ведь я уже начала исправляться, ты сам говорил. Может, если бы было время, я бы сумела стать лучше…»
— И вообще, — хмыкнул Череп и, развалившись на стуле, закинул ногу на ногу в районе щиколоток, — мы с тобой работаем над этим сериалом уже полгода, а у тебя прогресса — кот наплакал! А я говорил: надо больше тренироваться! Почему ты никогда меня не слушала?
«Я слушала тебя всегда, сэмпай, — вздохнула девушка, прислушиваясь к голосу, пронзавшему ее черный мир сполохами красок жизни. — Просто не могла повторить многие из заданий, которые ты мне давал. Нет, ну правда, совершить затяжной прыжок с парашютом, при том, что я в самолете ни разу в жизни не летала, или побороться с гигантским осьминогом под водой, для достижения пластики в морских съемках и ловкости — это же нереально. Во-первых, где я возьму осьминога? А во-вторых, кто меня допустит к затяжным прыжкам без подготовки? Нет, все задания, которые попроще были, я выполняла, но эти-то и им подобные как я выполню? Хотя, может, если бы я следовала твоим советам, не висела бы сейчас в каком-то бредовом сумрачном эфире, существуя от одного сеанса связи с тобой до другого?..»
— Ты всегда по-своему поступала! Не слушалась великого меня! — парень обиженно фыркнул и поморщился вновь. Его взгляд упал на безжизненные, удивительно тонкие пальцы девушки, и бывший аркобалено поджал губы. Почему-то ему захотелось взять свою ученицу за руку, но… он не мог. Ведь он ее сэмпай, а она всего лишь нерадивая ученица! Да, верная, да, преданная, да, единственная в мире, кто ни разу в жизни не смеялся над ним… Но вот возьми он сейчас ее за руку, и она бы точно рассмеялась, ведь так? Потому что она — красивая, утонченная, очень женственная девушка, а он — безбашенный каскадер со странным пирсингом и непонятным стилем. Нет, конечно, Череп любил свой образ и считал, что выделяться — значит, быть крутым, не таким как все, вот только почему-то, когда эту странную девушку, наследницу многомиллионного состояния, по непонятной причине пришедшую в мир кинематографических катастроф, забирал со съемок личный водитель на черном Мерседесе, каскадер вдруг отчетливо понимал, что они слишком разные. И потому всякий раз, как она предлагала его подвезти, Череп отказывался, говоря, что его мотоцикл круче какого-то старого гроба на четырех колесах. Ведь признать, что, находясь рядом с этой девушкой, каскадер хотел измениться, было выше его сил, а сказать, что он сам никогда не сумеет так естественно, непринужденно и очень аристократично опуститься на сидение из кожи в темном салоне, парень не мог. Это бы вызвало насмешку, а он не хотел, чтобы Анджела над ним смеялась. Только не она…
— И вообще, ты всегда говорила, что хочешь стать лучшей женщиной-каскадером! Так почему не выполняла все мои задания? — обида в голосе сменилась непониманием и возмущением. — Ну нет у тебя осьминога — у меня есть! Я бы одолжил, мне не жалко… Ну, если бы ты очень-очень сильно попросила, в смысле! И прыгнул бы я с тобой из своего дирижабля — не проблема! Да вообще, в горы почему отказалась ехать? Я ж звал! Это всё твоя лень и некомпетентность: я тратил свое время, учил тебя, а ты… Даже в горы со мной не поехала, чтобы научиться альпинизму! Зачем ты вообще в каскадеры подалась? Никогда не понимал…
«Потому что я не говорила, — поморщилась девушка, а точнее, ее сознание, и она расстроено вздохнула. — Ну не могла же я сказать, что решила стать каскадером, увидев тебя в одном из фильмов, правда? Ты тогда такое творил, что я поняла: я хочу быть такой же бесстрашной, с такой же усмешкой смотреть в лицо смерти! Я захотела стать решительной и смелой. Потому я продолжала учиться на экономическом и параллельно занялась освоением твоей профессии. Не могла же я бросить дела отца — я единственная наследница, я не хотела его огорчать, но и от мечты не хотела отказываться. Ведь лиц каскадеров в кино не замечают, а потому я могла спокойно этим заниматься, не беспокоясь об имидже компании отца… А в горы не поехала, потому что у меня сессия была тогда. Но ты же говорил, что нашей профессии надо отдавать всего себя без остатка, потому я не могла рассказать тебе об институте. Ты бы расстроился. А я не люблю, когда ты грустишь, сэмпай».