Верховный Издеватель

– Горе с тобой! Вот будешь теперь знать, как на ночь открытым оставлять.

Кирилл, хлюпая по полу, бросился к иллюминатору, получив возле него охлаждающую порцию прямо в лицо. Пахло свежей бездной. Водой и электричеством. Иллюминатор он резко захлопнул. Ловкий выпад следующей волны разбился о круглый щит, лишь брызнули по сторонам два веера в щели. Но едва Кирилл отпустил, круглая стеклянная крышка снова издевательски откинулась, громко и с наслаждением стукнув его по голове. Кирилл матюгнулся. Ладно, Ромка не слышал от грома. Опять с силой захлопнул. Стеклянная крышечка старинных часов... Ма-аленькая, всего где-то полметра в диаметре! На сей раз железная рама-ободок уже куда прочнее вошла в пазы, и Кирилл сумел что-то там завинтить по бокам. Вроде, больше не откидывается.

Кирилл вздохнул с облегчением. Серая драконья шкура за стеклом мерно вздымалась и опускалась - тоже от бездонных вздохов. Было в этом утробном дыхании бездны что-то грозное, как в агонии. Очередная молния отразилась как плывущая змея. Берегов не видать нигде. На плоском театральном горизонте тучи плыли над водой, как дым. Горит там что-то? Или это вода горит, как бумажный лист. Горизонт тлеет: мир - нарисованный, намокший и подожжённый. То и дело дым зловеще, со страшной скоростью подлетал к кораблю, и только тогда становилось заметно, что это просто набегают резкие порывы ливня. Они прогуливались над водой, как призраки, с шумом и стоном гонялись друг за другом. Причудливыми силуэтами шагали над волнами. И над всем этим хаосом почти без перерыва мигала молния - одна-единая Молния молний! Сирена тревоги, возвещающая конец света. Хотя она-то и есть свет! Зрелище было настолько нереальное... что на миг показалось, будто иллюминатор - просто дыра в другой мир. "Чаша" из прошлогоднего сна. Море диагональю стояло перед самым носом, почти упираясь в него, в нескольких сантиметрах. И то подступало снизу, как тошнота, то обморочно опрокидывалось на пару метров под иллюминатор, образуя между ним и собой мини-пропасть. И каждый раз казалось, этот наклон будет всё расти-расти: фиолетовая прозелень воды, как в термометре, поднимется выше окна, выше мачт корабля и мы будем медленно-медленно вниз головой погружаться на самое дно... а дна-то и нет! Но вдруг вектор падения зеркально менялся: иллюминатор неестественно задирался к облакам, молниям, и казалось... мы утонем, но не вниз, а вверх: не в море, так в дымном небе.

Кирилл отшатнулся от бесноватой дыры. Пусть себе там воплощённый жидкий ужас вздымается и опадает. Главное - сквозь закрытое стекло он уже не ворвётся внутрь каюты, не затопит наше осаждённое убежище. Так отшельники терпели-молились в келье, пока снаружи ярились и стучались бесы.

Отошёл от окна, собираясь вытереть воду. Однако через широко распахнутую дверь она от качки уже сама перекинулась-прожурчала в коридор по крошечному водопадику порога. Только блестящий след остался от ручьёв. Водные змеи переползли - и нырнули, как в норы, в толстый половик коридора, впитавшись в него без остатка.

Хлопала от качки - судорожно зевала, как при сердечном приступе - оставленная открытой створка двери. "Ну, Ро-омка! То иллюминатор, то дверь не закроет!.." Но от такой вот возможности поворчать было не так страшно. Хорошо, что он со мной!

Только... со мной ли!? Растеряли мы друг друга во тьме египетской! Чёрный коридор поглотил Ромку. Как до этого маму и Сашу. "Бум-бубум", - хлопала дверь в полнейшей пустоте, словно это был бой каких-то метафизических часов, возвещающих всеобщий конец.

Кирилл выбежал в коридор но, поскользнувшись на мокром полу, мгновенно растянулся, а дверь в каюту так же мгновенно захлопнулась. Полная чернота. Ловушка? Свет съеден? Последний человек из их каюты съеден. Что-то скрипело вокруг, как в гигантской мясорубке. Это голос железной черноты - так она и должна скрипеть. Ничего живого: только мёртвые, скрипящие, как ножи, стены.... Так выглядят коридоры в том прошлогоднем сне. Нет, не прошлогоднем - вечном...

