Верховный Издеватель

– А "казнённый"?
– переспросил Рома.

– А "казнённый"... значит, теперь уже то-очно не принадлежащий власти! Отправленный в мир иной.

– Получается, казнь лишает казну людей!
– сделал парадоксально-логичный вывод Рома.
– Зачем же тогда царь казнит, если у него от этого меньше "казны"?

– Спросил бы ты у него сам в том сне?

– Так он бы мне ответил: "Казню, потому что я - царь"!

– Ну, вот видишь - ответил.

– Вот как раз он– то, по-моему, самый большой идиот! Самый главный!

Когда страшно, не важно, о чём говорить - лишь бы говорить.

– А вдруг этто ваш царь Веру там, без нас, казнит?..
– вмешался Саша.
– А мы-то ладно... Чай не утопнем!

На средней палубе, куда наконец поднялись, в коридоре везде горел ровный свет. Но регулярные белые всполохи за стёклами были гораздо ярче его. Удивительный контраст внутреннего и внешнего. Похоже на космический корабль, проходящий сквозь метеорный поток.

Вся надежда - только на правый борт: может, хоть там виден берег. Но... глянули в окно - только молния выросла мёртвым кустом прямо из воды. Ослепила всех и отпечаталась на внутренней стороне век. Никакого берега. Нервный световой зигзаг, а за ним - ничего. Мёртвая магниевая вспышка в полной пустоте. Только пласт низкого неба и пласт воды бесконечно уходят в дым, сближаясь, как тиски. Пространство, как смоделированное в компьютере, из трёхмерного постепенно, но неуклонно становится двумерным. Скоро небесно-земные челюсти совсем сомкнутся и расплющат нас. Молнии, соединяя их заранее, уже предчувствуют это и бесятся от радости. Какие-то пьяные гиганты там и тут утробно и надсадно урчат в тучах, будто их неудержимо рвёт. Тоже от качки?

Может, всё-таки Небо и Земля раскачались - а не один только маленький теплоход... "И силы небесные поколеблются..."(1). Веришь и не веришь собственным глазам. Почему столько воды... и почему так темно!? Фосфорные угличские часы Кирилла (он всегда носил их в память о маме, когда-то бесконечно давно их подарившей) показывали 6 часов и 6 минут. Прямо как в "предсказании", о котором говорила Марина! Кирилл, признаться, оторопел... Что же эти зловеще светящиеся цифры означают? Кроме простого напоминания о "больном Лобачевском". Они означают две вещи. Две "вещи, во тьме преходящия", говоря языком псалмов.

Первое - не рассвело. Как бы ни были густы тучи, но ведь по-любому в шесть утра в летнюю пору - практически уже день-деньской. Пока же нет ни намёка на свет или полусвет, неизбежный даже во время самой сильной утренней грозы. Вспомнилось из Толкина: "На следующий день не рассвело". И всё. Лаконично и просто.

Второе. Отплыли от Череповца вчера в шесть вечера. Сколько ж мог занять путь по Рыбинскому водохранилищу!? Оно, конечно, огромное, но всё же не до такой степени, чтоб плыть по нему ровно полсуток и до сих пор так и не приблизиться к противоположному берегу! По расписанию, ещё в 4.00 должна быть короткая техническая стоянка в порту, носящем символичное название Волга, а за ним начинается уже обычное волжское русло, совсем не похожее на море! Неужто и вправду весь мир затопило?.. Правда оказалась хуже вечерних фантазий?.. И бесстрастные корабельные часы на стене пунктуально подтверждают, что сейчас шесть...

(1). Лк. 21, 26

7. Битва в небе и на земле

Смотри, Господи: крепости от крепости - страх.

Мы, Господи, дети у Тебя в руках.

Научи нас видеть Тебя за каждой бедой.

Прими, Господи, этот хлеб и вино,

Смотри, Господи, вот мы уходим на дно...

Научи нас дышать под водой.

Б. Гребенщиков

Кто-то упорно дёргал и терзал пергаментный лист неба, усиленно и с треском отрывая от него какую-то печать, которая всё не хотела отрываться. Небо колыхалось и дёргалось.

Носовой салон был единственным на средней палубе, где не горел свет. В таинственной темноте он казался какой-то старинной астрономической обсерваторией. Его широкая стеклянная дуга позволяла обозревать весь плывущий навстречу горизонт, на 180 градусов. В свете молний как-то совсем уж "не в тему" мерцало полированное пианино. Оглушительно щёлкал за окнами корабельный флаг, как цирковой бич. И разыгрывалось представление: Светопреставление? Все вчетвером прильнули к хрустально-зернистым от брызг стёклам. Молнии казались следами стекающих капель, а следы капель - отпечатками молний.

Такие ночи, как сегодняшняя, в народе называли "воробьиными": когда от вспышек светло, как днём. Когда молнии прыгают, как воробьи. Играют многозарядно и припадочно. Когда Илья - в небе, а бесы в панике - везде. Когда в крошечной деревенской избе равно страшно от сил небесных и сил подземных. Но здесь...
– здесь, к сожалению, не изба! Здесь ещё и силы подводные.

– Интересно,а какая тут глубина и сколько до берега?
– прикинул вдруг Ромка.

– Кому что, а лысому расчёска!
– в привычном стиле отреагировал Санька.
– Вот какая вот тебе, на фиг разница, если ты всё равно плаваешь, как топор!? Сто метров до берега или сто тыщ километров...

– Мне из принципа интересно!
– возразил Ромка.

– А мы никогда не вернёмся к берегу!.. никогда к нему не вернёмся!..
– послышался истерический голос Веры. Она всё-таки вышла вслед за ними из каюты и нашла их в салоне.
– Берега - нет, и мы никогда не вернёмся! Запомните!

– Берег есть всегда!
– веско возразила Марина.

"Берег" ли от слова "беречь", или "беречь" от слова "берег", ясно только, что они - одного корня. Вера в берег сейчас стала равносильна вере в Бога.

Боязнь глубины - это отсутствие опоры. Бездна проверяет нас всех, "взвешивает": чего стоят все опоры нашей человеческой жизни?

– Не-не-не, это не совсем всемирный потоп.
– догадался Ромка.
– Прикиньте: вот по сравнению с земным шаром, Рыбинское водохранилище же - просто капелька. Значит, нас просто застигла... буря в стакане воды.

– Но если стакан вот так вот взять и выплеснуть наружу, это будет буря уже не в стакане. А вдруг нас выплеснуло куда-то, и это вовсе не Рыбинское водохранилище... и даже вообще не Земля?

– И "не на Земле" - тоже Бог!
– логично сказал Ромка.

– А мне кажется, скоро всё кончится, - почему-то уверенно предположила Марина.

"Мне тоже уже кажется, что скоро!.. Пора писать выпускное сочинение на тему "Как я провёл жизнь"– в духе чёрного юмора подумал Кирилл.