К наружному шуму волн добавлялся треск и скрежет самого корабля: стыков, креплений, переборок - всего этого полувекового "хозяйства". "Корабль времён Гагарина!" - помнится, выразился кто-то. Он и на обычном-то ходу дребезжал, как старая дрезина: все его переборки продолжали своими колебаниями вибрацию двигателей, как движения крыла продолжают движение птичьих мышщ, а стучащие зубы продолжают ритм лихорадки.

Сейчас корабль не то что лихорадило, а... будто гигантские жуки-точильщики работали в каждом углу его кают, коридоров и салонов. Вдруг среди этой скрежещущей мертвенности послышались какие-то человеческие звуки за стеной. "Конец! конец!.. Господи, спаси и помилуй!.." Кирилл вздрогнул. Ему стало страшно за Веру– за тот страх, который сейчас испытывает она.

В темноте Кирилл неожиданно наткнулся на кого-то. На миг ему показалось, что это Вера раздвоилась - присутствует одновременно и в каюте, откуда только что доносился голос, и здесь, в преисподнем мясорубочном коридоре. Но тут над ухом прозвучал привычный ромкин голос: "Дело сделано... Возвращаемся втроём". Опять послышались причитания из вериной каюты.

– Что, ей там совсем плохо? Или это мы правда тонем?
– поинтересовался Саша.

Он, как и Кирилл, пока не решил, что из этого хуже.

– Ну, а может, это даже что-то типа конца света?
– продолжил перебирать варианты уже Рома.

– Не, Ром. Если тебя тошнило, то это точно не конец света. В конце света уже никого не будет тошнить.
– сказала Марина.

На ходу сам собой открылся такой симптом Апокалипсиса. Ромка хмыкнул.

– О! У меня, оказывается, в кармане фонарик был, а я забыл!
– обнаружил вдруг он.
– Да будет свет!

Марина тем временем постучала в дверь:

– Вер, пойдём наверх. Постоишь с нами за компанию, пока шторм кончится.

– А он не кончится!

– Всё на свете когда-нибудь кончается, - сказала Марина...

– Ваш мир кончился, а шторм не кончится, - буркнула Вера.

– Пойдём с нами!
– позвал через дверь и Рома.

– Нет, я здесь останусь! Здесь лучше умереть.

– Что делать, мам?
– вопросительно посмотрел Рома.

– Идти пока на верхнюю палубу!
– решительно сказала Марина, понимая, что паника заразительна, а трюм во время шторма опасен... для психического здоровья.

Ромка потом сознался, что в каюте чувствовал себя, как в лифте, везущем на нижний этаж океана. Все торопливо пошли наверх!

От качки то и дело натыкались на стены, как пьяные. Луч метался так, что казалось, Ромка фехтует световым мечом. Да, настоящий световой меч из "Звёздных войн". Бело-синеватый, он стукался о стенки коридора с бесчисленными закрытыми дверями. Что-то в этом длиннейшем коридоре было зловеще-величавое.

– Как в компьютерной игре!
– не удержался от сравнения Ромка.
– Щас монстры полезут.

Монстры лезть не спешили, но всё вокруг ревело, а фонарик по-прежнему оставался единственным источником света в вибрирующем "подземелье".

– Интересно, а "шторм" и "штурм" не от одного слова произошли?

Кирилл был не специалист в филологии - но порадовался, что Ромка и в опасности ничуть не утратил извечного любопытства.

– Исследователь! Профессор!
– потормошил он брата за плечи ("Ой, хоть ты не тормоши - и так качка. Ты меня ещё больше раскачаешь" - полушутливо пропищал тот).
– Если б тебя вели на казнь, ты до последнего думал бы над проблемой: есть ли связь между "казнью" и "казной".

– А есть ли связь между "казнью" и "казной"?

– Е-есть!.. И шторма со штурмом, и казни с казной, и идиота с идеей.

– Ну, уж идиота с идеей вряд ли!
– засмеялся Ромка.

– Почему! Где идея, там и идиоты... которые её обязательно исказят.

– А между казнью и казной тогда - какая связь?

– Большая! Ты что: и то и другое относится к власти! "Наказывать" - значит, "править": такой изначальный смысл. "Наказ" - это "закон". "Казна" - это то, чем власть владеет. "Казённый" - значит, принадлежащий власти.